Я придвигаюсь к нему вплотную, ерзаю рядом. Он просыпается ровно настолько, чтобы обнять меня и притянуть к себе. Мы лежим, точно ложки в коробке. Идиотское выражение. Никогда бы не сказал его вслух. Но что есть, то есть, и это мое любимое время утра. Мне нравится то, как совмещаются наши тела. То, как он с тихим вздохом устраивается позади меня поудобнее. И то ощущение, когда он просыпается по-настоящему и начинает твердеть у моего бедра.
Я жду, когда он расслабится, и его дыхание станет ровным. А потом едва ощутимо вжимаюсь в него.
Он издает мой любимый звук: полувздох-полустон. Туже обнимает меня за талию и тоже толкается мне навстречу.
– Ненавижу будить тебя, – говорю я, улыбаясь.
Я чувствую, что и он улыбается, когда отвечает.
– Обманщик. Ты обожаешь будить меня. – И, конечно, он прав.
Снова толкаюсь в него, и на этот раз он стонет по-настоящему.
– Я могу остановиться и не мешать тебе спать.
Мы так делаем иногда. Просто немного дразним друг друга, а потом вместе дремлем. Но сегодня он усмехается и говорит:
– Ни в коем случае, ангел. – Дурацкое прозвище, но всегда вызывает у меня улыбку.
Какое-то время мы продолжаем в том же духе, ерзаем, прижимаясь друг к другу. В конечном итоге он тянется вниз и стаскивает сначала мои боксеры, потом свои. Медленно переворачивает меня на живот. Его вес на мне… идеальное ощущение.
– Анж, – спрашивает он тихо, – можно?
Он всегда сперва спрашивает. Что на самом деле смешно, но так мило.
– Да.
Он достает из ящика смазку. По-прежнему лежа сверху, покрывает поцелуями мою шею, а потом я чувствую, как в меня проскальзывает его палец. У меня перехватывает дыхание, и он стонет в ответ. Иногда он дразнит меня так до самого конца, используя только пальцы, нажимая на ту сладкую точку внутри, пока я трусь о матрас. Но не сегодня
Палец исчезает, и в меня упирается его плоть. Он входит невероятно, агонизирующе медленно. Не втыкается. Нежно вталкивается по чуть-чуть, и все это время целует мою шею и шепчет, что он любит меня. Это самая сладкая пытка в мире. Поборов соблазн насадить себя на него, я тихо всхлипываю от предвкушения.
– Люблю, когда ты так делаешь, – произносит он и при новом толчке входит немного глубже.
Он уже наполовину во мне, и я уже близко. Я чувствую себя растянутым до предела, заполненным настолько, что еле могу дышать. Пугающее и одновременно изысканное ощущение. Не знаю, то ли умолять его продолжать дальше, то ли взмолиться, чтобы он наконец оттрахал меня по-настоящему.
– Зак? – шепчу я.
– Ш-ш. – Еще один крошечный толчок. – Вот так, Анж. – Его рука скользит по моему животу вниз, к паху. – Я смогу заставить тебя кончить вот так? – Обхватив ладонью мой член, он начинает невесомо ласкать его. – Только вот этим?
– Да! – И это почти всхлип.
– Хорошо, – произносит он. – Я тоже уже почти, Анж. – Его руки движутся по моему телу, поглаживают, ласкают меня в точности так, как мне нравится. Он так хорошо меня знает. Затем он вталкивается еще чуть глубже – и все. На меня снисходит потрясающее, стремительное, всеобъемлющее облегчение. Я не дышу так долго, что перед глазами плывут круги. Мое тело, пульсируя, стискивает его, и он тоже кончает.
Наконец у меня получается снова начинать дышать. Он еще на мне, целует мои плечи и шею.
– Завтра я дам тебе спать, – говорю я, и он смеется.
– Надеюсь, что нет.
Он скатывается с меня. Я встаю, а он остается в постели. Через час-два он отправится на пробежку, а пока накрывается с головой одеялом и сразу же опять засыпает. Он всегда так делает, и это еще одна его черта, которую я люблю.
Немного позже, пока я еще валяюсь в трениках на диване, в дверь стучит Мэтт. Я точно знаю, что это он, потому что все остальные звонят в звонок. Мэтт же грохочет по двери кулаком так, словно та нанесла ему чертово личное оскорбление. Его, наверное, приучили к этому на курсах для копов.
Ну и кого я вижу, когда открываю дверь? Его, естественно – подпирающего дверной косяк и с Джаредом за спиной.
– Чего надо? – спрашиваю я, и если Джареда мой вопрос немного сбивает с толку, то Мэтт только приподнимает бровь. Он никогда на меня не ведется.
– Одевайся, – говорит он и проталкивается мимо меня в прихожую. – Во что-нибудь потеплее.
– Блин, куда мы?
– В церковь! – с преувеличенным энтузиазмом восклицает Джаред. И это при том, что я точно знаю, что он не верит в бога. – Вот, надень сверху. – Он вручает мне толстовку «Бронкос».
– Да что за нахер? – только и могу сказать я.
– У нас есть лишний билет на игру, – говорит мне Мэтт. – Так что давай поживее. Мы не хотим пропустить начало.
Я ухожу в спальню. Зак проснулся – как тут поспишь, когда к тебе в дверь ломится накаченный тип.
– Что здесь в такую рань делает Мэтт? – спрашивает он.
Я забираюсь в кровать. Ложусь на него, чтобы заглянуть в глаза.
– Можно мне взять отгул? – спрашиваю, а он смеется. Ему всегда смешно, когда я веду себя, точно он мой босс, а не любовник. Понятно, что он и то, и другое, но я рад, что у него первое уступает перед вторым. – Зак, я серьезно. Они зовут меня на футбол, но мне же сегодня надо работать.
Он обнимает меня, трется носом о мою шею.
– Думаю, я сумею один день управиться без тебя. – Его руки скользят по моей спине, проникают за пояс треников. Между нами только тонкое одеяло. Он слегка вжимается в меня. Прошло всего пара часов, но я чувствую, что он уже готов повторить.
– Ты точно не против? – По правда говоря, из-за него я теперь думаю о том, как еще мы могли бы провести это утро.
– Точно, – шепчет он. Обнимает меня покрепче и, сделав еще одно движение бедрами, порочно улыбается мне. – Но обещай, что потом мы все наверстаем.
– Обещаю. – Я улыбаюсь, глядя на него сверху вниз. Но тут Мэтт орет из гостиной:
– Закругляйтесь там! Анж, мы выходим прямо сейчас!
Зак со смехом отпускает меня. Я одеваюсь, еще раз целую его перед уходом, а потом мы садимся в машину Джареда – я сзади, они впереди – и выезжаем в Денвер.
– Извини, что поздно предупредили, – говорит мне Джаред. – С нами должен был ехать Брайан, но он заболел.
– Ага, – бросает через плечо Мэтт, – скорее захотел получить возможность переключить канал, когда «Колтс» начнут надирать задницу «Бронкос».
Джаред хмурится на него, мне же смешно. Припарковавшись, мы садимся на автобус до стадиона – Джаред уверяет меня, что так лучше. Я уже видел «Инвеско-Филд», но так близко еще ни разу. Он оказывается гораздо больше, чем я представлял. А еще меня поражает атмосфера на стадионе – вокруг будто одна огромная вечеринка.
Мэтт и Джаред треплются о Пейтоне Мэннинге (один из лучших квотербеков за всю историю НФЛ, играл как за «Индианаполис Колтс», так и за «Денвер Бронкос» – прим. пер.), о пасах и о спецкомандах – короче, несут всякую непонятную хренотень, которая для меня звучит, как на китайском. Неважно. Все равно я не особо-то слушаю. Я слишком увлечен тем, что разглядываю оранжево-голубую – будто, блин, в цирке – толпу. Такое ощущение, что стадион заряжен энергией, и не заразиться всеобщим возбуждением невозможно.
Впрочем, когда мы заходим внутрь и начинаем подниматься по лестнице, мое возбуждение поутихает. Мы все поднимаемся, поднимаемся, поднимаемся. Тут есть эскалатор, но около него такая гигантская очередь, что Мэтт с Джаредом туда даже не смотрят. Просто карабкаются вверх, а я, понятно, тащусь следом. Все выше, и выше, и выше.
– Где, блин, наши места? – наконец не выдерживаю я.
– На пятом уровне, – отвечает Джаред. – В середине северной зоны, где камеры. Отличные места, кстати.
– И дешевые, – добавляет Мэтт, пыхтя рядом.
Джаред смеется.
– Да, это еще один плюс.
Наконец мы находим наши места и машем продавцу пива. Самое лучшая часть игры – перед самой игрой. На поле выстраиваются команды, потом какая-то девчонка с убойным голосом поет национальный гимн. Потом над стадионом пролетают реактивные самолеты. Они летят с юга, прямо на нас и так низко, что, кажется, можно почувствовать исходящие от них струи ветра – и с таким шумом, что стадион трясет. Толпа сходит с ума, и у меня по всему телу бегут мурашки.