– Я этого не делал.

И он расстегнул заколку, державшую ее «хвост», и пропустил пальцы по всей длине освободившихся волос.

Лишившись силы от такого интимного жеста, Сэм отступила от Ника.

– Я знаю, что ты не убивал. Но ты все равно причастен. У меня и так полно проблем даже без неуместных кувырканий со свидетелем.

– Так вот что это было бы? – Глаза загорелись яростью и уставились на нее. – Неуместное кувыркание?

– Нет, – тихо произнесла она. – И это еще одна причина, почему ничего хорошего не выйдет, если что-то начать сейчас.

Он придвинулся ближе.

– Уже началось, Сэм. Началось шесть лет назад, и мы ничего не закончили. На этот раз я хочу закончить. Может, не прямо сейчас, но со временем. Я буду глупцом, если позволю тебе выскользнуть из рук, как первый раз. Я не повторю своей ошибки.

Пораженная его горячностью, Сэм отступила на шаг.

– Признательна за предупреждение, но, возможно, такие дела лучше оставить незавершенными. У нас обоих много чего происходит…

– Увидимся завтра, – прервал ее Ник и вручил заколку.

Идя к двери, выходя из дома, Сэм чувствовала спиной его взгляд. И всю дорогу домой на губах горел поцелуй.

На следующее утро, рано, стоя над бренными останками сенатора Джона Томаса О’Коннора, возраст тридцать три года, Сэм думала, что смерть – великий уравнитель. Мы выходим из ничего и уходим в ничто. И в смерти то, что мы достигли – или чего не достигли, - ничто не имеет значения. Сенатор или каменщик, миллионер или мать на пособии, - все выглядят более-менее одинаково, лежа на столе патологоанатома.

– Я определила время смерти, приблизительно одиннадцать часов вечера, - сообщила доктор Линдси Макнамара, главный окружной судмедэксперт, стягивая резинку с длинных рыжих волос, забранных на время аутопсии в «конский хвост».

– Почти сразу, как он пришел домой. Убийца, возможно, ждал его.

– Обед включал филе-миньон, картофель, смесь зелени и то, что выглядит как две кружки пива.

– Лекарства?

– Я еще жду отчет по токсикологии.

– Причина смерти?

– Ранение в горло, нанесенное острым предметом. Рассечена яремная вена. Он очень быстро истек до смерти.

– Что было первым? Шея или гениталии?

– Гениталии.

Сэм поморщилась.

– Жуткая смерть.

– Наверное, самая страшная для мужчины.

– Он был жив и осознавал, что кто-то, кого он знал, отсек ему член, – проговорила Сэм, скорее для себя, чем для Линдси.

– Ты уверена, что это был знакомый?

– Ничего определенного, но я склоняюсь к этому, потому что никаких следов борьбы и взлома.

– Также никаких частиц кожи под ногтями или оборонительных травм на руках.

– Он не оборонялся.

– Все случилось быстро.

Линдси показала рукой на пенис О’Конора, плавающий в какой-то жидкости.

Сэм подавила необычный для нее приступ тошноты. Обычно такие вещи ее никак не впечатляли, но ведь она никогда прежде не видела отрезанный пенис.

– Чистый четкий разрез, – прокомментировала Линдси.

– Потому убийца сумел вонзить кинжал в шею сенатора, пока тот еще сидел в кровати.

– Точно. Он дернулся бы при кастрировании. Возможно, потерял сознание от болевого шока.

– Поэтому он не увидел момент наступления смерти.

– Наверно, нет.

– Спасибо, док. Пошлешь отчет, когда будет готово?

– Ты его получишь, – пообещала Линдси. – Сэм?

Сэм, которая потянулась за сотовым, чтобы проверить сообщения, взглянула на коллегу.

– Хочу, чтобы ты знала, как я переживаю из-за того случая с мальчиком, – сказала Линдси с состраданием в глазах. – Что с тобой творила пресса… ну, все, кто с тобою знаком, знают правду.

– Спасибо, - поблагодарила Сэм вполголоса. – Я это ценю.

* * *

К семи часам Сэм сидела в своем кабинете и просматривала четыре распечатки записей телефонных звонков из дома сенатора, офиса и двух мобильников. В глазах плыло от недосыпа, в котором Сэм обвиняла поцелуй Ника и воспоминания, воскрешавшие этот поцелуй. Она выискивала схему и подкреплялась второй за день диетической содовой. Большинство звонков шло на номера Вашингтона и Вирджинии, но она заметила несколько звонков на неделе в Чикаго, причем длились они по часу и более. Сэм взяла на заметку проверить номер.

Достаточно регулярно, чтобы их проследить, всплывало несколько номеров. Она составила список и переадресовала одному из детективов, прикрепленных к ней в помощники.

Схватив еще содовой и черствый бублик, оставшийся со вчерашнего дня, Сэм решила заехать перемолвиться словечком с шефом Фарнсуортом, перед тем как встретиться с Фредди на Капитолийском холме. У здания национальной безопасности на нее обрушились поджидавшие репортеры. Увидев, сколько их, она на секунду подумала было вернуться и попросить пару дежурных помочь ей пробраться сквозь толпу. Однако отмела эту идею как трусливую и вступила в драку.

– Сержант, вы уже готовы назвать подозреваемых?

– Как был убит сенатор?

– Кто его нашел?

– Что вы думаете о заголовках сегодняшних газет?

От последнего вопроса в животе все перевернулось: Сэм могла лишь вообразить, что пишут газеты о детективе, которого департамент выбрал вести расследование самого громкого преступления в городе. Она подняла руку, чтобы пресечь град вопросов.

– На настоящий момент могу сказать только, что идет расследование, и как только нам станет известно больше, мы созовем пресс-конференцию. Пока без комментариев. А сейчас дайте пройти. Мне нужно работать.

Они не сдвинулись с места, но и не препятствовали ей прокладывать себе дорогу.

Взъерошенная и раздосадованная, Сэм забралась в полицейскую машину без опознавательных знаков и закрыла дверь, пробормотав.

– Гребаные стервятники.

У Хартского здания Сената бросила два четвертака в газетный автомат и вытянула утренний выпуск Washington Post где центральный заголовок объявлял об убийстве сенатора. Ниже – колонка поменьше, заголовок гласил: «Опозоренный детектив назначен на расследование убийства». Сэм издала расстроенный рык, когда слова смешались на странице, как часто происходило от стресса или усталости. Чертова дислексия. Сделав глубокий вздох, попыталась снова, читая медленно, слово за словом, как и тренировалась раньше.

Колонка содержала пересказ облавы, приведшей к смерти Квентина Джонсона, и останавливалась, прямо не доходя до того, чтобы поставить под сомнение компетентность Сэм и ее шефа.

– Здорово, - проворчала она. – Просто здорово.

И, бросив газету в мусор, доехала на лифте на второй этаж, где Фредди ждал ее, наслаждаясь глазурованным пончиком.

– Ты видела газеты? – спросил напарник, смахивая прилипшие крошки тыльной стороной ладони.

Сэм отрывисто кивнула, и пока он не успел ввязаться в дальнейшее обсуждение статьи, быстренько ввела его в курс дела: проникновение к Нику, результаты аутопсии и записи разговоров. Показав на дверь, ведущую в ряд кабинетов сенатора О’Коннора, сказала: – Давай приступим.

* * *

Просмотрев оставшееся имущество в кабинете Джона, где они не нашли ничего полезного для дела, Сэм и Фредди прошлись от помощников по административным вопросам по народу, ведавшему законодательными делами, и до персонала в ричмондском офисе сенатора и директора по связям. И каждому работнику сенатора О’Коннора задавали одни и те же вопросы: «где вы были в ночь убийства», «был ли у вас ключ от его квартиры», «что вы знаете о его личной жизни», «не можете ли вспомнить кого-нибудь, кто точил на него зуб»?

И ответы были одни и те же, в нескольких вариациях: «я работал здесь (или «дома в Ричмонде с мужем/женой/девушкой»), «у меня нет ключа», «он охранял свою личную жизнь» и «все любили его», даже политические соперники, не имевшие на то особых причин.

– Кто дальше? – спросила Сэм, чувствуя себя так, словно они ворочали жернова.