Один семестр. Только один небольшой семестр, и они оба будут свободны. Они смогут раскрыть свои отношения. Блаженство…

В коридоре, время от времени, попадаются опоздавшие. Наконец дверь офиса распахивается, и две девушки вываливаются шквалом крошечных топов и ярких резинок для волос, выглядя очаровательно: «я просто набросила то, что попалось под руку». Эрин всегда завидовала этому. Они едва удостаивают ее взглядом, но какое–то чувство приличия удерживает ее от того, чтобы бросится внутрь до того, как дверь захлопнется. Нет необходимости, привлекать внимание к своему кофе–на–двоих выступлению. Действуя непринужденно, она подтягивает свой рюкзак на плечо и тянется к дверной ручке. Когда за своей спиной, слышит, их разговор:

– Вы видели его лицо? – спрашивает одна из них, хихикая.

– Я не могла перестать смотреть, но не в хорошем смысле, – отвечает другая.

Эрин замирает. Она держит ручку двери, ошеломленная их ужасными словами. Они не предпринимают никаких усилий, чтобы звучать тише, несмотря на то, что они отошли только на пару шагов. Она не уверена, слышит ли их Блейк внутри, но если бы она открыла дверь, то он, конечно бы услышал.

– Да, но когда он отвернулся… блин, так я не возражаю на него поглазеть.

– Хм–м–м, – соглашаются остальные.

– Это была прекрасная задница, без сомнения. Когда он поворачивается в другую сторону, я могу смотреть на него весь день.

Они продолжают идти дальше по коридору, а внутри нее клокочет гнев. Она всегда считала себя открытой феминисткой, поэтому конечно материализм или подлость задевают ее. Но здесь они направлены не просто на человека, а на человека, о котором она заботится. Человека, которого она любит.

С трудом сглатывая, она толкает дверь.

– Эй, профессор, найдется для меня минутка?

Блейк поднимает свой взгляд на нее и улыбается.

– Для тебя, всегда.

Может быть, в первый раз за все время, она изучает его критически. Одна половина его лица – красива, даже очень. Другая – покрыта тяжелыми ожоговыми шрамами от верхней губы к виску. Его глаз по–прежнему функционирует, но форма века не соответствует другой стороне, делая лицо искаженным.

Она любит в нем все. Храбрость, которую он проявил на военной службе. Храбрость, которую он показывает, выходя в мир, несмотря на то, что о нем думают люди. Как драгоценно то, что он жив, и что он с ней.

Переполненная внезапными эмоциями, она ставит кофе на ворох бумаг и бросается к нему на шею. Он ловит ее с природной грацией, и тут же заключает в крепкие объятия.

– Что на тебя нашло? – спрашивает он слегка посмеиваясь.

Я так горжусь тобой. Но она не может сказать ему этого, если он услышал тех девушек. Кажется, он прибывает в хорошем настроении. Вместо этого она произносит:

– Скучала по тебе.

– Ты видела меня прошлой ночью, – напоминает он ей.

Она отстраняется, хитро улыбаясь.

– И сегодня утром.

Его глаза темнеют, и она чувствует его эрекцию низом живота. Он так быстро возбуждается и всегда готов для большего.

Удерживая его пристальный взгляд, она опускает руку вниз. Его живот напряжен под рубашкой и майкой, которые она видела, как он надевал сегодня утром. Ее пальцы пересекают рубеж его пояса, как будто это проклятый Рубикон, роковая черта. Они в его офисе, но они одни… и, черт побери, она чувствует потребность порадовать его. Доставить удовольствие, после того, как те нелепые девушки пятнали его, знает он об этом или нет. Она прикасается к его члену, большому и пульсирующему.

Он вздрагивает от прикосновения ее рук и стонет:

– Эрин. Эрин.

Ей нравится слышать свое имя из его уст.

– Да? – спрашивает она невинно. – Что–то не так?

Он выдыхает что–то, что она не может понять. Это не имеет значения. Его тело говорит ей все, что нужно знать; жар под ее ладонью, дрожь его бедер под гладкими брюками. Возбуждение, которое ни тонкая шерсть, ни белье не в состоянии скрыть. Он нуждается в этом так же сильно, как и она. Боже, он отлично выглядит в костюме. Она не стала бы обвинять тех девушек с их глупыми взглядами, если бы они не были так жестоки, говоря о его шрамах.

Она опускается на колени, аккуратно подталкивая его к стене. Их тела блокируют дверь; никто не сможет войти и увидеть их. Но кто–то может попытаться, и что они придумают в оправдание того, что дверь закрыта? Еще хуже, если кто–то снаружи будет стоять очень близко и очень тихо, и сможет услышать рваные вдохи, издаваемые Блейком, скрежет его молнии, когда она тянет собачку вниз, низкий стон, когда она вытаскивает его член, кожа к коже.

Риск возбуждает ее. Все это так отличается от безопасного окружения его спальни. Это как заявление. Утверждение о своих намерениях. Он мой.

Он кажется тяжелым в ее руке, не тот вес, который можно ожидать от человека, не занимавшегося сексом месяцами. Вместо этого он именно такой каждый раз. Достаточно большой, чтобы заполнить ее ладонь, ее лоно… ее рот. Грешная улыбка изгибает ее губы.

Его нос раздувается сильнее с правой стороны, чем с левой.

– Боже, Эрин. Что ты со мной делаешь?

– Мне стоит остановиться, профессор Моррис?

***

Стоит ли ей остановиться? Нет, не останавливайся никогда!

Подожди–ка. Блейк заставляет лихорадку похоти отступить, позволяя своему разуму очиститься и действительно подумать о том, что они делают. Она выглядит так красиво, с этими полными губами, опухшими и розовыми. Ее темные, знойные глаза, в которых возбуждение плещется так, что он почти не в состоянии контролировать себя, почти не может остановиться. Но она заслуживает лучшего, чем делать это на коленях в этом пыльном офисе, куда кто–то может войти. Она заслуживает гораздо лучшего, чем он, но теперь, когда он заполучил ее, он не планирует оставлять ее в ближайшее время.

Он должен быть в состоянии управлять собой лучше, когда–то он был так хорош в умении отказывать, но, черт побери, он хочет эти розовые губы на себе, он хочет ее – сладкую, жаркую. Он хочет намного большего. Ее стонов, ее удовольствия.

– Ты уверена, что мы должны делать это здесь? – Его голос выходит хриплым, противореча смыслу его слов. Он хочет этого, и это настолько чертовски плохо.

Она сжимает нежно, заставляя его бедра дернуться. И улыбается, довольная своей властью.

– Если ты скажешь мне, чтобы я остановилась, я сделаю это.

Ах, черт возьми. Так прекрасна. Он зажмуривается от ее вида, но он не сможет продержаться долго, чувствуя лишь легкое прикосновение ее дыхания к своему члену.

– Эрин.

– Да профессор?

Он прикрывает глаза, чувствуя себя на грани какого–то открытия, на краю обрыва, и он прыгнет, только чтобы быть с ней.

– Тебе нравится это? – удивление наполняет его голос. Удивление и изумление.

Небольшая улыбка расплывается по ее губам, хотя она не отвечает.

– Мысль, что кто–то мог бы вломиться к нам. Это заводит тебя. Это тебя волнует.

Ее щеки темнеют от румянца. Она не отрывает взгляд от его члена, пока ее руки начинают равномерно двигаться. Он не будет отвлекаться.

– Встань, – хрипло приказывает он. – Позволь теперь позаботиться о тебе.

Она качает головой, медленно и с показной скромностью. Боже, она так заводит его. Она лишь взглянет на него улыбаясь, а он уже набирая обороты, готов взорваться. Но когда она такая, как сейчас… соблазнительная, властная, он готов упасть к ее ногам.

Но это не то, чего она хочет.

– А может быть, власть тоже, – размышляет он. – Тебе нравится контролировать меня. Ролевая игра.

– Ну, ты же профессор.

– А ты – студентка. Непослушная студентка.

Она улыбается.

– Я?

О да. Для нее, он будет играть в любую игру, заплатит любую цену, и это совершенно не трудно.

Он опускается перед ней на колени, берет ее лицо в свои руки и мягко целует в лоб.

– Все верно. Входишь в офис профессора и вынимаешь его член. Ты делаешь это для всех своих преподавателей?