— Неужели нельзя предусмотреть каких-то паролей, знаков?

— Но как? Самое трудное в разведке в военных условиях — это возвращение. Были случаи — гибли на этом последнем этапе.

— Мне об этом не раз говорил генерал Дроздов, возглавлявший десятилетия спустя нелегальную разведку. Возвращение может стать, и становилось, этапом еще более сложным, чем вступление в жизнь под новой легендированной фамилией. Тут всего не предусмотришь.

— Известный фронтовой разведчик, писатель Овидий Горчаков рассказывал мне, как его три раза зверски избивали, когда он возвращался к своим. Говорите, подать условный знак? Но какой, для кого он, этот условный знак? С кем и когда могли условиться? Горчаков кричал, молил: я — военный разведчик, ребята, что вы делаете? Один раз уже думал — конец, не отдышаться. Так и с Кузнецовым.

И вот что мне удалось установить. Вышли они втроем на хутор Борятино и там издалека увидели людей в военной форме. Кузнецов послал Белова к крайней хате. Тот постучался, спросил: войска есть? И ему сказал, что есть, только не ваши, а с зирками, то есть со звездочками.

— Наша Красная армия?

— Это были бандеровцы. А Кузнецов и его ребята приняли их за своих: бандеровцы были переодеты — этот прием они, мерзавцы, часто применяли — в советскую военную форму. Стычка, бой, пальба — и Николай Кузнецов и двое его ребят убиты.

— А как же история о том, что, не желая сдаваться в плен, Кузнецов, окруженный бандеровцами, взорвал себя противотанковой гранатой?

— Она меня больше всего угнетает. Ну, представьте себе — как это возможно? Граната должна с силой удариться о броню. Нет, всё это вранье.

— А что правда?

— Правда то, что пакет с донесением, подписанный «Пух», попал к бандеровцам. И только тогда те поняли, кого они убили. И началась торговля. Сообщили немцам, что разведчик взят полуживым, и в качестве доказательства дали отчет. Поставили условие: в обмен на Пуха — Зиберта освободить арестованных детей и жену одного из своих главарей Лебедя. Бендера был под арестом, и Лебедь его фактически замещал. В конце концов немцы согласились и обещание выполнили, улучшили жене и детям Лебедя условия содержания в лагере, стали хорошо кормить. Прошла неделя. Кузнецов мертв, а бандеровцы говорят немцам: он убит гранатой при попытке к бегству. Как можно убить человека при попытке к бегству? Только пулей. Так заварилась вся эта липа. Да они бы Кузнецова берегли как драгоценность — он бы был их единственной разменной валютой.

Немцы послали на место боя специальную группу СС и убедились, что Зиберт — Пух и еще двое погибли в бою. Каминского и Белова похоронили в соседней деревне. Поп Ворона, совершавший обряд погребения, рассказывал, что немцы привезли двух людей. Оба — в немецкой форме, но без погон. Видимо, это и были друзья Кузнецова.

— А почему, Теодор Кириллович, вы считаете Кузнецова трагической личностью?

— Тяжело у него складывалась жизнь. Ему везде завидовали. Яркая личность всегда вызывает сложные чувства. Человек ни в каких школах — ни разведывательных, ни диверсионных не учившийся, превратился в одного из величайших мастеров редчайшей профессии. Одарен с рождения способностями разведчика. Впитывал всё как губка. А его — дважды гонят из комсомола, исключают с последнего курса техникума. Или эта уже упоминавшаяся история, когда попались на махинациях его начальники, а ему — пусть не срок, но условно. Ведь Кузнецов их разоблачил, выдал милиции. Им дали по четыре — восемь лет, а Кузнецову «всего-навсего» год исправительных по месту работы минус 15 процентов зарплаты. Считается, будто он отнесся к этому спокойно — ерунда, формальности. Нет. Это травма на всю жизнь. И судимость на нем оставалась. Еще один арест — уже во время работы негласным агентом.

— Об этом я не слышал.

— Его тогда чуть не подвели под самую страшную в ту пору 58-ю статью — расстрельную. Допустил по неопытности несколько ошибок. Переживал, каялся, что никакого злого умысла не было. А ему чуть не припаяли предательство с контрреволюцией. Мог бы сгинуть: провел несколько месяцев в подвалах внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД. Уже в Москве рассказывал своему другу юности, что прошел через жуткие испытания. Даже волосы на голове выпадали. К счастью, нашлись смельчаки, рискнувшие ради «Ученого» личной безопасностью. Убедили начальство, что допустил молодой парень халатность, а его способности органам еще потребуются. И добились его освобождения.

— Вот о чем раньше никогда не упоминалось. Значит, и Кузнецова сталинские репрессии коснулись?

— Коснулись. И в душе всё это оставалось. И попав в Москву в начале 1940-х, Кузнецов вспоминал не только своих родственников, но и обидчиков. Даже писал злейшему врагу письма: я в столице на особой работе, объездил всю Германию, воевал с финнами. Сплошной вымысел, чистая мистификация. Никогда он за границу не выезжал.

— Согласитесь, есть тут признаки авантюризма.

— Многим великим людям они присущи. Но одно то, что Кузнецова приняли в отряд Медведева, где собрали людей исключительно проверенных, уже свидетельствовало о большом доверии. Может, и оставалось у Кузнецова после всего пережитого чувство обиды, но преобладало желание доказать, что он лучший, что нужен стране. Иногда он говорил во сне, причем по-русски. И врач партизанского отряда Цессарский, с которым они делили кров, его тормошил, будил. И отучил-таки.

— Читал об этом в ваших книгах.

— Но что именно говорил Кузнецов, я узнал у доктора Цессарского сравнительно недавно. Разведчик всё время повторял: «Я еще им докажу, кто настоящий патриот». Слово в слово. Сидела в нем эта боль, не давала покоя. И прорывалась вот так. Когда он уходил на задания, оставлял прощальные письма. И командир отряда Медведев однажды сказал: «Николай Иванович, вы знаете (Медведев почти со всеми был на «вы»), с таким похоронным настроением идти на задание нельзя». Одно письмо Медведев даже разорвал. Одно, впрочем, сохранил.

Или вчитайтесь в строки письма брату Виктору, написанного Николаем Ивановичем перед отправкой в отряд: «Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов за то, чтоб я вернулся живым. Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это»… И еще есть одна деталь, которая будет хорошо понятна людям старшего поколения. Николай Кузнецов, вопреки общепринятому мнению, никогда не был членом партии. Это им, комиссарам, партийцам, доверяли самые ответственные дела. Но Кузнецова с его сложнейшей биографией, боюсь, в партию тогда не приняли бы.

Во всем этом и был его трагизм. Полная готовность к самопожертвованию, мысли о смерти. Эта готовность отдать жизнь могла в тяжелейший момент сыграть свою трагическую роль.

— Как вы считаете, все ли факты биографии Кузнецова известны?

— Основные, пожалуй, да. Но что все… Нет, я бы пока утверждать это не рискнул. Не исключено, что ряд немецких документов, касающихся Кузнецова, хранится в архивах наших тогдашних союзников американцев. Они захватили их в 1945-м уже на территории Германии. Ведь всё, что мы знаем о разведчике, это данные с нашей стороны. А донесения немецких разведчиков о нем из довоенной Москвы? А запись разговоров с ним? Или, может, даже попытки вербовок Руди Шмидта? Ведь есть у спецслужб США полный и до сих пор не опубликованный отчет о деле «Красной капеллы». Ведь нашел же командир отряда Медведев в освобожденном Львове в архивах гестапо отчет Кузнецова за подписью «Пух». Вернее, копию этого отчета. Оригинал начальник тамошнего гестапо переслал в Берлин Мюллеру.

Да, у Дмитрия Медведева оставалась надежда, что Кузнецов жив. Настолько верил он в друга. И командир «Победителей» стремился отыскать хоть какие-то его следы, установить истину. Что, если ранен или ушел с отступающим вермахтом на Запад и не имеет возможности восстановить связь? Всё может быть. И всё бывало.