В последние насколько раз, правда, все было не так уж и плохо. Начал потихоньку привыкать к Лиззи и к мамам. Понимать, каково это – быть частью большой семьи. Но что самое главное, я начал замечать, что семья Джареда вовсе не идеальна. Не могу объяснить, почему, но этот простой факт дико много для меня значит. Иногда они цапаются. Иногда задевают чувства друг друга. Как-то раз мама Мэтта выдала комментарий о том, как она мечтает о своих собственных внуках. Думаю, она даже не поняла, насколько ее слова обидели Джареда. Она будто выставила его виноватым. Джаред вышел из-за стола, его мама начала выговаривать маме Мэтта, та расплакалась, потом встряла Лиззи, и довольно скоро мы с Заком остались единственными людьми за столом, кто не орал друг на друга.

Впрочем, все каким-то образом утряслось. Когда Лиззи принесла десерт, все опять улыбались.

Вот так.

Несмотря ни на что, они всегда прощают друг друга.

Мэтт, поглядывая на меня, еще ждет ответа, и я говорю:

– Да, наверное мы придем.

– Хорошо. – Он подмигивает мне. – С тобой веселее. – Подозреваю, что он говорит так лишь затем, чтобы я пришел, но ничего не говорю.

– Ты нормально ладишь со своей матерью? – спрашиваю.

Он делает удивленное лицо. Понятное дело: ни с того, ни с сего услышать такой вопрос.

– Вроде того. Но так было не всегда. Особенно когда она была замужем за моим отцом. Но теперь у нас все намного лучше.

– А все, что случилось раньше… вы просто делаете вид, что ничего не было?

Он пожимает плечами.

– Стараемся в меру сил. В конце концов, она моя мать.

– А твой отец? Думаешь, вы когда-нибудь сможете снова общаться?

Он бросает на меня странный взгляд, но все-таки отвечает:

– Думаю, это зависит в первую очередь от него.

– Почему?

– По куче причин, но самая большая из них – это Джаред.

– Джаред ему не нравится?

– Ему не нравится тот факт, что мы с Джаредом вместе.

– Значит, если он примет вас, ты простишь его?

Его взгляд становится совсем странным.

– К чему все эти вопросы, Анжело?

Я только пожимаю плечами, отворачиваюсь. Мы уже выехали из Денвера и повернули в горы, и я смотрю, как за окном проносятся мимо деревья.

– Ты думаешь связаться со своей матерью?

Я не отвечаю. Он слишком хорошо меня знает.

– Анжело, она сделала первый шаг. Для этого нужна немалая смелость, если хочешь знать мое мнение.

– Твоего мнения точно никто не спрашивал.

Конечно он не ведется. Просто продолжает говорить, точно я ничего не сказал.

– Некоторые раны заживают дольше других, Анжело. Ты не обязан прощать ее прямо сейчас. Но она твоя мать. – Я не отвечаю, и тогда он, чтобы привлечь мое внимание, двигает меня по плечу. Хочет убедиться, что я его слушаю. Это должно было быть дружеским тычком, но у меня наверяка останется на плече синяк. Он ждет, когда я посмотрю на него, потом произносит: – От тебя ведь не убудет, если ты дашь ей еще один шанс, а?

Вопрос, блин, на миллион долларов. И я ни хера не знаю, как на него ответить.

Глава 13

Зак…

– Ты знаешь, что Джаред у Мэтта – первый и единственный парень? До того были только девчонки.

Мы были в постели. Он полулежал на мне, уткнувшись подбородком мне в грудь.

– Что ж, это многое объясняет. – Я вспомнил, как на фолк-фестивале Анжело назвал Мэтта «самым негейским геем», которого он когда-либо видел.

Он умолк, затем вдруг спросил:

– У тебя когда-нибудь были девушки?

Вопрос удивил меня.

– Да. В школе и какое-то время в колледже.

– И ты спал с ними?

Он был так серьезен, что не рассмеяться было непросто.

– Ну… да. Это, конечно, было и близко не так приятно, как с парнями, но в целом тоже неплохо. – Вид у него стал задумчивый. – А ты никогда не был с девушкой? – Он покачал головой. – Ты с самого начала знал, что ты гей?

Он пожал плечами.

– Наверное. – Он помолчал немного. – Правда до первого парня я ни о чем таком особо не думал. Хватало и другого дерьма. То одна семья, то другая. Все время разные школы. Только я привыкал, меня снова переводили. Друзей не было. Всегда фигово учился. Учителя, узнав, что я сирота, сразу ставили на мне крест. И в каждой школе непременно находился какой-нибудь кретинский качок, который цеплялся ко мне, чтобы доказать, какой он крутой. Я тогда был совсем тощим и не умел драться. И не знал, что делать, чтобы не влезать в драку. Так что просто ходил, куда говорили, и старался не высовываться. Не думал ни о парнях, ни о девчонках. Ну, насколько я помню.

– Когда мне было почти шестнадцать, я попал в новую семью. У них был сын. Бобби. Ему было семнадцать. Мы жили в одной комнате. Как-то утром я проснулся и услышал, как он… короче, как он дрочит. Меня это завело, и я перекатился на бок, к нему лицом. А он оглянулся и заметил, что я смотрю. Ну, и очевидно просек, что мне нравится, потому что откинул одеяло, чтобы мне было лучше видно. Блин, я так завелся, что кончил одновременно с ним, хотя даже не притрагивался к себе. Когда тем вечером мы пошли спать, он снова взялся за это дело, но сказал мне: «Давай ты тоже». Ну и мы подрочили друг перед другом. И еще раз наутро. Вечером все началось по-новой, но на этот раз он подошел и лег ко мне в кровать. Сначала мы просто лежали рядом и занимались только собой, и это было обалдеть как эротично, но потом я вдруг почувствовал на себе его руку. – Его лицо медленно становилось пунцовым, и я чувствовал бедром его твердеющую плоть. – Когда он дотронулся до меня, я, кажется, продержался не дольше пары секунд. – Он моргнул и закрыл глаза, словно ему стало стыдно, и он не мог смотреть мне в лицо. – Это было одиннадцать лет назад, но я до сих пор отчетливо помню то ощущение, когда он впервые меня коснулся.

– Анж, и это совершенно нормально.

Он открыл глаза.

– Я чувствую себя виноватым. До сих пор завожусь, как вспомню. Но это, наверное, нехорошо, раз теперь я с тобой.

Я улыбнулся ему.

– Глупости. Я и сам завелся, а ведь меня там даже не было. – Это, кажется, немного успокоило его. – Ты любил его?

– Не. Мы даже друзьями не были. Почти не общались друг с другом. Просто передергивали друг другу и все.

– Он был твоим первым?

– С кем я потрахался? Нет, до этого не дошло. Но во всем остальном – да.

– И что произошло дальше?

– Через пару недель после того, как мне исполнилось шестнадцать, нас застукала его мать. Она тотально слетела с катушек. Назвала меня уродом и извращенцем. Сказала, что утром же позвонит в соцслужбу, чтобы меня забрали. Ну а я подумал, что ни хрена. Хватит. Собрал свое барахло и свалил. И больше его не видел.

Я не знал, смогу ли когда-нибудь привыкнуть к тому, каким обыденным тоном он рассказывал о своем прошлом и о вещах, которые мне самому казались невыносимо болезненными. Это было ужасно, что рядом не было никого, кто бы мог за него вступиться.

– Анж, мне так жаль.

– Да ладно. – Он пожал плечами и слабо мне улыбнулся. – Неважно. На самом деле мне-то было еще нормально, а вот Бобби… В отличие от него, мне не пришлось открываться своим родным и выслушивать от них тонну дерьма. У меня никогда не было никакого кризиса самоидентификации, как у многих геев. Я был собой, сразу знал, что мне нравится, вот и все, понимаешь? – На несколько минут он погрузился в свои мысли. Затем снова взглянул на меня. – Тебя не беспокоит… ну, что я рассказал про Бобби?

– Нет. Возможно, если бы это случилось недавно, я бы забеспокоился, но это было давно. Мы же с тобой не были девственниками, когда познакомились. Понятно, что у нас обоих были связи с другими людьми.

Он помрачнел. Лег на меня и подтянулся вверх, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Я не хочу слушать про твоих.

– Хорошо.

Он поцеловал меня – взасос, с небывалой до сих пор беспощадностью. Потом хрипло сказал: