Госпитальные истории болезней, кажется, самый скучный род литературы. Однако официальные тетрадки, исписанные разнообразными почерками лечащих врачей я пестрящие вклейками температурных кривых, рентгенов

ских снимков и анализов, являются, как утверждал доктор Флит, наиболее драгоценными человеческими документами, ибо житейские драмы и комедии находят здесь наиболее объективное отражение. Правда, начальник эшуорфского полицейского бюро Фредсон держался того же мнения в отношении криминалистических протоколов, а стряпчий Сэйтон в отношении духовных завещаний. Но, кажется, доктор был ближе всех к истине. Часто встречаются, утверждал он, медицинские казусы, необычайность которых не исключает их полнейшей достоверности.

В одно прекрасное майское утро доктор Флит сидел в аптеке Орфи, завернув туда, чтобы получить причитающиеся ему деньги за пилюли от одышки. Эд только что успел откупорить бутылку содовой, чтобы вспрыснуть эту крошечную коммерческую операцию, как служанка эшуорфского судьи ураганом влетела в аптеку и сообщила, что почтенный служитель правосудия нуждается в экстренной медицинской помощи. Служанка торопила доктора и не могла толком рассказать никаких подробностей о болезни своего хозяина.

Ровно через две минуты доктор Флит спокойным шагом двигался к дому судьи. Он держал небольшой саквояж с инструментарием и размышлял, какой сюрприз преподнесла ему коварная природа и какую диагностическую задачу придется ему решать сейчас. Глупая служанка шла рядом, выпаливая по триста слов в секунду, и доктор мог только понять, что судья утром ушел в магистрат, но очень скоро возвратился оттуда. Войдя в дом, он проговорил: "О добрая Силли, не смотрите на меня", – и пробежал наверх в спальню, закрыв лицо носовым платком. Силли, по ее словам, никогда не была любопытна. Но на этот раз она подошла к дверям спальни, справедливо ожидая, что понадобятся ее услуги. И она не ошиблась. За дверью послышался звон разбиваемого стекла и крик судьи:

– Силли, где вы, черт возьми! Бегите к Флиту и приведите его немедленно, живого или мертвого! Скажите, что я захворал.

Поспешность не числилась в списке недостатков доктора Флита. Напротив, чем шумнее выражались просьбы спешить к пациенту, тем больше медлительного спокойствия приобретали манеры доктора.

И теперь, подойдя к дому судьи, доктор замедлил

шаг на ступеньках подъезда и прочитал знакомую карточку:

"Уислеи, главный судья Эшуорфа".

Силли распахнула дверь, и доктор перешагнул порог с тем выражением мрачной торжественности, которая присуща официальным лицам при исполнении ими обязанностей, не всегда доставляющих удовольствие присутствующим. Доктор в молчании снял свой черный цилиндр, носовым платком вытер вспотевшую лысину и вопросительно посмотрел на Силли. Она двинулась вперед, показывая путь и осторожно ступая на цыпочках, а не стуча каблуками, как обычно.

Пройдя салон и гостиную, доктор поднялся на второй втаж. Между высокими шкафами, набитыми юридическими трактатами и сводами законов, виднелась дубовая дверь. Силли постучала в нее. Потом постучал доктор. И тогда послышался голос Уислея:

– Незачем стучать, Флит, когда вы знаете, что вас ждут с нетерпением. Входите и, пожалуйста, прогоните Силли вниз, чтобы она не подслушивала. У нее имеется эта скверная привычка.

Доктор, войдя, плотно закрыл за собой дверь. Спальня была ярко освещена лампами и свечами в канделябрах, несмотря на то, что солнечные лучи весело врывались в окна. Судья Уислеи сидел на стуле спиной к двери, около которой стоял доктор, и не обернулся. Он был слишком занят рассматриванием какого-то предмета, который держал в руках.

– Доброе утро, мистер Уислеи! – громко произнес доктор с привычным оттенком добродушия, которое должно вызывать чувство надежды у пациента.

– Доброе утро, Флит, – пробурчал судья, не оборачиваясь. – И, пожалуйста, не приближайтесь ко мне. Сначала поставьте куда-нибудь ваш саквояж и садитесь. Приготовьтесь увидеть неприятную картину. Боюсь, что вы упадете в обморок и перебьете склянки с вашими снадобьями.

– Но что случилось? – воскликнул доктор, ставя, впрочем, саквояж на первое попавшееся кресло, потому что он привык исполнять требования служителей закона, а кроме того, дорожил двухунцевым шприцем, доставшимся ему по наследству от отца, тоже практиковавшего раньше в Эшуорфе.

– Стойте на месте, Флит! – нетерпеливо выкрикнул судья. – Не смотрите на меня и слушайте. Забудьте, что наболтала вам Силли. Не возражайте, я знаю, как привешен язык у этой девушки…

Флит был отлично знаком с манерой судьи разговаривать и молча рассматривал жирный седой затылок Уислея. Судья говорил с раздражением:

– Сегодня я судил одного бездельника, который не хотел раскаяться. Я уже начал писать приговор. Вдруг слышу голос секретаря: "Мистер Уислеи, что такое с вами?" Я поднял голову и увидел разинутые рты окружающих. Они смотрели на меня, как на выходца с того света. Я устроил перерыв, а в кабинете секретарь поднес мне зеркало…

– И что же? – спокойно выговорил доктор, инстинктом опытного медика чувствуя, что именно сейчас нельзя терять присутствия духа.

Исследователь, работающий над вопросами частной эпидемиологии, может сам ознакомиться с записями доктора Флита-младшего. Стоит ему только потребовать в Эшуорфском архиве папку No СХХ1/14. Там на листе сто двадцать девятом рукой доктора Флита написано в черновике донесение медицинскому обществу:

"Случай с судьей Уислеем представлял трудности для распознания. Под влиянием болезненного процесса, сущность которого мне была неизвестна, образовалась деформация костей лица, кожи и подкожной клетчатки…"

Увидев лицо обернувшегося судьи, доктор в изумлении воскликнул:

– Но это же не вы, мистер Уислеи!

Действительно, только по голосу и по судейскому сюртуку можно было узнать в сидевшем перед доктором Флитом с зеркалом в руках джентльмене судью Уислея.

– Я сам не узнаю себя, – проворчал этот человек. -Когда, придя домой, я взглянул на свой нос, я испугался и разбил туалетное зеркало. Мне показалось, что я муравьед. Ага! Силли завизжала за дверью. Она подслушивала, негодная…

Доктор Флит овладел собой. Отбросив ногой осколки зеркала, он взял судью за руку.

– Спокойствие. Проверим пульс. Покажите язык. Медицинское священнодействие началось. Через полчаса оно окончилось. Доктор Флит писал рецепты;

– Диета… Примочки на нос…

– Будем надеяться, – бурчал судья. – -Домашний арест на трое суток? Не возражаю. Я не могу в таком виде показаться в магистрате. Придется раз в жизни и мне посидеть под арестом.

В эту минуту зазвонил телефон. Трубку взял старый врач. Стряпчий Сэйтон справлялся, не здесь ли доктор Флит.

– Да, я как раз тут, -ответил доктор. – Ах, вы хотите, чтоб я навестил вас? С удовольствием. Никакого затруднения. Напротив, моя обязанность. Здоровье мистера Уислея? Хорошо… Ах, вы уже слышали? О, пустяки… Небольшой флюс. Что? У вас тоже начинается флюс? Превосходно. То есть я хочу сказать, что флюс – пустяки…

К дoму стряпчего Сайгона доктор Флит двигался менее безмятежным шагом. Беспокойные мысли начинали тревожить его ум, привыкший к невозмутимому течению эшуорфской жизни. Подводные камни стали обнаруживаться в самых, казалось, безопасных местах.

Случай с мистером Сэйтоном, стряпчим Эшуорфа, судя по записям доктора Флита, рисовался в несколько ином виде. Эд Орфи, у которого обнаружился незаурядный актерский талант, очень живо впоследствии изображал мне Флита и его пациентов в лицах, так как все слухи о болезнях и выздоровлениях всегда приносились заинтересованными лицами в аптеку.

Утром, кoгда судья Уислей писал приговор какому-то воришке, стряпчий сидел в кабинете своей конторы, погруженный в чтение проекта завещанния которым уважаемая вдова миссис Алиса Боливар, престарелая прихожанка отца Иеремии, передавала общине на благотворительные дела все свои деньги и имущество, оцениваемое в тысячу сто тридцать гиней.