На мои вопросы о состоянии здоровья профессора Лиз только покачивала головой, и я сам болел душой за человека, который, по-видимому, находился между жизнью и смертью.

– Профессор выздоравливает! – однажды радостно сказала мне Лиз, прибежав утром в парк. – Он прислал вам записку, вот она.

С радостью я прочитал слова, написанные уже знакомым мне почерком:

"Дорогой Пингль! Лихорадка порядком помучила меня, но теперь я поправляюсь. Надеюсь скоро увидеть вас. Очень интересуюсь вашей работой. Прочитайте книгу, которую вам даст Лиз. Учитесь, если не хотите век прожить сторожем".

– Книга у вас на террасе. Изучайте ее. Начинайте готовиться к научной работе, Пингль, – добавила Лиз и поспешила в лабораторию.

Меня охватило нетерпение узнать, что за книгу рекомендовал мне профессор, и я помчался к своему бунгало, где и увидал на столе книгу "Биологические загадки".

С первой же страницы она увлекла меня. В Дижане нас приучали делать короткие конспекты прочитанного, выписывать наиболее интересные места. Ведь многое забывается, а коротенькая строчка записи часто возобновляет в памяти содержание целой книги.

И я стал выписывать кое-что из "Биологических загадок". Книга касалась причин возникновения болезней растений, животных и человека. Сейчас припоминаю, что я записывал тогда.

"Видимые в микроскоп микробы, возбудители заразных болезней – это загадка, раскрытая пока лишь наполовину".

"Существуют также заразные болезни, которые вызываются не микробами, а вирусами".

"Что такое вирус? Вирусом называется вообще всякое яаразное начало. Биологическую загадку представляют так называемые фильтрующиеся вирусы. Они способны проходить через такие фильтры, через которые не могут пройти даже под большим давлением микробы".

"В 1892 году русский ученый Ивановский взял сок из табачных листьев, больных мозаичной болезнью. Этот сок, взятый даже в ничтожных количествах, был способен заражать здоровые растения. Ивановский хотел дознаться, что же представляет собой возбудитель табачной мозаики. Может быть, это микроб? Тогда интересно было бы рассмотреть его под микроскопом и изучить его свойства в лаборатории, получить его в чистом виде".

"Микроскоп не обнаружил микроба мозаики. Ивановский взял заразный сок табачных листьев и пропустил его через фильтр с такими крошечными отверстиями, что через них не мог пройти ни один даже самый ничтожный по размерам микроб. И оказалось, что такой очищенный от всякого присутствия микробов сок полностью сохранял свою способность заражать здоровые растения табака мозаичной болезнью".

"Только через семь лет, в 1899 году, ученые поняли, что вирусы представляют собой совершенно новое явление. И с этого времени начались открытия, одно удивительнее другого".

"В садах Турции еще с 1555 года разводили очень красивые тюльпаны с крапинками и причудливыми полосами на лепестках. Считалось, что это сортовые признаки. И таких тюльпанных сортов на протяжении столетий было выведено тысячи. Но оказалось, что крапчатость тюльпанов есть не что иное, как проявление вирусной болезни. В 1928 году это было доказано с несомненностью".

"Вирусы являются возбудителями многих, часто очень тяжелых, заболеваний. Корь, оспа, например, вызываются вирусами. Оспа овец, чума свиней, ящур рогатого скота, анемия лошадей, энцефалит лисиц и других пушных зверей вызываются вирусом. Оспа зеркального карпа, гнильца пчел, болезни шелковичного червя – от вирусов. Вирусы же поражают и громадное количество растений. И зерновые, и овощи, и технические культуры, и плодовые деревья – все они страдают от различных вирусных заболеваний".

Я сам видел мозаичную болезнь табака и знаю, какой вред и убыток она приносит. Вирусы – страшные враги. Но что такое они?

"Вирусы невидимы. Их действия облечены таинственностью. Сущность их неизвестна…" – говорилось в книге.

Работа над этой книгой увлекла меня. А за это время змеи муссуран, длинные полосатые твари, опять размножились, и надо было очищать от них парк. Как-то, вылавливая их, я услыхал громкий голос Лиз:

– Дайте срочную телеграмму доктору Рольсу!

Она отдавала приказание одному из слуг, отправлявшемуся в Рангун в неурочное время.

– Скажите на телеграфе, чтобы не перепутали адрес. Запомните его: Рольс Масатлан.

Слово "Масатлан" почему-то крепко врезалось в мою память. Я запомнил его. А лучше бы не запоминал: оно привело меня к необычайным приключениям.

В ту же ночь я дежурил в парке. Видел ярко освещенное окно кабинета, где работал Мйльройс. Летучие мыши с писком носились около окна. Но профессора, видимо, мало беспокоили эти летающие пискуны. Его силуэт в позе углубившегося в чтение человека отчетливо был виден на занавеске.

Ночь прошла спокойно, как и предыдущие. Джирры оказались в целости и даже начали откладывать в песок яйца. Как только у джирр выведутся змееныши, Вандок может воровать их сколько угодно. Станция перестанет скупать джирр. Своих хватит.

Но Вандок не появлялся. Вероятно, он побаивался встречи со мной.

Лиз отметила мои успехи.

– Сегодня я разговаривала с профессором о вас, сказала она, навестив меня в парке. – Вы приобрели некоторые познания по змееведению, и скоро мы окончательно переведем вас в лабораторию.

– Как здоровье профессора? – спросил я.

– Он скоро выйдет. У него после болезни ослабло зрение. Он не переносит солнца и вынужден заниматься при лампе. Сколько раз я просила его поберечь зрение! Ведь я могла бы читать ему вслух. Но он и слышать об этом не хочет. И читает у себя по вечерам.

– Он очень поздно занимается. Сидит в кабинете до зари, – сказал я. – Окно его освещено. Видно, как он сидит и читает.

– Ax, вы это заметили? – живо спросила Лиз.

– Ну да, – подтвердил я.

Мне было очень жаль, что профессор не показывается. Утешением были краткие записки от него, которые Лиз иногда мне передавала. Он, очевидно, поправлялся. И каждый раз, дежуря ночью в парке, я видел на шторе окна силуэт Мильройса, склонившегося над столом и погруженного в чтение.

Он сидел неподвижно. А я думал: "Вот как человек умеет работать. Все на свете забывает для науки".

Я часто размышлял о Мильройсе. Он относился ко мне со своеобразной отзывчивостью, дал мне хорошее место… Будучи больным, он находил время следить за моей работой, но очень мало разговаривал со мною, и мне казалось, что он постоянно наблюдает за мной издали, хотя проще было бы прямо подойти ко мне. Но, видимо, в его характере было делать добро людям таким образом. Да и слишком занят он был, чтобы каждый день разговаривать со сторожем своего парка.

В одну из ночей Вандок влез в парк за джиррами.

– С благополучным прибытием, – раздраженным тоном приветствовал я вора, когда ровно через час после полуночи он перелез через стену.

– Благодарю вас, Пингль. – вежливо ответил Вандок.

– Вы знаете мое имя? – изумился я.

– Что ж удивительного в том, что я знаю "Человека легче воздуха"? На последний доллар я купил тогда место в "Колоссэуме" и сразу узнал вас. Сказать по правде, вы имели очень растерянный вид, когда лежали в люльке.

Он быстро и бесшумно шарил в кустах.

– Послушайте, куда девались джирры, Пингль? – довольно (фамильярно прошептал он мне. – И вообще… кажется, вы нарочно набросали сюда ехидн?

– Я только что хотел предупредить вас, Вандок, что джирры теперь ночуют у южной стены.

– Ваши слова помогут мне ускорить неприятную операцию поисков дичи, любезно поблагодарил Вандок, перепрыгивая через канаву. Он быстро стал наполнять мешок.

– Не больше пяти штук, – предупредил я его, зажигая фонарь, – Покажите, сколько вы собираетесь тащить? Вандок раскрыл мешок.

– Пять ровно. Все налицо. Но я бросаю это занятие. Профессор ваш болен, а эта старая дева Лиз не нуждается в змеином товаре. Хоть бы вы похлопотали за меня, друг, и помогли безработному. Кстати, чем хворает ваш Мильройс?