— У нас те же проблемы, пап. — Василиса вернулась с противоположной стороны «салона» транспорта. — Дома… мы никогда не могли так хорошо ощущать твои эмоции, буквально угадывать, о чем ты думаешь. Здесь мы смогли ощутить, как нас любит родной отец… а потом сами, своими же руками сделали с тобой… такое. Приходится постоянно напоминать себе, что ты сделал это ради нас всех, ради мамы, что выбора другого просто не было. Псионика — чудовищная штука… Прости…

От этих простых слов повеяло таким… Мне внезапно показалось, что я уже почти старик, а напротив стоит моя взрослая дочь, уже сама воспитавшая детей. Новое наваждение длилось не более секунды, но я успел полностью «насладиться» ощущением «жизнь прошла» и «вот и выросли мои дети, и стали меня понимать». Моргнул — и передо мной опять внутренности транспортного агрегата мерха и десятилетняя девочка. Девочка с недетскими глазами… впрочем, противоестественно–взрослое выражение лица уже покидало лицо дочери — вместе с одинокой слезой, медленно скатывающейся по щеке. У меня в глазах тоже защипало. В этот раз я не испытывал никаких проблем при выражении чувств — прижал к себе ребенка и ощущал только одно: я защищу их, защищу любой ценой! Пусть даже придется пойти на в сто крат худшие жертвы, чем сейчас. Я понял, что «увидел» в своем воображении. Да, дети могли и не найти кристалл или не начать искать — мало ли, почему. Я бы остался отцом–одиночкой, снедаемый черной меланхолией — кто знает, удалось бы мне ее победить? Удалось бы НАМ справится с пропажей Наты? Наверняка наша семья распалась бы, стоило детям дорасти до совершеннолетия: очень тяжело простить друг другу это вечное напоминание о прошлом самим фактом своего существования. Наверняка дети и свои пси–способности постарались бы забыть: прошлое — прошлому… Но! Мы нашли камень Наты, мы нашли капсулу, мы даже чертова мерха нашли и… использовали. Мне тридцать пять, а детям — двенадцать и десять, и все будущее еще впереди! Мою жену, мать моих детей — еще можно найти: если не на этой планете, так в этой Вселенной обжитых планет хватает! Не позволю себе проиграть! Особенно какой–то мутной дури в собственной голове.

13 — Нет, это не «Безумный Макс», это «Звездные Войны». — Василиса накинула на голову капюшон самодельной накидки «премилого» оранжевого цвета, одернула слишком длинные рукава так, чтобы те закрывали кисти рук. — Силу почувствуй, юный падаван. Поможет тебе она… но темной стороны берегись!

— Мы уже давно на Темной Стороне тогда. — Фыркнул Егор, недоверчиво изучая, как я «режу» и «склеиваю» оставшуюся часть термоэлектрогидроизоляционной неткани. Неткань — это наиболее близкий перевод термина, в оригинале что–то вроде сокращения от словосочетания «нетканое полотно». В данном случае «полотно» само по себе было многослойным композитом из… н-да. Ну, пусть будет слово — неопластик. То есть, как бы дальний потомок обычных пластиковых пленок, но одновременно и керамических волокон, и еще хрен знает чего. В Академии мерха вроде как учили истории развития науки и техники, вот только он именно эту часть обучения почти начисто забыл, причем, такое чувство, сразу, как сдал. Впрочем, я тоже «историю вычислительной техники», например, сдавал, а помню… разностную машину Бэбиджа, женщину–математика англичанку Аду, в честь которой первый алгоритмический язык программирования назвали, и… упс. А, ладно…

— Если мы на Темной Стороне, то где моя Молния Силы? — Резонно возразила Василиса. — А еще — светящиеся желтым глаза? Как раз к этом оранжевому балахону в цвет.

— Попросить папу, чтобы он тебе еще и сумочку раскроил, тоже под цвет?

— Зачем мне сумочка, когда у меня есть замечательный брат, освоивший пси–усиление тела? Который и понесет все наши вещи… в оранжевом мешке! Личный носильщик будет так здорово сочетаться с цветом этого милого плащика…

— Па–ап, может, хоть рюкзаки оставим свои, а не будем делать из этой… изоленты? — Буквально взмолился сын. — А то действительно, будем как те деды морозы: «А что в мешках?» «Подарки!» «Так это все нам?!»

— Гор, я же вам уже объяснил — тут так не ходят. — Я отложил в сторону продвинутый гибрид паяльника, сварочного аппарата и ножа: близким аналогом его названия на русском, если откинуть слово «палка» будет… пожалуй, «стило». Только этой штукой можно было задавать неткани швы и границы, которые она не пыталась «зарастить», растекаясь, по возможности, до границ рулона, из которого она была вырезана. «Изоленту» я нашел тут же, в «предбаннике» подземного комплекса, ориентируясь по знаниям донора памяти. Да, даже в другой вселенной слесари и инженеры прячут излишки — дабы следующую порцию ремматериалов не уменьшили. Конкретно изоляцию в рулоне запихнули в один из кабельных колодцев, подходивших по размеру. Найти оказалось достаточно просто — при демонтаже про «заначку» и не вспомнили.

— Вообще–то, пап, то, что на тебе, от наших вещей по виду не сильно отличается… — Осторожно потрогал рукав мерховской куртки старшенький. Вася хмыкнула — уж она–то отличия видела прекрасно: маленькая, но «настоящая женщина». Меня же в очередной раз слегка передернуло. Спасибо за напоминание, блин…

Да, я снял одежду с трупа. Что уж теперь–то — после копирования памяти? Тем более, она мне действительно была нужна. Тщательно отчистил шандой, а потом и вовсе поставил «фонарь» в режим «обеззараживания помещения» на полную мощность на двадцать минут — как раз столько, чтобы превратить застывший труп в прах. Мы еще раз поднялись с детьми на поверхность и в полном молчании развеяли прах по ветру, отдавая последнюю дань и выполняя последнее желание безымянного инженера — чтобы в конце концов все окончательно решилось без него. Мне же достался комплект одежды — «в наследство»…

Современная одежда развитых цивилизаций во Вселенной–один имела регулируемый размер, могла герметично застегиваться, сама регулировала влажность и температуру внутри, часто могла впитывать органические выделения — последнее ограниченно. И все это только за счет ткани… вернее — неткани. Дополнительные опции, как то же армирование, в материал вплавлялись отдельными интегрированными приборами. Комплект «мастера на все руки» только внешне был похож на образцы двадцать первого века с Земли — на самом деле, рабочая одежда мерха представляла собой армированный скафандр, разве что без шлема и сервоприводов. И увы — собрал «с миру по нитке» и таскал на себе все это великолепие предыдущий владелец не от хорошей жизни. В коммуникациях города, кроме небезопасной плесени и грызунов типа крыс нескольких видов (откуда только взялись?), вполне можно было вляпаться в кислоту, наступить в лужу жидкости под напряжением… или встретить людей, что было совсем плохо. Мерхов обычно не трогали — это считалось не по понятиям, но, кроме организованных бандитов, наркодельцов и редких наемников, существовало «совсем дно». Опустившиеся уже–не–люди были готовы прирезать за небольшое количество денег или вещей на перепродажу… или просто «под кайфом»… или придумать еще чего «поинтереснее». Просто удивительно, как быстро — быстрее плесени на трубах и кабелях! — наросло на человеческом обществе… такое.

— Понимаешь, Егор. — Я помолчал, уже привычным усилием воли прогоняя из головы посторонние мысли. — Заявиться в Танис в нашей одежде с Земли — все равно что приехать погулять по Москве в настоящих рыцарских доспехах и одежде семнадцатого века. Причем погулять не где–нибудь в центре на Арбате, а в «четком»[7] районе города типа Митино[8] ближе к вечеру. Мало того, что все коситься будут и снимать на телефоны, так еще и обязательно найдется кто–нибудь, кто поймет — не бутафория. Дальше объяснить, что будет? Причем учти — в столице люди легко себе объяснят твой наряд как «переодеться с фестиваля забыли» или «опять рекламу раздают», а здесь такого точно нет. И ткацких фабрик нет. Зато — любителей поживиться за чужой счет хоть отбавляй, в том числе и челноком с космического корабля — потому что откуда здесь еще могли взяться «ряженые» в дорогущем старье, да еще и совсем уж редкого детского размера?