Невыдуманная история про жизнь, или почему
Невыдуманная история про жизнь, или почему
мужики в России живут намного меньше женщин
Обожаю ездить на поездах. Особое, ни с чем не сравнимое дорожное настроение, легкое смятение, волнительное ожидание чего-то нового, даже если прекрасно знаешь куда и зачем едешь. Философские размышления, навеваемые созерцанием бескрайних российских просторов. Сладостное ощущение покорности судьбе на ближайшие два-три дня — времени в пути, в которые от тебя ничего, абсолютно ничего не зависит. Ты просто едешь... Давишь своей массой полку, неспешно принимаешь пищу, гоняешь чаи, тонко чувствуя неистребимый специфический привкус «железнодорожной» воды, часами безразлично пялишься в окно, в сотый раз изучаешь расписание: когда же, наконец, будет крупная станция — глотнуть свежего воздуха, малость размяться. Кстати, самый крепкий сон у меня именно в поездах: мерный стук колес и убаюкивающее легкое покачивание вагона, видимо, воскрешают в потаенных глубинах подсознания младенческие рефлексы. А когда поезд стоит, частенько просыпаешься и, ворочаясь, никак не можешь заснуть. Но вот легкий толчок — и снова в путь... Всё нормально, едем дальше...
Отдельная тема — попутчики. С такими интересными людьми иногда доводится столкнуться! Бывает, за несколько дней совместного пути настолько сходишься с человеком, что при прощании возникает ощущение расставания с родственником. Хочется новой встречи, нового общения. Но нет, уже наперед знаешь неизменный финал: «Всего доброго! Спасибо за компанию! Счастливого пути!» Больше никогда ты с ним не встретишься. Даже если порой обменяешься контактами — всё потом куда-то теряется-девается. Прощай, человече, на веки вечные! Спасибо тебе! Будь счастлив!
С возрастом, войдя в купе вагона и скользнув взглядом по лицам попутчиков, я научился почти безошибочно сразу же определять: будет «контакт» или нет, а если и будет, то насколько тесный. Ведь не исключено, что станется как в известной песенке: «навру с три короба, пусть удивляются...»
В ту поездку Попутчик, как только раскланялись на пороге купе, сразу привлек моё внимание: умное, немного ироничное лицо, аккуратная бородка, насмешливые глаза, чуть скривленные легкой самоуверенной ухмылочкой губы. С виду лет на 10-15 старше, мне тогда было что-то около сорока. Я не ошибся: он оказался очень неглупым, образованным, не лишенным чувства юмора, в меру тёртым жизнью легким циником, но достаточно благожелательным и незлым. Есть, знаете ли, такие пересмешники, с философской иронией взирающие на извилистые ухабистые перипетии жизни и мироздания. Правда, нередко за такой подчеркнуто показной, с виду несерьезной легкостью восприятия бытия кроется глубокая личная драма.
Естественно, вскоре покатилась неспешная беседа «за жизнь». Нет, он не токовал самозабвенно, как глухарь, и мне «давал слово». С чем-то Попутчик соглашался, чему-то достаточно аргументированно и неагрессивно возражал, но иногда и хмыкал снисходительно, дескать, узнаешь еще, позже поймешь. Ко мне он обращался «молодой человек» и на «ты», я был более учтив. Но это не принципиально. Под такой непринужденный, в меру интеллектуальный разговор время в пути обычно летит незаметно. Третьим ехал скромный, немного мятый дедок, который, в основном, помалкивал, ворочался и покряхтывал, время от времени «свешивая» ухо со своей полки. Вскоре мы и вовсе надолго остались в купе вдвоем.
— А знаешь, молодой человек, подавляющее большинство обитателей планеты Земля — обычные статисты жизни, результат комбинаторики генов. — Начал Попутчик новую большую тему. — Это не должно звучать обидно, но это так. Не может каждый быть гением или пассионарием, таковых всего лишь тысячные доли процента, но для их появления нужен некий статистический пул, генетический человеческий материал. И, к сожалению, немало стран и народов, не явивших миру никого, абсолютно никого, я называю их «жвачными странами».
Я, прищурившись, с легким внутренним протестом внимал его словам, смиряясь с новой для себя ролью «статиста жизни», озвученной Попутчиком. А он продолжал.
— Идешь, бывало, по кладбищу — кресты, надгробья, памятники, на них — фотки, фотки. Фотки ушедших статистов жизни, под ними главные цифры: две даты, когда человек открыл глазоньки и, увы, их закрыл. Кто-то, к сожалению, раньше, кто-то позже. Чем занимался человек между ними? Ну, ел, пил, спал, писил-какал. Кто-то размножался, словом, отправлял свои жизненные потребности.
— Но позвольте, а как же высшее предназначение жизни человеческой, ведь на всё воля Божья? Человек — созидатель, творец, «ничто на земле не проходит бесследно»... — я пытался, в меру сил, сопротивляться.
— Да, молодой человек, Божий промысел — штука загадочная... Но если ты о затасканной притче про «сына, дом и дерево», добро, давай добавим, что еще и небо коптил, устроит? — Попутчик ухмыльнулся. — Один мой хороший друг, утверждая, что жизнь прожил не зря, обычно говорит, что «посадил» не дерево, а печень. Да-а! Мужикам еще нужно потрахаться и подраться.
Попутчик взял длительную паузу, что-то напряженно обдумывая, я тоже молчал. Сидели друг напротив друга, скосив глаза в окно. Вечерело, свет в купе мы не включали. Временами наши лица озарялись сполохами придорожных огней, стучали колеса, за окном с воем проносились встречные составы. На каком-то полустанке остановились напротив одинокого столба с матюгальником наверху, время от времени оживавшим звонким женским голосом диспетчера: «Мань, а, Мань, ты чётный на какой путь поставила?»
— Кстати, ты знаешь, почему мужики в России живут намного меньше женщин? — вновь подал голос, развивая тему, Попутчик. — Ведь даже демографический термин возник: «русский феномен». По статистике, в большинстве стран мира женщины живут дольше на пару-тройку лет, но не на 10-11 как у нас.
Тема обещала быть интересной.
— И почему же? — вопросил я, предвкушая новую порцию интересной информации и нестандартный вердикт.
— Изволь. Хомо Сапиенсу, как биологическому виду — двести тысяч лет. Цивилизованным, в современном понимании, «человек разумный» стал буквально вчера-позавчера. На два порядка исторического времени больше он прожил в пещерах, занимаясь охотой и непрекращающейся борьбой за своё и своего потомства выживание. Потому и сложился совершенно естественный культ мужчины-воина, мужчины-производителя потомства. Обратное стало культивироваться кое-где совсем недавно. Пока согласен? — Попутчик удовлетворенно потрепал бородку. — Далее. В силу понятных причин, мужики тогда долго не жили и действительно были воинами и производителями, фактически, всю свою короткую жизнь. Женщин было больше, и нередко приходилось по нескольку особей на брата, ведь они, как правило, не охотились, не воевали, а потому и жили дольше.
— Пока нет возражений, но причем тут Россия?
— Скоро дойдем. Меняться подобное положение вещей стало по историческим меркам совсем недавно. Конечно, жизнь — та же охота, только не связанная со смертельной опасностью как в доисторические времена, да и вóйны, слава Богу, почти ушли из повседневной жизни. Детей стало рождаться на порядок меньше: закон большого числа тоже канул в прошлое. Жизнь стала сыта, беззуба, размерена и тускла — оттого-то человечество зачастую и мается всякой дурью. Хотя, казалось бы, живи и радуйся. Все страны и сообщества людей я делю на «зацивилизованные», «цивилизованные», «цивилизирующиеся» и «недоцивилизованные». С последними всё ясно: масаи или папуасы, к примеру, во многом еще живут по законам природы и выживания, а потому мало и тяжело, зато всякие дурные мысли в голову не лезут.
Теперь про Россию-матушку. Посмотри в окно. — За окном плыла бескрайняя заснеженная равнина, по краям которой в сгущавшихся сумерках, словно подчеркивая ее бездонность, мерцали призрачные «дальних деревень огоньки». — Вот. А скоро в тайгу заедем — и жизни «не станет» вообще, сплошная природа. Понимаешь? Страна такая. И народ ей подстать: «от природы» и от природы. Особенно мы, мужики.
— А что, женщины наши из другого «теста» что ли, к ним это не относится?
— Вот именно! Какая разница: сидишь ты в пещере или в доме, готовишь на костре или на конфорке, шьешь из шкур или из тканей? Так же рожаешь и воспитываешь детей, пусть и в гораздо меньшем количестве, так же чистишь жилище, вне зависимости пылесосишь ли ты его или выбрасываешь обглоданные кости. Мужики — совсем другое дело. Знаешь песню Высоцкого «Любовь в каменном веке»: «Я ж не могу весь день сидеть с тобой: мне надо хоть кого-нибудь убить!» Ты думаешь суть современного русского мужика принципиально изменилась? Ни в коем разе! Еще вчера мы, мужики, были воинами и «производителями», но вот — продолжительность жизни увеличилась настолько, что без труда доживаешь до того возраста, когда явственно осознаешь, что никакой ты уже не воин и не «производитель»! Всё! Внутренний мировоззренческий сущностный конфликт! Помнишь знаменитую фразу из сказки «Маугли», диагноз-приговор постаревшему вожаку волчьей стаи: «Акела промахнулся!» Ты думаешь, это про волка? Ничего подобного, это про воина-охотника и вообще самца-мужика, в широком смысле слова! Потому и меняется не в лучшую сторону само отношение к жизни.
— Позвольте с Вами не согласиться, — прервал я Попутчика. — В России вообще несолидно низкая продолжительность жизни. К какой категории стран по степени «цивилизованности» в Вашей классификации она тогда относится? Плохая экология, низкий уровень медицины! А значит...
— Да ничего это не значит! Я как-то глянул статистику стран по продолжительности жизни порознь по мужскому и женскому населению. И знаешь, по бабам — мы среди вполне приличных стран, а по мужикам — рядом с Бурунди и Буркина Фасо. Если б проблема заключалась только в хреновых экологии и медицине, то жили бы мало все! Понимаешь, в чем парадокс? По этому показателю российское общество «цивилизованным» можно считать в его женской составляющей и еще только «цивилизирующимся», а то и «недоцивилизованным» — в мужской! Причем это не есть синоним некой общей недоразвитости, уровень развития общества разделить по полу невозможно, тут уж либо — либо. Это просто показатель различного психологического состояния мужской и женской частей населения! Ведь общая продолжительность жизни в России, согласно статистике, вроде бы растет, но разрыв в годках между мужиками и бабами не уменьшается, как заколдованный.