Все присутствующие воодушевились словами спартанского царя. Теперь все взоры устремились на Фемистокла. Высокий, рыжебородый, он был энергичен и решителен в движениях, как человек, привыкший повелевать. В то же время было в его манере нечто вкрадчивое, разговаривая, он будто бы старался прощупать собеседника, чтобы предугадать ход его мыслей и настроение. В речах он казался часто непоследовательным. Это происходило оттого, что он старался теми или иными резкими суждениями спровоцировать собеседника на откровенные высказывания, между тем как свои мысли держал в секрете. Никто не мог в точности составить себе представление об его истинных желаниях. Отец его был богат, но не знатен, а мать вообще из варваров — то ли из фракийцев, то ли из карийцев. И это подхлёстывало его честолюбие, которое и было главной пружиной всех его поступков.

Фемистокл встал в центре, принял торжественный вид и заговорил, внимательно изучая лица присутствующих, проверяя, какое впечатление производят его слова.

   - Наверное, все в Элладе знают, что нет большего врага у персов, чем афиняне, а среди афинян — Фемистокл, — начал свою речь афинский стратег. — После Марафона я не переставал взывать к гражданам, чтобы они не успокаивались, но готовились к войне. Я всегда знал, что персы когда-нибудь возобновят попытку покорить нас. Ионийцы приносили вести, что Дарий серьёзно готовится к войне. Все эти десять лет мы тоже не сидели сложа руки. Я говорил своим согражданам, что в предстоящей войне всё будет решать флот, и сумел убедить их, чтобы они отказались на время от своих доходов с Лаврийских серебряных рудников, деньги от которых по обычаю мы распределяем между всеми гражданами, но все средства пустили бы на строительство кораблей. Так и было решено. Боги помогли нам в этом деле — тотчас после этого решения как некое благословение была обнаружена особенно богатая жила, которая дала нам небывалую доселе прибыль. Государство получило серебра в изобилии, на которое мы построили сто восемьдесят триер.

По рядам прошёл гул восхищения.

   - Сто восемьдесят триер! — послышался восторженный шёпот. — Ещё никто из эллинских государств не обладал таким флотом. Если бы каждый город выставил хотя бы по десять кораблей, то это была бы внушительная сила!

После заявления Фемистокла все несколько приободрились.

   - Нас путают мощью Персидской империи, огромным количеством воинов, конников и кораблей, которые они вооружили против нас. Но разве мы на Марафоне не показали, что не численность армии решает всё? Доблесть, воинское искусство и боевой дух — вот главные наши союзники. Решимость умереть за свободу — вот наше знамя. Одного нам не хватает — единства. Сегодня мы должны дать клятву, скреплённую жертвоприношением, что мы не отступим от своего единства, все конфликты, ссоры и стычки между эллинами с этого момента воспрещаются. Сегодня мы изберём тех, кто будет стоять во главе наших объединённых сил. Ему мы должны подчиняться беспрекословно, как некогда все эллины подчинялись Агамемнону. Помните слова Гомера: «Нет в многовластии блага, один да будет правитель». Только один может быть предводителем в войске. Этим мы сохраним нашу свободу.

Все горячо поддержали предложения Фемистокла, который втайне надеялся, что главным стратегом изберут его. Но всё единодушно остановили свой выбор на спартанцах — Леониду предстояло командовать сухопутными силами, Еврибиаду — возглавить объединённый флот, находясь в подчинении у Леонида, на которого возлагалось общее руководство. Кровь закипела в жилах у Фемистокла от горькой обиды, когда командовать флотом поставили Еврибиада, но, связанный только что принесённой клятвой, вынужден был смириться.

На совете было решено также наказать тех из эллинов, которые по доброй воле, а не в силу безвыходных обстоятельств, перешли на сторону персов. После победы они должны будут уплатить десятину со всего имущества Дельфийскому святилищу. На этом решении настоял Леонид. Он надеялся, что уважение, которое этим постановлением эллины выказывают Дельфийскому Аполлону, заставит жрецов, по крайней мере, не так явно выказывать свои персофильские склонности, в глазах же эллинов и персов Дельфы будут казаться поборниками и хранителями панэллинского союза, будто он получил санкцию Аполлона. Мегистий был в восторге от этого хитроумного хода спартанского царя.

Затем перешли к обсуждению методов обороны. Все были единодушны в том, что нельзя Варвара допустить в Элладу. Надо постараться остановить его на подступах к Фессалии.

   - Нам следует занять Темпейский проход, который ведёт из Македонии в Фессалию, — сказал Леонид. — Там мы будем стоять до конца и постараемся не допустить персов в Элладу. Флот соберётся на севере Эвбейского полуострова, у мыса Артемиссия, и будет поддерживать наши сухопутные силы, они должны воспрепятствовать высадке персидских войск с кораблей. Армия и флот должны действовать скоординировано. В этом залог нашего успеха. Но мы должны быть уверены в поддержке Алевадов. А нам донесли, что они в большой дружбе с персидским царём.

   - Если союзники будут охранять нас от персов в Темпейском проходе, мы готовы оказать вам помощь, но если вы нас бросите, то предупреждаем, что мы вынуждены будем перейти на сторону Ксеркса.

   - Предатели! — воскликнул Фемистокл запальчиво.

   - Ничуть, — спокойно возразил фессалиец, — просто мы реалисты. Каждый сам за себя. Мы же не виноваты, что первыми находимся на пути Варвара и нам первым предстоит встретиться с ним. Тогда как до некоторых из вас очередь, может быть, и вовсе не дойдёт. Никто не хочет погибнуть сам и погубить своих детей. Как бы вы поступили на нашем месте?

   - Ладно, — сказал примирительно Леонид, — не будем искать ссор, давайте лучше искать то, что нас соединяет, а не разъединяет.

Совет завершился. Все спешно разъехались по своим городам готовиться к походу. Грустным возвращался в Спарту Леонид. Всеэллинского союза не получалось.

Эфоры, выслушав доклад Леонида, выразили беспокойство по поводу фессалийцев.

   - Вы решили встретить персов на подступах к Фессалии, — сказал один из них, по имени Авгий. — Это разумно, с одной стороны, но весьма опасно. До нас доходят слухи, что алевады склоняются к предательству. Фессалийцы никогда не были настоящими греками, хотя и пытаются казаться таковыми. Они говорят на том же языке, что и мы, почитают тех же богов, но их образ жизни и мыслей совершенно чужд нам. Они с радостью ожидают прихода Ксеркса и нашего позора. Берегись, как бы не получить опасного и сильного врага в тылу. К тому же Темпейский проход слишком широк, там вам не удержать позиции. Не лучше ли ждать Ксеркса у Фермопил?

   - Но в таком случае мы отдаём Варвару половину Греции!

   - Пусть так. Это лучше, чем иметь предателей в тылу. Впрочем, ты назначен главным стратегом объединённых сил Греции и потому действуй по обстоятельствам. Но постарайся хорошо продумать оборону, чтобы принять правильное решение. Что касается нашего мнения, ты его знаешь, нужно закрепиться у Фермопил и там удерживать Варвара, пока ему не надоест кормить свои многочисленные полчища.

Отряд в десять тысяч гоплитов — в основном спартанцев и афинян — двигался из Ахеи в направлении Фессалии. Афинянами командовал Фемистокл, над отрядом спартанцев Леонид поставил полемархом Евенета, сына Карена. Леониду принадлежало общее руководство над всеми силами греков.

Они прибыли на кораблях в ахайскую гавань Алое, оставили здесь свои корабли и дальше стали двигаться пешком. Они шли в сторону Фессалии, вдоль берега моря. С протяжным жалобным криком над их головами носились чайки, будто пытались остановить и предупредить о чём-то. Одна из чаек пролетела так близко, что задела крылом лоб спартанского царя.

Терпкий запах моря, с шумом выплёскивающего бледные волны на песок и ракушечник, опьянил его. Леонид любил море. Не так, как Фемистокл, для которого море было политикой, ареной борьбы. Сам Леонид никогда не командовал флотом и не стремился к этому. Плавать ему не нравилось. Он предпочитал ходить по суше. Здесь он чувствовал себя более уверенно, чем на зыбкой поверхности волн, своенравных и непредсказуемых.