- Да, мэм, - сказал он, с удовольствием усаживаясь за рояль. Мальчик размял шею и суставы, а затем прошелся по клавишам. - Есть какие-нибудь пожелания?

- Сыграй рождественскую песню, - предложила Нора. - Любую, на твой выбор.

- Мне все нравятся. Но разучил только одну.

Он вздохнул и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, ветреный мальчишка превратился в профессионального музыканта. Он опустил пальцы на клавиши. Знакомый мотив "Святой Ночи" заполнил магазин.

Композиция вызвала тысячу воспоминаний. Как она любила эту песню... Как та действовала на Нору каждый раз, когда она слышала ее... Сатерлин не могла слушать эту мелодию без желания упасть на колени и преклониться перед Богом, который сотворил мужчин и музыку.

Она вспомнила... Сколько ей было? Двадцать четыре? Двадцать пять? Однажды ночью в начале декабря, она пришла в дом священника в полночь и нашла Сорена за роялем, играющего именно этот отрывок. Он знал, что она придет к нему той ночью, и он знал, что эта песня была ее любимой. Пока он играл, она подошла к нему и села на пол возле скамейки, положив голову на его бедро. Когда прозвучала и стихла последняя нота, он мягко положил руку на ее голову. Без единого слова, он велел ей встать. Ему не нужны были слова, чтобы отдавать ей приказы. Она могла читать его лицо, глаза, язык его тела, словно книгу. Он щелкнул пальцами, и она полезла под юбку, стягивая с себя трусики. Сорен опустил крышку, прикрывая клавиши, когда она оседлала его колени и откинулась на рояль. Затем они поцеловались, языки и губы сплетались, казалось, целый час. Ее пальцы пробежались по его светлым волосам. Он скользил руками верх и вниз по ее бедрам.

- Пожалуйста, Сэр, - прошептала она в его шею.

- Пожалуйста, что?

Она заворчала в наигранном разочаровании. Он еще не причинил ей боль. У них не было ничего кроме поцелуя. Пока он не причинял ей боль, он мог целовать и дразнить ее, издеваться над ней, касаться ее, без нужды взять ее. Секса не было до тех пор, пока он не причинит ей боль, иначе он не мог возбудиться в достаточной степени. Но она... она хотела его, и прямо сейчас.

- Пожалуйста... мне нужны Вы внутри меня, Сэр.

- Продолжай просить. Просьба на рассмотрении.

Целуя мочку ее уха, шею, он расстегнул ее блузку и поцеловал выпуклости ее груди. А она продолжила умолять его, следуя приказу. "Пожалуйста, Сэр... пожалуйста... Я сделаю все, подчинюсь чему угодно, дам вам все что пожелаете, соглашусь на все... используйте меня, унижайте меня, бейте меня..." она умоляла его в драматическом отчаянии.

Когда его зубы впились в мягкую плоть ее плеча, она поняла, что это скоро произойдет. Нора ахнула от боли, его пальцы вонзились в ее бедра так сильно, что она вздрогнула.

Дрожь сделала свое. Через секунду скамейка опрокинулась на пол. Нора, тогда еще Элеонор, лежала на животе на полу, наполовину под роялем. Она сделала несколько медленных вдохов и выдохов, поэтому уже не была ошарашена, когда Сорен стянул с нее рубашку и задрал юбку до талии. Его первый жесткий удар пришелся по внутренней стороне ее бедер. Она не смотрела какое орудие пыток Сорен использовал на ней. Трость или стек, или прут от дерева... это не имело значения. Они чертовски причиняли боль. Хорошо. Чем больше боли сейчас, тем больше удовольствия потом.

После десятка или более ударов по ее спине, Сорен уронил стек на пол. Стек. И тот ударил по дереву с мягким глухим стуком. Она приготовилась к большей боли. Дальше он мог выпороть или высечь ее. Она закрыла глаза и отпустила свои страхи. Нет причин бояться. Сорен любил ее. Он хотел причинить ей боль, а не навредить ей. Он получал больше удовольствия от причинения боли, чем от оргазма. Она отдавала ему свое тело, принося его в дар. И как подарок, завернутый и преподнесенный, он распаковывал ее.

Сорен оседлал ее бедра и схватился за заднюю часть ее шеи. Раскаленный воск свечи приземлился по центру ее позвоночника. Еще одна капля опалила несколькими дюймами выше. В захвате Сорена она не могла пошевелиться. Нора потянулась к чему-нибудь, за что можно ухватиться, и обернула пальцы вокруг педали фортепиано. Она сфокусировалась на металле в руке, на его прохладе и гладкости.  

Горячий воск покрывал ее позвоночник и дарил пронизывающую все тело боль. Это прекратилось... В конце концов все закончилось, и Сорен перевернул ее на спину. Ее воспаленная кожа встретилась с твердой древесиной, и Нора вскрикнула. Но агония была короткой, Сорен поцеловал ее снова. Он целовал ее рот и шею, он потратил столько же времени на ласки ее груди, сколько до этого истязал ее спину. Она начала стонать от зарождающегося удовольствия, глубочайшего удовольствия, от того удовольствия, что приходило только после перенесенной боли. Боль сменялась экстазом с таким контрастом, что секс без боли казался нелогичным для нее. Зачем вообще заниматься любовью, если постоянно чего-то опасаться и осторожничать? 

Так скучно.

Когда Сорен широко развел ее бедра и опустил голову между ее ног, она почувствовала что угодно, но только не скуку. Его пальцы погрузились глубоко в нее и обосновались прямо на ее самых чувствительных местах, в то время как его язык и губы на клиторе подводили Элеонор к краю оргазма и оставляли зависнуть там со скрученным в узел желанием освобождения в животе. Она все еще не выпускала фортепианную педаль из руки, держась для равновесия.

Сорен поднялся и накрыл ее своим телом. Он вошел в нее жестко и быстро, и она кончила сразу после первой пары толчков. После ее кульминации, она расслабилась и просто позволила ему обладать ей. Она любила его давление внутри ее, чувство заполненности, движение внутри ее, и его неровное, но контролируемое дыхание.

После того, как он кончил внутри нее, он медленно вышел и заключил Элеонор в свои объятия. Она тяжело задышала у него на груди, он погладил ее по волосам и поцеловал в лоб

- Тебе понравилась? - спросил он, когда она легла поперек его колен.

- Чертовски. Только...

- Что?

Она взглянула на рояль и увидела, что педаль висит под неправильным углом.

- Думаю, я сломала твой рояль.

Песня закончилась под заключительные аккорды “Святой ночи” в исполнении молодого Исаака, и Нора почувствовала, как ее спина покрылась мурашками.

- Спасибо, - сказала она мальчику. - Ты очень талантливый. Надеюсь, ты никогда не бросишь играть.

Он пожал плечами.

- Не уверен. Я состою в школьной баскетбольной команде. Мой отец хочет, чтобы я бросил игру на рояле и играл только в баскетбол. Он думает, это моей сестре следует брать уроки игры на рояле. Ей это не нравится. В отличие от меня.

- Почему он считает, что твоей сестре следует брать уроки игры на рояле, а не тебе?

- Он говорит, музыка для девчонок. Мама сказала ему, что он сумасшедший и что для меня хорошо знать музыку, ведь я смогу играть в церкви.

- Музыка для девчонок? - она взглянула на владельца магазина и подмигнула ему. - Я познакомлю тебя с очень сильным, умным, суровым и очень устрашающим мужчиной, которого я знаю, он тоже играет на рояле. Что ты думаешь об этом?

- Правда?

- Чистая правда. И когда он играет на рояле, каждая женщина в комнате влюбляется в него. Девчонки любят музыкантов.

- Да, это так, - сказал владелец магазина. - Моя жена сказала, что даже не подозревала о моем существовании, пока не услышала мою игру на саксофоне.

Исаак, казалось, погрузился в раздумья.

- Возможно, я продолжу играть, - сказал он, - Может быть, я также продолжу играть и в баскетбол. Знаете, мои шансы с девчонками удвоятся, верно?

- Мне нравится ход твоих мыслей, малыш. - Нора ласково похлопала его по подбородку. Он спрыгнул со скамьи и направился обратно в комнату откуда пришел. - Это потрясающий рояль. Мне нравится, как он звучит. Насыщеннее, чем Steinway.

- В нем красивые басовые ноты. Лучше удерживает звук. Вы не найдете ничего похожего на Bösendorfer. Их называют Роллс-Ройсами среди роялей. Если надумаете покупать, дайте мне знать. Как я уже говорил, цена включает в себя доставку.