Много раз подолгу мучительно раздумывала я над тем, что сейчас изложила вам в этих строчках, мой друг… И бывало вдруг ярко вспомнятся сияющий жаркий день в городе, на берегу Зеленого озера, и пышные букеты пунцовых роз, и потрескавшиеся бетонные ступени крыльца таинственного дома, и странная встреча с незнакомцем.

Была ли связь между этими событиями?

Снова и снова припоминала я все детали таинственных происшествий, случившихся со мной в последнее время, и из отдельных штрихов составлялась картина, которая казалась все фантастичнее и невероятнее…

Вспомнилось, как сидела я на палубе Парома, как мимо прошел человек в кепке. У него тяжелая, неуклюжая походка. А если здесь был он, человек с медвежьими ногами? Нет, не, может быть… А если человек с медвежьими ногами рыскал по следам Грохотова? Надо бы известить Грохотова. Но Грохотов исчез… Где он? Я ждала от него хотя бы открытки. Не дождалась… Пришлось сознаться, что у этого человека не хватило простого товарищеского чувства. Он уехал, даже не попрощавшись. Я не могла проследить за ним. В то время я готовилась к экзаменам в театральную школу и собиралась ехать в большой город.

Телеграмма-молния пришла неожиданно:

«Срочно выезжайте Саялы важное дело деньги переводятся Грохотов».

В ту ночь я не ложилась спать. По карте в большом сельскохозяйственном календаре нашла, местечко Саялы. Это далеко на юге среди гор. Послать отказ? Или, распрощаться с мечтами о театре? Что ждет меня впереди? Трудности? Испытания? Я не боюсь их.

Утром с почтой мне принесли деньги. Такую сумму, которой я никогда раньше не имела а своем распоряжении.

На переводе – точным маршрут. Решила ехать: добраться до столицы республики, а там сесть в поезд.

И вот я в экспрессе, который мчится на юг.

Утром на горизонте показались далекие горные вершины. Только тот, кто подолгу жил среди гор, сможет понять чувство трепетной радости, которое овладело мною, когда ближе увидела их очертания. Я родилась среди иных гор, и мне было теперь вдвойне интересно познакомиться с нашей солнечной союзной республикой, о которой я слышала так много хорошего.

Степь кончилась. Становилось все теплее. Я думала о том, что наш дальний поселок сейчас заливают дожди и люди там ходят в непромокаемых плащах, а здесь на станциях все в легких одеждах.

На платформе черноглазая горянка продавала цветы.

Я купила пучок нежных фиалок. Раскрыла сумочку, чтобы достать деньги. Однако монетка завалилась за подкладку сумочки. Я запустила туда палец. И нащупала… кольцо.

Кажется, я тут же вскочила обратно в вагон, растеряв цветы. Ни о чем я не могла думать, кроме кольца. В смятении я забилась в угол двухместного купе. Моя спутница, почтенная женщина, ехавшая лечиться на курорт, тихо лежала на верхней полке, погруженная в свои думы.

Я смотрела на кольцо. Надела его на указательный палец правой руки – оно мне было свободно. Старинный мужской перстень, судя по весу – золотой, но без пробы. Сложнейший рисунок шел вокруг центральной плоской печатки – тонкие завитушки и листики. На печатке монограмма: две причудливо сплетенные буквы – «М» и «Л».

И тут я отчетливо вспомнила, что в тот момент, когда увидела мертвые глаза незнакомца, я раскрыла сумочку и запихнула туда кольцо. А затем в моей памяти получился какой-то странный провал. В поселке сумочка мне не была нужна. Я забыла о ней и вспомнила только перед отъездом.

Чем больше я смотрела на кольцо, тем интереснее становилось припоминать события, которыми одарила меня судьба. А что, если и правда существует связь между кольцом и всем тем, что случилось со мною в поселке? Я сняла с полки чемодан и спрятала в него перстень.

Предстояла последняя пересадка. Пересаживаться пришлось на узкоколейку. Крохотный паровоз, пыхтя и отдуваясь, тянул три открытых вагончика вверх по извилистой колее. На каждом повороте открывались виды, один очаровательнее другого. То и дело нависали огромные серые скалы, готовые, кажется, обрушиться и раздавить наш игрушечный поезд. Но паровозик храбро проскакивал под ними. Временами мы двигались по краю ущелья, на дне которого бурлила и пенилась горная река. Смотришь вниз – и кружится голова… Становилось холоднее. Я жалела, что не купила бараний тулуп и шапку-ушанку.

Наконец поезд уперся в тупик у скромной станции Саялы. Беспомощно озиралась я вокруг, раздумывая, куда теперь деваться. Дошла ли телеграмма, предупреждавшая Грохотова о выезде?

– Товарищ Таня! – услыхала я рядом. – С приездом…

Передо мною стоял Симон, улыбающийся, совсем не похожий на угрюмого, неразговорчивого человека, каким он был там, в степях.

Он рассказал, что, получив телеграмму, каждый день честно выходил встречать поезд, что Грохотов с нетерпением ждет меня, что сейчас мне надо отдохнуть с дороги… Обычные фразы, которыми встречают гостя.

Саялы – небольшое горное селение, расположенное в одном из юго-западных отрогов главного хребта. Уютная долина, защищенная со всех сторон высокими горами, примечательна минеральными источниками. Они бьют здесь из скал, как фонтаны, и каждый из них своеобразен по химическому составу и температуре. Словно нарочно, щедрая природа собрала в этой долине все оттенки лечебных вод – от горько-соленых до приятно освежающих углекислых, от холодных до горячих. Эти подробности я узнала позднее, но пишу сейчас, чтобы вы знали, мой друг, куда забросила меня судьба.

Симон сказал:

– Переночуете тут, в Саялах, отдохнете. Вам готова комната, а завтра мы должны выехать ровно в пять утра. Умеете ездить верхом? Отлично. Мы должны проехать далеко в горы, к профессору, не позднее одиннадцати. Позже нельзя.

– Почему?

– Опасно.

– Что вы говорите! Опасно?

Улыбнувшись, Симон отрывисто ответил:

– За час до полудня начинаются грозы. Путь в горы свободен только по утрам.

Мне оставалось только улыбнуться. Я не хотела, чтобы меня считали трусихой. Симон одобрительно взглянул на меня.

Вдруг он сказал:

– На работе я предпочитаю говорить коротко. Но это не значит, что вообще я – угрюмый…

– Что вы, что вы, товарищ Симон, – насколько только могла, любезно отозвалась я.

Вот мы у цели. Двухэтажный дом с плоской крышей прислонился к уступу горы. Рядом громоздился большой огороженный двор, похожий на склад. Тут возвышались кучи ящиков и бочек, строительные материалы, гусеничные тягачи и еще что-то очень тяжелое и сложное, похожее на отдельные части металлических конструкций. Приветливая женщина встретила нас. Симон внес мой чемодан в комнату и ушел. Женщина предложила мне искупаться в сарае под душем. Это было замечательно. Из скалы на дворе бил ключ горячей воды. Вода была приятная, очень мягкая, и я с наслаждением промыла мои густые кудри.

В горной Долине быстро и рано темнеет. После ужина я легла в свежую постель, размышляя о том, что судьба устраивает мне интересные встречи. И первое, что решила, – это не быть излишне любопытной и назойливой.

Когда женщина разбудила меня, за окнами было еще темно. Сон меня освежил, и я вскочила в прекрасном, бодром настроении.

Долина лежала в предутренних сумерках. Верхом на поджарых, тонконогих лошадях я и Симон стала подниматься в горы. Давно я не ездила верхом. И теперь казалось, что еду с отцом, как, бывало, в дни его объездов по лесничеству. Ни с чем несравнимое чувство ожидания охватило меня. Скорее бы подняться на перевал, увидеть оттуда горные просторы!

Дорога привела в лес. Дубы и буки стояли почти сплошной стеной. Стало как будто еще темнее. Напряженно всматривалась я вперед. Передо мной неторопливо двигался Симон. На нем была бурка. Такая же бурка была на мне. Как под ней тепло и удобно!

И вдруг лес кончился. Его опушка ровной, словно по нитке срезанной, линией тянулась в обе стороны. Перед моими глазами расстилался подымающийся вверх луг, по которому вилась узкая каменистая тропа. Слева из-за далекого снегового хребта готовилось подняться утреннее солнце.