— Не надо, — произнёс он до того, как она успела выйти.

Она повернулась, и на противоположной стороне комнаты он выглядел как тот десятилетний мальчик, которого бросили на их пороге. Напуганный, полный надежды и стыда. Годы, в конце концов, его не изменили.

Он шагнул ближе.

— Я злюсь не на тебя, я злюсь на себя. То, что я сказал тебе в машине…

— Забудь об этом, Трой.

— Нет, — процедил он, шагая прямо к ней и хватая её за запястья. — Этому нет никаких оправданий. Ты заслуживаешь лучшего. Кто-то другой подойдёт тебе лучше, чем я. Просто… пообещай, что ты позволишь ему любить себя правильно, Кэм. Со свечами и розами, и …

— Опять список, — прорычала она, выдёргивая и высвобождая свои запястья, её сердце разбивалось с каждым чёртовым словом, слетающим с его губ. Да как он смел? Старался объяснить, как любить кого-то другого. Как будто он сам знает как. Как будто она смогла бы испытывать к какому-то другому мужчине то, что чувствовала к нему.

Её челюсть отвисла. О нет.

— Верно, Кэм. У меня для тебя есть ещё парочка пунктов в списке, а затем самый последний пункт ты должна будешь выполнить дома самостоятельно. — Он помолчал, глядя, казалось бы, сквозь неё, а не на неё. — Ты должна полюбить. Истинной, настоящей, безумной любовью, без которой не сможешь жить.

Она едва не рассмеялась над иронией. Он сделал всё это, чтобы показать ей свою версию любви лишь для того, чтобы она влюбилась в какого-нибудь мужчину, которого встретила или пока ещё нет. Тогда как всё это время она влюблялась в него.

Они оба такие идиоты!

— Как скажешь, Трой.

Прежде чем он успел пробормотать что-либо ещё, чтобы медленно её убить, она повернула ручку двери и вышла. Он подождал несколько секунд и последовал за ней. Когда она приблизилась к столовой, он схватил её за руку и крепко сжал.

Все уже приступили к салату, когда они сели, присоединяясь к ним.

— Ой, хорошо, — сказала её мать. — Вы помирились.

— По мне, они не выглядят помирившимися, — проговорил йяка Митч.

Тяжело вздохнув, Трой посмотрел на неё.

— Прости меня, — пробормотал он ей тихо.

А затем обхватил её затылок и привлёк к себе. Когда его рот накрыл её губы, она схватила его за руку, цепляясь как за спасательный круг. Его губы двигались, прижавшись к ней, язык метнулся внутрь. Как он мог целовать кого-то вот так, на глазах у полной комнаты людей, а затем хотеть, чтобы она влюбилась в кого-то другого? Боже, никто не целуется так, как Трой. Никто.

К тому времени, когда он отстранился, она почти лежала на коленях йяки Гарольда, сидящего на соседнем стуле.

Трой бросил взгляд на лица других.

— Видите, всё улажено. Кого-нибудь ещё поцеловать, чтобы утешить?

У всех отпали челюсти. У всех, кроме двоих. Шана и Кэти подняли руки. Кума Виола выглядела так, словно тоже хотела поднять свою. Все в комнате рассмеялись, Камрин взяла вилку, делая вид, что всё нормально, и гоняла ею салат по тарелке.

Хизер постучала вилкой по своему бокалу.

— Мы с Джастином хотели бы поблагодарить всех вас за то, что вы здесь. Бернис и Тим, вы не могли бы сделать это ещё более особенным. Мы просто очень благодарны за то, что вы все вместе с нами.

Поднялись и зазвенели фужеры.

— Я благодарна за вино, — сказала Кэти. — Итак, чем займёмся сегодня вечером?

— Караоке, — ответил Джастин, засовывая огромный кусок салата в рот и подмигивая Трою.

Камрин выронила вилку и сердито посмотрела на Троя. Это, должно быть, его чёртова идея. Пункт из его чёртового списка. И теперь она мысленно чертыхалась!

— О, как весело! — сказала Шана.

Трой склонился к ней и прошептал:

— Мы почти закончили список, Кэм. Сегодня вечером ты поставишь себя в глупое положение.

Её глаза сузились. Хорошо, что она выронила вилку, в противном случае та оказалась бы в его глазу.

— Ничего подобного.

Он улыбнулся, коварный болван.

— Даже и не думай. И ты получишь удовольствие, делая это. Ради себя. Ради меня.

— Чёрта с два!

Его взгляд упал на её рот и снова поднялся наверх.

— Мы уже выполнили пункт о сквернословии. Как тебе не стыдно.

Официанты убрали их тарелки с салатами и заменили их тарелками, полными пастой. Кэм уставилась на свою порцию, удивляясь, куда вся эта еда должна отправиться. Колени Троя стали бы прекрасным местом…

— О, — произнёс Трой, обращаясь к семье. — Есть правило насчёт сегодняшнего караоке. Песню для вас выбирает кто-то другой. Каждый вытянет имя, чтобы узнать, кто для кого выбирает.

Сукин…

— Это будет ооочень весело! — прокричала Кэти с куда большим энтузиазмом, чем Камрин смогла бы продемонстрировать, даже будучи в хорошем настроении. — У нас же будут крепкие спиртные напитки, верно?

Уроки жизни согласно Камрин:

Каждый день в моей жизни случается самый неловкий момент.

На очереди был Трой. Он просмотрел список, который распечатал Джастин, с названиями песен, запрограммированных для караоке, гадая, кто же вытянет его имя и какую песню тот выберет.

А в это время папа Камрин демонстрировал своё лучшее исполнение «Blue Suede Shoes», заставляя при этом кровоточить уши Троя. Нана так смеялась, что Трой был уверен: её вот-вот хватит сердечный приступ.

Трой оглядел медиа-комнату со своего места за дальним столиком. Друзья Джастина и Хизер сидели впереди на полу, приближаясь к пьяной коме, и настойчиво призывали папу раскачивать бёдрами как Элвис во время исполнения этой песни. Улыбки тётушек и дядюшек, а также родителей Джастина мало-помалу начали уставать, превращаясь в полуулыбки, освещающие их лица. А сами Хизер с Джастином сидели по обеим сторонам от Троя и разрывали его барабанные перепонки, подбадривая папу так, будто оказались в первых рядах концерта Бон Джови.

Камрин сидела в дальнем углу за другим столиком, разговаривая с Джоном, Анной и Фишером. Эмили клевала носом на коленях Кэм. Когда Кэм рассмеялась над чем-то, сказанным Джоном, её рука легла на голову Эмили, поглаживая девочку по волосам. Трою было интересно, будут ли, когда придёт время, у её детей такие же волосы, как у неё, точно такого же оттенка корицы, размешанной в чашке чая. Или её улыбка — нежная. Ласковая. Или её глаза — огромные и карие.

До этой недели эти глаза были безразличными и далёкими. Сейчас же к Кэм снова вернулась жизнь. Его список открывал её — и закрывал его. Он, бывало, становился неспокойным, оставаясь один, редко проводя ночь или две, не пригласив какую-нибудь женщину, чтобы заполнить тишину, или не завалившись в один из своих любимых баров. Теперь всё, чего он хотел — он и она. Наедине.

Но это было не лучшей идеей даже в худшие времена. Притворяться, что встречаешься, и испытывать романтические чувства на самом деле — две разные вещи. Когда всё это закончится, у него больше не будет семьи. Они могут любить его, но только Камрин их настоящая семья. А он всего лишь какой-то парень, которому они однажды помогли. Ему следовало остановить то, что между ними зародилось после первого поцелуя во дворе в первый же день. Фишер, возможно, и не имел в виду то, что сказал тогда в Милуоки, но он всё равно был прав.

Трой недостаточно хорош для неё.

Она заслуживала большего, чем строитель, единственный член семьи которого сидит в тюрьме. Большего, чем его наследственность для её будущих детей. Ей нужен кто-то с пятилетним планом, который хочет от жизни того же, что и она. Кто-то, кто заставит её улыбаться, как сейчас. Он повернул ключ этим списком, она же открыла дверь. Теперь, кого бы она ни выбрала, чтобы провести с ним свою жизнь, этот человек будет ждать по ту сторону порога, и она сможет любить его открыто.

Максвелл хочет её вернуть. Эта мысль раздирала его внутренности в клочья. Трой гадал, вернётся ли она обратно к нему, и если да, то регрессирует ли она до прежней Кэм. Или, может быть, она будет встречаться с кем-то вроде друга Джастина, Джона. Парень потерял голову из-за Кэм с той секунды, когда Хизер познакомила их несколько лет назад. Джон смотрел на неё так же, как Фишер смотрит на Анну.