Крутокурчавый, с вихрастой бородкой, расторопный Шуни появился на пороге угловой («деловой») комнаты. Первосвященник в простой длинной рубахе и плоской шапочке, прикрывавшей макушку, разговаривал с малоприметным человеком в широком плаще. Человек говорил что-то еле слышно, приближая губы к бледному уху Шомуэла. Шуни слегка поклонился и округлил глаза.

   — Что там? — прерывая человека в плаще, спросил Шомуэл.

   — При входе во двор стоит путник, который просит стражу впустить его.

   — Какой-нибудь деревенский пророк или обворованный горожанин? — хмуря седые брови, уточнил первосвященник.

   — Нет, у твоих ворот стоит... — Шуни недоверчиво глянул на собеседника Шомуэла. — Мм... там стоит... это важно...

   — Ну хорошо. Мы продолжим наши подсчёты сегодня вечером, — сказал первосвященник человеку в плаще, который опустил куколь на глаза, и ушёл.

   — Господин мой первосвященник, — оживлённо заговорил Шуни и даже улыбнулся, предвкушая впечатление от важной новости. — Твоего внимания просит тысяченачальник, победитель пелиштимского великана...

   — Добид! — воскликнул Шомуэл, вставая. — Скорей пропусти его! Беги за ним и прикажи кухарю Яшубу срочно готовить угощение. Да пусть служанка Лие принесёт воды омыть ему ноги...

Первосвященник поднялся в помещение второго этажа и не садился на подушки, пестревшие на ковре. Он величественно опирался на свой посох, довольно поглаживая седую длинную бороду.

Когда Добид вошёл в сопровождении Шуни, благообразный старик тронул свободной рукой лоб и торжественно произнёс:

   — Приветствую тебя в моём доме, помазанный царь Эшраэля Добид бен Ешше...

   — Мир тебе, господин мой первосвященник. Прости, что без предупреждения нарушаю твои молитвы, — вежливо ответил юноша; он был бледен, взгляд его отражал грусть и волнение. Служанка уже омыла ему ноги. Он и сам совершил омовение и, по просьбе заботливых слуг, переоделся и накинул плащ с узорчатой полосой по краю. Кроме того, Добид отдал Шуни меч и пращу.

   — Потребность благочестивой беседы или важное дело привели тебя в Рамафаим? — продолжал приветливо Шомуэл, жестом приглашая гостя садиться.

Они расположились на подушках друг против друга. Желтоватое, со старческими пятнами и морщинами лицо первосвященника слегка порозовело от тайных мыслей, которые давно заставляли его напрасно выстраивать в уме сложные и пространные планы по замещению Саула вторым помазанником, угодным ему и поддерживавшим его «адирим».

Все эти долгие месяцы Добид преданно служил Саулу, совершил несколько прославивших его воинских побед над пелиштимцами и стал его зятем. Но Шомуэл терпеливо ждал своего часа. Его люди распространяли всевозможные сплетни о злом духе, вселившимся в неправедного, нелюбимого богом царя, о его суровости в отношении неповинных людей ибрим, о его алчности и разврате. Кажется, наконец Добид явился, чтобы стать знаменем в борьбе против Саула.

Шомуэл ясно сознавал трудность и опасность противостояния действующему венценосцу. За шесть лет царствования Саул приобрёл множество приверженцев и почитателей среди народа. Он построил мощную крепость в Гибе. При нём постоянно находятся пять тысяч отлично выученных бойцов. Когда требуется, он легко собирает ополчение всех колен Эшраэля и не стесняется жестоко расправляться с теми, кто не исполнит его приказ. Он отстаивает права царя и не забывает об увеличении своего богатства. В этом ему умело помогают опытные служители и хозяйственные родственники.

И всё-таки появляется возможность начать энергичные действия против бывшего пахаря по замене его более удобным для текущего времени бывшим пастухом. Главное, есть, наконец, человек, ради которого могущественные люди северных областей готовы приложить свои силы и не постоять перед затратами. Основная задача — сместить бениаминца. А уж, когда понадобится, исключить из политической игры юного Добида будет гораздо проще. Во всяком случае, первосвященник так себе представлял дальнейшее расположение обстоятельств, до которых нужно дожить. Разумеется, Добид здесь неспроста. Итак...

   — Господин мой, — сказал Добид, вздыхая, — я постучал в дверь твоего дома, чтобы спастись от смерти. Царь хотел меня убить.

   — Как! — вполне искренне изумился первосвященник. — Тебе угрожает смерть от твоего тестя? Я слышал, царь страдает припадками беспричинного гнева, бессонницей, головными болями и потерей сознания. Но я не мог и предполагать исходящей от него смертельной угрозы в отношении близких людей.

   — Царь иногда приглашал меня играть на арфе, чтобы музыка изгнала из него мятежного и злого духа...

   — Да, ты прекрасно играешь. Я сам могу это засвидетельствовать, — подхватил рассказ юноши Шомуэл.

   — Но последнее время царь не обретает покоя, слушая мою игру. Он приходит от неё в ярость. Думаю, причина здесь не в том, что я стал хуже владеть арфой. Царь видит во мне врага Кто-то сообщил ему о помазании, которое ты совершил надо мной по воле бога, господин мой первосвященник. Однако я никогда не считал и в мыслях, что достоин при моём ничтожестве надеть царский венец.

   — Ты не должен так думать и тем противиться в сердце своём велению Ягбе. Великий и единственный Эль-Эльон, Баал-Берит посетил меня и донёс до моих ушей своё повеление. Оттого я и отправился искать тебя, мальчика, пасущего овец вблизи стен Бет-Лехема. Разве ты не понял, что только волей бога ты, слабый и почти безоружный, убил закованного в медные доспехи необрезанного великана?

   — Да, господин мой, конечно, это было по воле бога.

   — Значит, и всё остальное, случившееся с тобой, назначено его волей. Что же сделал безумный царь?

   — Однажды он бросил в меня копьём, но оно не достигло моего тела и упало рядом. Я немного растерялся тогда, хотя и подумал, что царь просто меня пугает. А вчера, в начале ночи, когда я играл, стоя у входа в царёвы покои, копьё из руки его полетело с такой силой...

   — Но ведь Саул — могучий воин и копьём владеет, как немногие.

   — И всё-таки я успел увернуться и убежать.

   — О, это воля Ягбе! Если бы не божественная защита, ты бы погиб. Бог с тобою, а Саул лишён его благой помощи. Это великий знак — Господь не дал ему тебя погубить. Ты должен стать вождём тех, кто выступит против Саула, ибо в этом есть благословение божие.

Шомуэл воздел руки к потолку, глаза его горели страстной мыслью. Он верил: Добид станет своевременным и нужным орудием в его руках, пока не будет свергнут Саул.

   — Отдыхай, Добид, помазанник божий, вкушай со мной пищу и обрадуй своё сердце, — произнёс Шомуэл и хлопнул в ладони.

Тотчас появился тучный и румяный повар Яшуб, а с ним ещё двое слуг, расстеливших белую скатерть. Перед Добидом поставили блюдо с горячими лепёшками, политыми маслом, глиняную миску с чечевицей в чесночном соусе, свежий козий сыр, кусок говяжьего окорока, мёд и финики. Слуга налил в бокал из сидонского стекла красное вино для Добида и отвар из изюма и чернослива в серебряную чашу первосвященника.

   — Я ныне пощусь во имя Эль Шаддаи, — сказал первосвященник. — Завтра мы поднимемся на высоту в Набате, посреди Рамафаима, и я принесу жертву богу. А после того буду пророчествовать. Будут пророчествовать другие, одержимые духом божьим. Затем мы приступим к обеду, и ты познакомишься с почтенными и славными людьми, которые желают тебе благоприятствовать.

На другое утро первосвященник в своей жёлтой шайке с золотыми подвесками, в драгоценном пурпурном нагруднике и полосатом плаще, картинно выкидывая впереди себя посох, поднялся к главному алтарю Рамафаима. Его сопровождали левиты и слуги. Добид, одетый скромно, шёл рядом с Шомуэлом.

Были и гости, неизвестные Добиду пожилые холёные эшраэлиты в светлых одеждах, с золотыми перстнями на указательном пальце правой руки. Здесь собралось и множество горожан, а среди них пророки из разных мест — в высоких шапках и пёстрых плащах. Некоторые дурно пахли, просвечивая немытым, пропотевшим телом сквозь рубища и лохмотья. Они ещё не начали петь и пророчествовать, но уже размахивали бубнами и кимвалами.