В сотый раз я задавал вопрос: как поступить? Следовало немедленно уезжать из города, оставаться здесь было равносильно самоубийству. Я решил занять денег на билет у Расти и сразу же уехать. Мой поезд уходил примерно в одиннадцать утра.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появилась Рут. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, нездорово поблескивающие глаза. Ясное дело, на дозу наркотика деньги у нее нашлись.

Остановившись в ногах кровати, она уставилась на меня немигающим взглядом.

— Какого черта? — буркнул я. — Убирайся.

— Я иду на киностудию. Как ты?

— У тебя что, крыша поехала? Я никуда не пойду.

Рут сморщила носик, с презрением глядя на меня.

— Я не могу отказаться от работы на студии. Если я там не буду сегодня, то лишусь работы навсегда. А как ты намерен поступить?

— Уезжаю сегодня же. Между прочим, вчера ты убила человека. Или для тебя это такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем?

Рут криво улыбнулась.

— Все верят, что это твоих рук дело.

Меня словно ударило током.

— Моих? Думай, о чем говоришь!

— Успокойся. Никто никого не убивал.

Я рывком поднялся на колени.

— Откуда ты это знаешь?

— Из статьи в газете.

— Где она?

— Лежала на полу возле одной из комнат.

— Так принеси ее!

— Ее уже кто-то забрал.

Я едва удержался, чтобы не задушить ее.

— Так он действительно жив?

Рут со скучающим видом кивнула. Трясущейся рукой я вытряхнул из пачки сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я едва не задохнулся.

— Но почему ты сказала, что это моих рук дело?

— В госпитале он сообщил копам твои приметы. Сейчас объявлен розыск человека со шрамом на лице.

— Как же такое может быть? Ведь стреляла в него ты!

— Меня он не видел. Зато тебя прекрасно рассмотрел.

— Но ведь он знает, что стрелять я не мог! Ведь в тот момент, когда ты выстрелила, я стоял лицом к стене. Он должен это помнить!

Рут равнодушно пожала плечами.

— Может и так. Но полицейские ищут человека со шрамом на лице. Так что прими меры безопасности.

Я едва удерживал желание врезать Рут между глаз.

— Принеси мне газету! Сейчас же!

— Не ори. Или ты хочешь, чтобы все услышали об этом? К тому же я тогда опоздаю на работу, чего себе не могу позволить. А тебе лучше побыть здесь, а не болтаться по улицам.

Я схватил ее за руку.

— Откуда у тебя револьвер?

— Это оружие Уилбура. Отпусти! — Рут вырвала руку. — Да не будь ты размазней. Мне приходилось попадать в переделки и почище. Посиди здесь денька два, а потом можешь уезжать. Это мой совет тебе.

— Едва только копы заподозрят, что это я, так тут же появятся здесь.

— Поплачь, поплачь. — Презрение в голосе Рут бесило меня. — Ну и трус же ты! Говорю тебе, не показывайся на улице, и все будет в порядке. Как ты мне надоел.

Это было уже чересчур. Схватив Рут за горло, я несколько раз наотмашь ударил ее по щеке. Понимал, что это делать нельзя, но сил сдерживаться уже не было. Потом оттолкнул ее от себя и сделал шаг назад.

— Да, трус! Я боюсь, так как все же сохранил остатки совести. Что, кстати, напрочь отсутствует у тебя. Ни чести, ни совести! Убирайся!

Рут стояла, прислонившись к стене. На щеке пламенели следы ударов, в глазах горела ненависть.

— Ну, сволочь, я этого никогда не прощу! — прошипела она. — Попомни мои слова. Придет время, и я сполна рассчитаюсь за все. За все! Полицейский, как я надеюсь, умрет, и не будет для меня большего удовольствия, как увидеть тебя на электрическом стуле.

Схватив Рут за шиворот, я пинком выбросил ее в коридор.

— Убирайся!

Ни слова не говоря, она ушла.

Закрыв дверь, я некоторое время стоял неподвижно, пытаясь успокоиться. Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, едва заметный шрам по краю челюсти. Если раненый коп сообщил эту примету своим собратьям, все пропало.

Чувство панического страха буквально захлестывало меня. Только одна мысль сверлила мозг — нужно как можно быстрее убираться отсюда! И вместе с тем я понимал, что появиться в городе днем, когда всем полицейским известны приметы подозреваемого — чистое безумие.

На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я вышел в коридор.

— Кэрри, не можешь ли ты сделать мне одолжение. Что-то мне не хочется выходить на улицу сегодня. Не могла бы ты купить мне утреннюю газету?

Кэрри удивленно уставилась на меня.

— У меня слишком много работы, мистер Джек, чтобы я без дела разгуливала по улицам.

— Но для меня это очень важно. Может, возьмешь у кого-нибудь на несколько минут. — Я старался говорить как можно более естественным тоном.

Кэрри пожала плечами.

— Попробую. А вам что, нездоровится?

— Да. Что-то неважно себя чувствую. Сделай это для меня, Кэрри.

Кивнув, она развернулась и потопала обратно.

Я вновь улегся на постель, закурил и бездумно уставился в потолок. Прошло не меньше получаса, прежде чем я вновь услышал ее шаги на лестнице. Вскочив с постели, я выбежал в коридор.

Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.

— Мэм все читала и читала…

— Все в порядке. Спасибо, Кэрри.

Поставив чашку с кофе на столик, я дрожащими руками развернул газету.

Все было в точности, как сказала Рут. В заметке сообщалось, что ночной охранник киностудии «Парамаунт Пикчерс» обнаружил в одном из зданий грабителя, и тот два раза выстрелил в него. Сейчас раненый находится в государственном госпитале в Лос-Анджелесе. Перед тем как потерять сознание, он успел сообщить приметы грабителя. Полицейские уже разыскивают человека со шрамом на лице. Охранник находится в очень тяжелом состоянии, не исключено, что он может умереть.

Я без сил опустился на кровать. Лишь спустя несколько минут я смог взять себя в руки. По всей видимости, мне придется бежать, так что нужно принять соответствующие меры. Сложив необходимые вещи в чемодан, я пересчитал оставшиеся деньги. Набралось десять долларов с мелочью.

Пододвинув табурет к окну, я уселся и принялся наблюдать за улицей.

Вскоре после полудня в дальнем конце улицы остановилась патрульная полицейская машина, и из нее вышли четверо детективов в штатском. У меня перехватило дыхание.

На нашей улице находились четыре пансиона, где сдавались меблированные комнаты. Туда они и направились.

Наш пансион облюбовал худой высокий детина в сдвинутой на затылок шляпе и с сигарой во рту.

Я со страхом наблюдал, как он поднялся по ступенькам и позвонил.

Быстро пройдя к лестничной клетке, я посмотрел в холл, куда четырьмя пролетами вела лестница.

Я видел, как через холл прошла Кэрри. Послышался скрип открываемой двери.

— Я детектив Джонсон, — донесся до меня лающий резкий голос. — Мы разыскиваем молодого человека со шрамом на лице. Может быть, здесь такой проживает?

Мои ногти впились в перила лестницы, пот холодными струйками стекал по спине.

— Со шрамом? — с недоумением переспросила Кэрри. — Нет, мистер. Никого похожего у нас здесь нет.

Благословляя Кэрри, я без сил прислонился к перилам.

— Вы уверены?

— Да, мистер, уверена. Я бы знала, если бы здесь проживал человек с такими приметами. Нет у нас такого человека.

Этот человек убил полицейского.

— Нет у нас такого человека, мистер, — стояла на своем Кэрри.

«Он убил полицейского! — Ужас сковал меня. — Итак, охранник все же умер!»

Я вернулся в комнату и ничком бросился на постель. Меня бросало то в жар, то в холод. Казалось, время остановилось.

Не знаю, сколько я пролежал вот так. Потом в дверь кто-то нерешительно постучал.

— Вы разрешите, мистер Джек?

Кэрри несмело вошла в комнату. Ее полное морщинистое лицо выражало озабоченность.

— Приходил детектив…

— Я в курсе, Кэрри. Присаживайся. — Я махнул в сторону табуретки и сел на постели. — Я у тебя в долгу. Разумеется, я никого не убивал, но все равно ты избавила меня от больших неприятностей.