У окна за столиком сидел толстяк доктор Флит, развалившись так, что под ним не было видно никаких признаков табуретки и казалось, что наш эшуорфский эскулап чудесным образом покоится в воздухе, подобно величественному аэростату. Размахивая правой рукой, он что-то с азартом доказывал аптекарю:

– Совершенно недопустимо с точки зрения науки…

Но тут я переступил порог аптеки. Доктор Флит смолк, а Орфи приоткрыл один глаз.

– Это ты, Сэм?

Я показал на больное ухо. Аптекарь и доктор сразу поставили диагноз, не дав мне раскрыть рта.

– Ловко тебе заехали, Сэм, – проговорил аптекарь, переставая чесать спину и раскрывая другой глаз. – Как находите, доктор?

Доктор Флит снисходительно улыбнулся.

– Кровоподтек и царапины. Не так опасно, как безобразно.

Любопытство, видимо, мучило аптекаря. Он осведомился:

– Когда ты успел подраться, Сэм?

– Не спрашивайте его, Орфи. Все ясно, – отдуваясь, произнес доктор Флит и вытер шелковым лиловым платком свое багровое луноподобное лицо, окаймленное рыжими бачками.

Он рассматривал меня с расстояния в три шага, как будто я был виден ему в увеличительное стекло, и говорил преувеличенно громко:

– Ясно, как в микроскоп. Эластичный, упругий предмет, падая под углом в тридцать градусов, примерно двенадцать часов назад стукает по голове этого парня. При прямом попадании предмет свернул бы ему шею. В крайнем случае хорошенькое сотрясение мозга.

– Простите, джентльмены, – произнес я. – Я упал на улице, и не двенадцать часов назад, а сию минуту. Кажется, мое ухо…

Я хотел дотронуться до больного уха, которое начинало опухать.

– Не трогать руками! – пробурчал доктор Флит, свирепо насупливая брови, и приказал аптекарю:-Сделайте подобающий туалет парню, Орфи. Ясно все, как в микроскоп.

– Подойди сюда, Сэм, – ласково позвал меня аптекарь.

Ему было лень перегибаться через прилавок. Я подошел к шкафам, и старый Орфи начал накладывать мне повязку из липкого пластыря. А доктор Флит продолжал разговор, прерванный моим неожиданным приходом:

– Так вот, друг Орфи, какие дела. Люди болеют из-за несоблюдения правил гигиены, в результате травмы при несчастном случае, от болезнетворных микробов. Объелся, опился, перегрелся на солнцепеке, обморозил руки ноги болен. Подрался или упал на улице, как вот наш Сэм,- болен. Попали в организм микробы, начали в нем размножаться – болен. Нет болезни без соответствующего микроба, Орфи, так доказано великими учеными Пастером и Кохом. А если некоторые позволяют себе сомневаться да еще ставить преступные опыты, то, знаете, друг Орфи…- Тут рука доктора Флита поднялась кверху как бы для удара. – …закон покарает преступника.

И, кажется, уже покарал. Правда, при этом иногда страдают и невинные, но, по-видимому, таков закон природы…

Доктор Флит глубоко вздохнул. Орфи закончил перевязку и указал мне на зеркало, висевшее среди красноречивых реклам аптекарских фирм.

– Посмотри на себя, Сэм, – сказал он. – Совершенно незаметно… – И добавил, улыбаясь: – Сознайся, Сэм, что хватил лишнего. Ты благоухаешь, как померанцевое дерево в цвету. Рекомендую отоспаться…

Я хотел возразить старой обезьяне, что мне незачем отсыпаться, но это было бесполезно.

– У меня болит голова, – пробормотал я.

– Тогда возьми эти таблетки, Сэм, – предложил Орфи.

– К черту таблетки! – пресек намечавшуюся торговую сделку доктор Флит, с ожесточением вытирая пот с лица. – Их штампуют, как пепельницы. Против ожирения я съел тонну таблеток, но меня раздувает, как видите… Поэтому берегите деньги, молодой человек. Кстати, у вас нет одышки, Пингль?

Этот вопрос доктора Флита был известен не только в Эшуорфе. Когда-то Флит напечатал в журнале "Ланцет" статью под зловещим заглавием "Одышка – бич человечества". С тех пор мысль об. одышке медленно и верно сводила доктора с пути нормального мышления. Вопрос об одышке он задавал всем пациентам и случайным собеседникам. Об одышке он спрашивал даже тех, кто обращался к нему за советом против застарелых мозолей на пятках.

– Нет, господин доктор, – ответил я учтиво.

– Странно, – пробормотал доктор Флит, прищуриваясь. – Впрочем, нет ценности, которая бы не переоценивалась. – Доктор перевел взор на аптекаря: Не правда Ли, Орфи?

Тот пожал плечами. В это время между шкафами открылась дверь и в ней показался Эд, сын аптекаря, в белом халате не первой свежести. Через плечо у него было перекинуто полотенце. Он сразу узнал меня, несмотря на повязку.

– Сэм! Милый! А я в лаборатории вожусь с микстурами и вдруг слышу знакомый голос… Здравствуй! Что с тобой? Упал? Когда приехал? И знаешь новости?

– Ничего не знаю, – ответил я, пожимая влажную руку Эда. – Небольшое приключение, помешало мне быть сейчас в Олдмаунте.

– Ты еще не видел отца?- воскликнул Эд. – Но ведь доктор Флит знает…

– Пока еще нет ничего достоверного, – пробурчал доктор. – Но есть слух, что в Олдмаунте производились вивисекции животных, – доктор Флит предостерегающе поднял правую руку и добавил: – Без разрешения властей…

– Это строго преследуется законом, -добавил Орфи, убирая с прилавка тубу с таблетками.

– Ну и что же? – произнес я, чувствуя, что голова моя начинает болеть сильнее.

– Боже мой, он не понимает! – завозился доктор Флит на табуретке, пытаясь сняться с якоря. – Ну, мне надо отправляться на визитацию. – Он сполз с табуретки и взял свой полосатый саквояж с инструментами. – А история коснется и вас, Пингль. Знайте, что опытами в замке занимался не кто иной, как сам лорд Паклингтон.

– Слушайте, слушайте! – быстро сказал Орфи, как будто доктор Флит выступал в парламенте.

– Ну так что ж из этого? – воскликнул я.

Доктор и аптекарь посмотрели на меня с сожалением.

– Опыты лорда были обставлены с такой таинственностью, что о них никто не догадывался. А теперь завеса приподнята.

Доктор Флит покачал головой.

– И я не удивлюсь, если окажется, что лорд Паклингтон проделывал опыты и над живыми людьми… Закон- покарает его… если уже не покарал.

Мне не понравился раздраженный тон доктора. Впрочем, все в Эшуорфе знали, что доктор Флит всегда находится в состоянии хронического раздражения. Ведь у него на руках две некрасивые дочери – Энни и Дженни, которых он никак не может выдать замуж. Поэтому спорить с доктором было бессмысленно. Все же я возразил:

– Человек науки должен иметь право свободно заниматься опытами.

Слова мои произвели эффект. Доктор Флит всплеснул руками.

– Ах, вот чему теперь учат в колледжах!

Старый Орфи сделал такую гримасу, что было противно смотреть на него. Он прикрикнул на Эда:

– Отправляйся работать! Опять у тебя не готовы микстуры для мистера Сэйтона и пилюли для отца настоятеля? Ступай.

Эд медленно поплелся за аптечные шкафы. Видимо, Орфи держал его в строгости.

И тут мне захотелось отомстить за Эда. Я сказал:

– Знаете, джентльмены? Если бы для науки понадобился рискованный опыт, я бы предоставил себя в распоряжение…

Доктор Флит залился смехом:

– В распоряжение ученого лорда? Ха-ха-ха! Ой, Пингль, вы уморите нас с Орфи раньше, чем лорд уморит вас. Отправляйтесь домой и положите себе лед на голову. Действительно, у вас наблюдаются симптомы сотрясения мозга…

Я холодно приподнял шляпу:

– До свиданья.

– Один шиллинг, – напомнил мне Орфи про полоску пластыря.

Аптекарь хотел получить деньги за свой товар, и голос его приобрел оттенок поэтической взволнованности.

Монета, брошенная мною на прилавок, мягко звякнула. Доктор ласково посмотрел на монету.

– За диагноз и совет я пришлю вам счет на дом, Пингль, – заметил -он деловито. Это было вполне естественно: доктор Флит хотел получить свою долю за оказание неотложной помощи ближнему.

Голова моя болела нестерпимо. Я решил не ехать в Олдмаунт и дождаться отца дома.

Рядом с калиткой в садик отцовского дома на скамеечке сидела Мери, крохотная дочка наших соседей -Уинтеров. Она укачивала тряпичную куклу и пела тоненьким жалобным голоском: .


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: