Её свободная рука схватила мои яйца, и это чуть не довело меня до высшей точки.

– Мне нужно быть внутри тебя, – сказал я.

Она не ответила, поэтому я поднял её в положение стоя, а затем подтянул её колено к моему бедру. Она схватила меня за уши и потянула к своему рту, и я принял позу, решив опустить её на мой член – медленно, ведь она почти довела меня до безумия. Я поднял другую её ногу. И когда я подвинулся, чтобы принять позицию, я потерял опору. Америка завизжала, когда я искал, за что бы схватиться, чтобы спасти нас, а потом я приготовился к падению. Нейлоновая занавеска сорвалась с колечек, дав нам лишь полсекунды, прежде чем моя спина шлепнулась об пол.

Я хмыкнул и посмотрел на Америку, чьи волосы были мокрыми, а глаза зажмуренными. Один нефритовый глаз распахнулся, и другой вслед за ним.

– Боже, ты в порядке? – спросил я.

– А ты?

Я выдохнул смешок.

– Думаю, да.

Она закрыла рот рукой и захихикала, заставляя мой смех вырываться из моего горла и раздаваться во всей квартире. Вскоре мы уже вытирали глаза и пытались отдышаться.

Хихиканье утихло, а мы оставались на полу, вода капала с нашей кожи на плитку. На носу Америки образовалась капелька и упала мне на щеку. Она вытерла её, а её глаза скользили туда–сюда, ожидая, словно ей было интересно, что я скажу дальше.

– У нас все будет хорошо, – сказал я мягко. – Я обещаю.

Америка села, и я сделал то же самое.

– Нам не нужно делать то, что делают все остальные, чтобы быть счастливыми, правда? – в её голосе послышалась грусть.

Я проглотил комок, образовавшийся у меня в горле. Не то, чтобы я не хотел делать то, что делали все остальные. Уже долгое время я хотел то, что у них уже было.

– Нет, – сказал я. Впервые с тех пор, как мы встретились, я солгал Америке.

Мне было слишком стыдно признаваться ей, что я хотел этих вещей – колец, клятв, ипотеку и детей. Я хотел всего этого. Но было слишком тяжело сказать неординарной девушке, что я хотел обычной жизни с ней. Мысль, что мы не хотели одного и того же, и что это означало, пугала меня, поэтому я загнал её вглубь своего сознания, туда же, где я хранил воспоминания о маме, плачущей о тете Диане, настолько далеко, что мое сердце не чувствовало этого. 

Пальцы моих ног сверкали на солнцесвеже накрашенными ярко–розовыми ногтями. Я перебирала ими, наслаждаясь легким блеском пота на моей коже и жарой, поднимающейся от мостовой, окружавшей бирюзовую воду. Я уже определенно обгорала под яркими лучами, но оставалась на белой пластиковой решетке своего шезлонга, счастливо пропитываясь витамином D, даже несмотря на маленьких засранцев из номера 404В, плескавшихся как варвары.

Мои солнечные очки упали в десятый раз, соленые капли на переносице заставляли их скользить, словно кусочек тающего масла.

Эбби подняла свою бутылку с водой.

– Выпьем за совместный выходной.

Я подняла свою и коснулась ее.

– Поддерживаю.

Мы обе опрокинули наши напитки, и я почувствовала, как прохладная жидкость скользит по моему горлу. Я поставила бутылку рядом с собой, но она выскользнула из моей руки и закатилась под шезлонг.

– Вот блин, – сказала я, протестуя, но не двигаясь. Было слишком жарко, чтобы двигаться. Было слишком жарко, чтобы делать хоть что–нибудь, кроме как оставаться в помещении с кондиционером или лежать у бассейна, время от времени окунаясь в воду, пока мы внезапно не сгорим.

– Во сколько Трэвис заканчивает работу? – спросила я.

– В пять, – выдохнула она.

– Когда он снова уедет из города?

– В ближайшие две недели он здесь, если ничего не возникнет.

– Ты невероятно терпеливо к этому относишься..

– К чему? К тому, что он зарабатывает на жизнь? Что есть, то есть, – сказала она.

Я повернулась на живот, лицом к ней, и моя щека прижалась к пластику.

– Ты не беспокоишься?

Эбби опустила очки и посмотрела на меня поверх оправы.

– А я должна?

– Нет. Глупость сказала. Не обращай на меня внимания.

– Думаю, солнце поджарило твой мозг, – сказала Эбби, надвинув очки. Она откинулась в своем шезлонге, и ее тело расслабилось.

– Я сказала ему.

Я не смотрела на нее, но чувствовала, как Эбби уставилась на меня сбоку.

–Сказала кому и что? – спросила она.

–Шепу. Я сказала ему – типа, как бы – что я готова.

– Почему ты не скажешь ему уверенно и прямо, что ты готова?

Я вздохнула.

– С таким же успехом я могла бы сама сделать ему предложение.

– Вы двое задолбали.

– Он говорил что–нибудьТрэвису?

– Нет. И ты знаешь, все, что Трэв говорит мне по секрету, недоступно.

– Это нечестно. Я бы сказала тебе, если бы знала, что это важно. Ты дерьмовая подруга.

– Но я отличная жена, – сказала она без оттенка извинения в голосе.

– Я сказала ему, что нам надо съездить к моим родителям до начала занятий. Дорожное путешествие.

– Весело.

– Я надеюсь, он поймет намек, чтобы спросить еще раз.

– Мне посадить зернышко?

– Оно уже посажено, Эбби. Если он не спросит меня, значит, он не хочет… больше.

– Конечно, хочет. Вы вместе уже три года. Это тебе не три месяца, и девушки определенно ждали кольца и подольше этого. Я думаю,тебе так кажется, потому что мы с Трэвом так скоро сошлись.

– Может быть.

– Потерпи. Отказ тяжело вредит их эго.

– Трэвис, кажется, не возражал.

Она проигнорировала мой выпад.

– Дважды – это в два раза дольше.

– Давай, потычь меня носом, сучка, – огрызнулась я.

– Я не имела в виду…, – Эбби взвизгнула, когда была поднята с шезлонга и оказалась в руках Трэвиса. Он сделал два длинных шага и прыгнул в бассейн. Она все еще кричала, когда они выплыли на поверхность.

Я встала и подошла к краю, скрестив руки на груди.

– Ты рано освободился.

– Занятие в тренажерном зале отменилось.

– Привет, малышка, – сказал Шепли, обхватывая меня руками.

В отличие от Трэвиса, он был полностью одет, поэтому я была в безопасности.

– Привет, – начала я.

Но Шепли наклонился, и вскоре мы падали в бассейн, как опрокидывающийся столб.

– Шепли! – вскрикнула я, когда мы ударились о поверхность воды, прежнем чем погрузиться.

Он оттолкнулся и потянул меня за собой, сжимая меня в руках. Он покачал головой и улыбнулся.

– Ты придурок! – сказала я.

– Это не было задумано, но на улице больше сорока гребаных градусов. Я уже испекся, – сказал Шепли.

Маленькие засранцы из соседнего дома брызнули на нас, но всего после одного нахмуренного взгляда Трэвиса они повылезали из бассейна.

Я запечатлела поцелуй на губах Шепли, чувствуя на них вкус хлорки.

– Ты подумал о поездке? – спросила я.

Он покачал головой.

– Я посмотрел погоду. Надвигается кое–что страшное.

Я нахмурилась.

– Правда? Я выросла в Аллее Торнадо. Думаешь, меня волнует погода?

– А если будет град? Чарджер…

– Хорошо, возьмем Хонду.

– В Уичито? – его нос сморщился.

– Она сможет сделать это! Она уже это делала! – сказала я, защищаясь.

Шепли медленно прошел к краю и поднял меня на бетон. Он вытер воду с лица и покосился на меня.

– Ты хочешь поехать на Хонде к твоим родителям в выходные, когда будет шторм. Что такого срочного?

– Ничего. Я просто подумала, что будет неплохо уехать.

– Только вы двое. Особое путешествие, – сказала Эбби.

Когда Шепли повернулся, чтобы посмотреть на нее, я выстрелила в лучшую подругу предупреждающим взглядом. Ее стоическое выражение лица ничего не выдавало, но я все еще хотела прибить ее.

Она обменялась взглядами с Трэвисом, а затем повернулась лицом ко мне, и смущение проявилось на ее лице.

– Это даст вам время поговорить, я думаю. Мы были заняты. Это будет неплохо.

– Точно, – сказала я.

Когда я произнесла эти слова, что–то загорелось в глазах Шепли, и, казалось, миллион мыслей пролетело в его голове.