Но техническая сторона вопроса выглядела хотя бы решаемой. Значительно хуже был тот факт, что сразу же после появления в составе эскадры людей со стороны, между ними и пришельцами из будущего возникла некоторая напряженность. Причем выросла эта проблема не из того даже, что экипаж «Рюрика» был вроде как бы не совсем местный - к этому-то все как раз отнеслись на удивление спокойно. Хуже другое. Моряки с «Цесаревича» и миноносцев воевали много и тяжело, по сравнению с этим рейды Эссена выглядели прогулкой. Однако при этом бравые моряки из тринадцатого года щеголяли трофеями и не скрывали, что, благодаря продаже трофеев, они уже весьма обеспеченные люди. Рядом с ними артурцы выглядели откровенно нищими, и это внесло в их взаимоотношение серьезную напряженность. К тому же, и отношения в экипаже «Рюрика» незаметно для моряков успели всерьез измениться. Все же когда ты рядом с офицером идешь в атаку, а потом он же тебя, раненого, тащит... Или, как вариант, ты его тащишь. Неважно. Главное, такие случаи были, хотя и немногочисленные, но показательные. А тут еще показательный пример с теми, кто пробился в офицеры! И в результате, хотя воинская дисциплина и брала свое, дух флибустьерской вольницы витал над кораблями, при попустительстве молодых мичманов и лейтенантов и под неодобрительное, но безвредное ворчание офицеров постарше. И моряки с «Цесаревича» в эту картину пока что не вписывались. А Бахиреву в результате приходилось из кожи выворачиваться, чтобы не допустить эксцессов и при этом подтянуть боеготовность своего броненосца до приемлемого уровня. Неудивительно, что у него не только щеки ввалились, но и кожа посерела.
- Не бери в голову, не бери в голову, - пробурчал Эссен. - А что, по-твоему, я должен в нее брать?
- А куда более мелкие и в то же время далеко идущие вопросы. К примеру, кто такой Жирской?
- То есть?
- Уж больно специфический у хлопца взгляд на жизнь. И умения интересные. Ну, с ними-то ладно, научиться в жизни можно разному, но он ведь думает иначе, чем мы. Вспомни, как он пленных допрашивал. Или как сейчас все организовал. Такое лично мне в голову не пришло бы.
- И мне бы тоже, - печально усмехнулся Эссен. - Только зря ты считаешь меня дураком. Я с лейтенантом поговорил уже, и получил вполне исчерпывающие объяснения. Он у нас, оказывается, на лазоревых мундиров работал.
Теперь пришла очередь Бахиреву в недоумении хлопать глазами. Что же, Эссен объяснил ему, что господа жандармы не только портят настроение окружающим, но и занимаются делом. Шпионов, к примеру, ловят, которых на флоте до хрена, особенно британских. И завербовали они Жирского еще в бытность того сопливым гардемарином. И они же обеспечили парню кое-какую дополнительную подготовку, а позже пропихнули его каким-то образом на «Рюрик». Для чего? Так флагман Балтийского флота, на нем сам император частенько бывает. Мало ли, что может произойти. Вот и получили в жандармском управлении ценный источник информации и агента влияния на будущее. Из лейтенантов порой вырастают адмиралы, а с крючка Жирскому было уже не слезть. Да он и не пытался, считая, что делает нужное, хотя и грязное дело.
Выслушав все это, Бахирев только головой покрутил, а потом махнул рукой. Ну, есть у них свой секретный жандарм - так и что с того? Глядишь, еще как-нибудь пригодится, случаи в жизни бывают разные. Эссена же куда больше сейчас беспокоил другой человек. Впрочем, как решили старшие офицеры, вот и повод Жирскому показать свою профессиональную состоятельность.
В море корабли вышли спустя две недели. Все, что можно было сделать на месте, моряки сделали, особенно на «Цесаревиче». Гонял их Бахирев нещадно, считая, что если у матросов много работы, то времени на дурь и тупые, но опасные мысли уже не будет. Уж кто-кто, а он хорошо помнил, как на Черном море ошалевшие от безделья матросы устроили бучу. Надоело им по жаре с палубы рыбу на удочки ловить, когда их корабль непонятно зачем несколько дней в безлюдной бухте на якоре стоял. Нашлись какие-то умники, начитавшиеся не тех книжек и наслушавшиеся не тех людей, дали по голове излишне мягкому командиру, и в результате новейший броненосец шастал по морю, заставляя паниковать все портовые власти. Бахирев совершенно не желал, чтобы здесь успевшие хорошенько устать от войны люди сотворили нечто подобное, и спуску никому не давал. И все же сумел добиться и дисциплины, и уважения. Во всяком случае, теперь ему за свой корабль стыдно не было.
Эскадра взяла курс на... Токио. Эссен, не слишком раздумывая, решил, что японцам идиома о двух снарядах в одну воронку знакома, и ждать его там, где он уже однажды побывал, никто не станет. К тому же столица есть столица, различных судов в ее порт идет немало, и сейчас крейсера и миноносцы шли строем фронта, с тем, чтобы перехватить как можно больше кораблей противника.
Расчет адмирала оказался верен - японцы действительно не ждали повторного налета, и крейсера остановили, досмотрели и взяли в качестве призов шесть небольших транспортных судов. Еще два попытались уйти, но с ними церемониться не стали, всадив в каждый по нескольку снарядов. Результат оказался закономерен, гражданские пароходы - не крейсера, способные часами вести бой и выдерживать не один десяток попаданий. Прочность не та. В результате оба судна ускоренным методом отправились в гости к Нептуну, а их команды, те, кто спасся, разместили в трюме одного из трофеев. Словом, начался поход удачно.
Честно говоря, идея налета на японскую столицу принадлежала не самому Эссену. Просто новые партнеры, те, что перекупали у него корабли вместе с грузами, попросили его устроить крупную бучу - им нужен был обвал на рынках ценных бумаг. Русским пообещали хороший процент, выплатив часть авансом, а деньги надо отрабатывать. Тем более, сейчас, когда стало больше и людей, и кораблей. Экипажам надо платить - это когда за тобой держава можно петь про веру, царя и отечество. Сейчас же, формально являясь то ли пиратом, то ли (это больше льстило самолюбию) отдельной воюющей стороной, Эссен вынужден был стимулировать своих людей по-другому. Сто рублей в месяц матросам, от ста пятидесяти до двухсот кондукторам... Это не считая доли в добыче. Словом, затратное это дело, содержать свой личный флот. Хорошо еще, не требовалось пока что тратиться на ремонт кораблей, благо «Херсон» позволял решить большинство проблем, но рано или поздно и это всплывет. А потому адмирал был кровно заинтересован в том, чтобы война закончилась раньше, чем закрома корабля обеспечения, отнюдь не бездонные, кстати, начнут показывать дно. Планируемая же операция в случае успеха обещала, как минимум, форсировать события, и потому Эссен решился на эту авантюру. Все же японцы - не идиоты, и если проломить парой снарядов крышу императорского дворца, наверняка станут сговорчивее. Гордость хороша, пока ты силен, но когда тебя бьют, выживание становится как-то актуальнее.
Надо сказать, операция увенчалась полным успехом. Пока «Рюрик» в сопровождении легких крейсеров величественно и неспешно дефилировал в море, топя все, что попадалось на пути (там были почти исключительно рыболовные шхуны, но, учитывая, что большую часть продовольствия Япония получала за счет моря, этот ничтожный урон обернулся потом для нее крупными проблемами), а заодно прикрывая тылы от возможного появления тяжелых кораблей противника, «Цесаревич» занимался собственно городом. Нагло подойдя на тридцать кабельтов и легко подавив ту пародию на береговые батареи, которые местные вояки только начали организовывать, он обрушил на японскую столицу град тяжелых снарядов, благо целиться особо не требовалось - стрельба по площадям, как-никак, по такой крупной мишени почти невозможно промахнуться. В результате Токио вновь горел, его порт был окончательно разрушен, а за каким-то непонятным делом ошивавшийся в нем крейсер «Идзуми» получил два исправно взорвавшихся двенадцатидюймовых снаряда. Один из них разнес в клочья надстройки корабля и учинил пожар, что выглядело страшно и, бесспорно, являлось моментом неприятным, но не смертельным. Зато второй снаряд при минимуме внешних эффектов нанес куда больший урон. Пробив палубу, он достал до днища, и взорвался в одном из самых уязвимых мест корабля, проделав в его незащищенной подводной части дыру размером с добрые ворота. Спасла крейсер от немедленного затопления лишь близость берега, к которому командир успел притереть свой корабль, еще сильнее повредив днище, но не допустив его гибели. Однако позже, через неделю после боя, когда японцы смогли, наконец, подвести пластырь и кое-как откачать воду, выяснилось, что этим неприятности не исчерпываются. Взрывом, как оказалось, повредило еще и киль. Ремонт затянулся, в результате чего этот небольшой, но хорошо вооруженный крейсер не мог выйти в море почти год, и до конца войны участия в боевых действиях не принимал.