– Мама!

Эстебан открывает дверь спальни. Ева Мария лежит на полу. Волосы у нее слиплись. Эстебан возвращается из ванной с мокрым полотенцем. Он приводит Еву Марию в чувство. Поднимает ее. Относит на кровать. Подсовывает под голову подушку. Стягивает с рук натянутые на них носки. Эстебан не удивляется. Он отмывает лицо Евы Марии. Рот. Эстебан уже ничему не удивляется. Он снимает с Евы Марии пуловер. Он наклоняется. Подбирает с пола обе бутылки. Моет пол. Протирает провод от наушников. Тоже мокрый. Магнитофон крутится вхолостую. Эстебан его выключает. Забрав магнитофон, выходит из комнаты. Эстебан не оборачивается, чтобы еще раз взглянуть. Эстебан такой же, как все. Оборачиваются в первый раз. А в сотый – уже нет. Все кажется нормальным, когда столько раз повторяется. Даже самое страшное. Завтра Ева Мария, как всегда, ни о чем не будет помнить. Она никогда ни о чем не помнит. Эстебан тоже предпочитает забыть. Нет, он не станет обвинять себя. Нет, он здесь ни при чем. То, что он выдумал про Стеллу, не имеет ко всему этому никакого отношения. Ева Мария без посторонней помощи доводит себя до такого состояния. Все эти годы, вечер за вечером, Ева Мария всегда доходит до такого состояния.

Ева Мария отпивает глоток мате. Сложенная газета лежит на столе. Эстебан входит в кухню, чтобы приготовить себе завтрак. Кладет кассету рядом с матерью:

– Возьми, это твоя.

Ева Мария накрывает кассету Мигеля рукой, как будто хочет ее спрятать. Слишком поздно, теперь это уже не имеет смысла. Эстебан направляется к холодильнику. Ева Мария поднимает на него глаза. Смущенная. И агрессивная.

– Іде ты ее нашел?

Эстебан оборачивается:

– В магнитофоне.

– Ты роешься в моих вещах?

– Я пользуюсь своими вещами.

– Ты забрал магнитофон?

– Да.

– Когда?

– Сегодня ночью.

– Я не слышала, как ты вошел.

– Ничего удивительного. – Эстебан показывает на бутылки. Они стоят на видном месте, рядом с раковиной. – Я нашел у тебя в комнате еще и это.

Ева Мария встает:

– Нашел и нашел. Что хочу, то и делаю.

Ева Мария выходит из кухни. За ней захлопывается дверь спальни. Ева Мария открывает платяной шкаф. Опускается на колени. Шарит за обувью. Вытаскивает рюкзак. Убирает кассету Мигеля к другим кассетам. Вздыхает. И еще долго стоит на коленях. Потом вздрагивает. Резко выпрямляется. Она не слышала, как вошел Эстебан.

– Ну, что еще? Зачем явился?

– Тебя к телефону.

Ева Мария кладет трубку. Звонил адвокат Витторио. «С Фелипе обвинения сняты. Мой клиент попросил меня сообщить об этом вам». Ева Мария ходит взад и вперед по коридору. Обвинения сняты. Быстро они это сделали. «В тот вечер, когда убили Лисандру, Фелипе был на благотворительной вечеринке. Вместе с женой. Его алиби подтверждает весь личный состав сухопутных и морских войск». Дальше ехать некуда. Хотя и не имеет значения, какое алиби, лишь бы было, но когда свидетелей 324 – и говорить не о чем, количество людей куда важнее, чем нравственность каждого из них, так уж оно есть. Фелипе и его жена явились в комиссариат на редкость сплоченными.

Ева Мария снова попытала счастья:

– Фелипе – как его там?

Без толку. Адвокаты, психоаналитики – все на один лад, все говорят без умолку, но стоит только проявить реальное, умное, дельное любопытство, внезапно умолкают, хмурятся и ссылаются на профессиональную тайну. «В мои обязанности не входит сообщать вам такие сведения». Тем не менее голос адвоката на том конце провода не умолк: – Однако…

– Да?

– Мой клиент просил передать вам насчет… насчет ребенка.

– Да?

– Он им все рассказал, и комиссар Перес пообещал, несмотря ни на что, начать расследование. Пообещал, независимо от убийства Лисандры, разобраться в этом деле, это не по его ведомству, но он передаст досье.

– А если он ничего не сделает? На него нельзя полагаться. Полностью – нельзя. Есть куда более простой и куда более быстрый способ. Вы ведь знаете, кто такой Фелипе, ну так сходите к бабушке и дедушке этого ребенка и поделитесь с ними сомнениями Витторио насчет него.

– Нет. К моим обязанностям это не имеет отношения, и я категорически отказываюсь входить в подробности этой драмы.

– Тогда расскажите Матерям площади Мая, и пусть битву ведут те, кто хочет ее вести. Уж они-то займутся расследованием, можно не сомневаться, и в этом случае, если ребенок когда-нибудь начнет задаваться вопросами, где-то будет лежать досье на него и он сможет узнать правду.

– Это тоже не входит в мои обязанности. Но мой…

– А что же вообще входит в ваши обязанности?

– Я буду вам очень благодарен, если дадите договорить. Стало быть, это не входит в мои обязанности, но мой клиент очень настаивал, и я только что отправил письмо, которое он для них приготовил. Для Матерей площади Мая. Все уже сделано.

Ева Мария чувствует, как смягчается ее сердце. Она узнает прежнего Витторио. Того Витторио, которого она любила, умного и предупредительного альтруиста. Ева Мария расхаживает взад и вперед. Она могла бы его шантажировать, могла бы пригрозить, что расскажет полицейским про кассеты, если он не назовет фамилию Фелипе. Он мог бы ее обмануть, пообещать, что отправится к Фелипе, если ему удастся выйти из тюрьмы, помахать морковкой перед носом у тупой ослицы, в которую она превратилась, чтобы ослица продолжала ему помогать. Но они ничего такого не сделали. Ни он, ни она. Став жертвой человеческой низости лишь однажды, ты потом всегда должен быть выше пошлости, оставаться над схваткой. Вот это они и сделали. Оба.

Ева Мария утешилась. Где-то в глубине души. Но ей грустно, по-настоящему грустно. Перед тем как положить трубку, адвокат дал ей понять, что Витторио явно опустил руки. За последние несколько дней он превратился в тень. Завтра должен состояться следственный эксперимент. Витторио в ужасе от мысли, что ему придется участвовать в этой мерзости. Он убежден: комиссар Перес воспользуется этим, чтобы добавить последние детали, с помощью которых его окончательно обвинят. Ева Мария трясет головой. От бессилия. Она уже не знает, как помочь Витторио.

Ева Мария входит в комнату Эстебана. Она тысячу раз прошагала взад и вперед по коридору. Близится вечер. Эстебан сидит на своей кровати, протирает тряпочкой бандонеон. Ева Мария останавливается перед ним. Смотрит на стоящий рядом кассетник. Эстебан перехватывает взгляд матери:

– Он тебе еще нужен?

– Нет. А можно мне взять твой велосипед?

Эстебан откладывает бандонеон:

– Велосипед? Зачем он тебе? Куда ты собралась?

Ева Мария пытается снять велосипед со стены. Эстебан встает с кровати. Подходит, хочет помочь. Ева Мария его отталкивает:

– Не надо, сама справлюсь.

Эстебан отодвигает ее в сторону:

– Нет, сама не справишься. – Эстебан снимает велосипед со стены. Ставит перед Евой Марией. – Не все и не всегда можно сделать в одиночку.

Ева Мария смотрит на сына. Берет велосипед. Выходя из комнаты, задевает дверь. В коридоре задевает комод. Эстебан ее останавливает:

– Иди вперед. Я тебе его выведу.

Ева Мария отпускает велосипед. Эстебан поднимает его над головой на вытянутых руках:

– Многолетний опыт – чтобы не будить тебя по ночам. Любуйся.

Ева Мария открывает входную дверь. Эстебан ставит перед ней велосипед.

– Так куда ты собралась?

– Я скоро вернусь.

– В котором часу?

– Не знаю.

Ева Мария с трудом влезает на велосипед, неуклюже начинает двигаться, то и дело упираясь ногой в землю.

– Тормоз слева, – кричит ей Эстебан.

В конце концов Еве Марии удается обрести равновесие. Эстебан смотрит матери вслед, пока ее фигура не растворяется в темноте. Мимо проходит сосед, выгуливающий собаку. Он поднимает большой палец, показывая им на уже опустевшую улицу. Эстебан тоже поднимает большой палец: чтобы превратить трагическое в идеальное, надо соответствовать. Эстебан возвращается в дом. Смотрит на вешалку. Качает головой. Ева Мария не надела пальто. И сумку не взяла. Чем она сейчас занимается? «Мне нужен твой велосипед». «Мне нужен ты», – бормочет Эстебан. Что это за кассета? «Мигель». Он не стал слушать из уважения к матери. От уважения нет никакого толку, думает он. Кто он такой, этот Мигель? Что все это означает? Эстебан спрашивает себя, что за игру затеяла Ева Мария. И поправляет себя: Ева Мария давным-давно ни во что не играет. Эстебан думает о том, как весело они когда-то играли в труко[19]. И почему жизнь с нами так поступает… Эстебан идет в комнату Евы Марии. Мать вечно обвиняет его в том, что он роется в ее вещах, ну так теперь хотя бы не понапрасну обвинит. Он хочет знать. Защитить можно только тогда, когда знаешь.