- Эх, патронов маловато, Миша!-сокрушений вымолвил отец, выбрасывая пустую обойму.
Румыны и немцы начали отползать обратно, а те многим удалось перевалить за бугор, где партизанские пули уже не доставали их.
- Отбили их, отец!-радостно сказал Миша.- Теперь не сунутся!
- Погоди радоваться, сынок. Враги коварны Гляди-ка, что там?
Миша глянул, куда показал отец, и увидел на горизонте несколько всадников, которые во весь опор летели по направлению к хутору.
За подмогой пошли гады,-сказал отец.-Ну, держись теперь, сынок. И он начал углублять свой окопчик. Миша помогал отцу.
- Орленок, орленок, взлети выше солнца,-, тихо, чуть-чуть слышно запел он.
- Нельзя петь,-строго и внушительно сказав Зиновий Афиногенович. - Не время, сынок.
А мальчику в это время так хотелось стать орленком, расправить крылья, подняться над степью высоко-высоко и полететь к маме, к родным советским воинам, к самому товарищу Сталину и рассказать ему, как сражаются партизаны за Сталинград.
- Может, за танками пошли?-прервал его мечты отец.-Давай-ка, сынок, сделаем две-три связки гранат. Авось пригодятся…
Из- за бугорка вновь показались вражье конники, и было их много больше, чем раньше Они мчались во весь опор, точно хотели растоптать горсточку храбрых, непокорных людей. Партизаны уже различали перекошенные от злобы ли да врагов и, казалось, чувствовали горячее дыхание взбешенных коней. Экономя патроны, они подпускали врагов все ближе и ближе. Еще минута, и вот они ворвутся в расположение отряда, но тут прозвучала команда:
- Огонь!
Стальной ливень снова хлестнул по врагам. Передние упали, на них налетели другие, и тех гитлеровцев, которых не сразила партизанская пуля, топтали теперь свои.
- Гранаты!-послышалась команда. И в толпу обезумевших врагов полетели связки гранат. Схватка была жестокой, страшной.
Партизаны отбили одну, потом другую, потом третью атаку врага…
Солнце перевалило за полдень, когда немцы и румыны, убедившись, что партизан взять не легко, подвезли к ложбине пушки, минометы и начали засыпать небольшую горстку храбрецов минами и снарядами. Это был не бой, а уничтожение советских людей, которые предпочли смерть позорному немецкому рабству.
Партизаны, казалось, втиснулись в самую землю. Злость охватила Зиновия Афиногеновича: пушки и минометы стояли за бугром и нельзя было истреблять метким огнем их орудийные расчеты. Приходилось ждать, когда немцы покажутся, наконец, из-за бугра.
Смерть каждую минуту вырывала из рядов партизан все новые и новые жертвы. Погиб командир отряда Ломакин, погиб Василий Баннов, погибли многие другие товарищи, а снаряды и мины не переставали рваться на небольшом пятачке, где залегли народные мстители. Комья мерзлой земли не раз осыпали Мишу и Зиновия Афиногеновича, но смерть и на этот раз обошла их стороной.
А враги все били и били и, казалось, этому истреблению людей не будет конца. Но вдруг артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Наступила гнетущая тишина, пахло едким сладковатым дымом.
- Рус, сдавайся!-послышались крики немцев, но едва они взбежали на бугор, как по ним снова хлестнул шквал партизанского огня, точно мертвые ожили и снова взяли в руки винтовки и пулеметы. Румыны и немцы пришли в ярость. Под огнем партизан они выкатили пушки, и минометы на гребень холма и стали расстреливать партизан прицельным огнем в упор. Народные мстители брали на мушку орудийную прислугу, но на место убитых тотчас же появлялись другие, а партизан становилось все меньше и меньше. Вот смолк пулемет справа от Миши. Вот прекратился сухой треск винтовочных выстрелов слева… Так прошло тридцать минут, может быть час. Выстрелы из ложбины, где залегли партизаны, слышались все реже и реже.
Миша оглянулся по сторонам и с ужасом увидел, что.весь отряд уже истреблен. Строчил только пулемет отца, и немцы сосредоточили теперь на нем огонь всех своих орудий. Зиновий Афиногенович, черный от дыма, продолжал истреблять врагов, но неизбежное свершилось… Осколки мины попали в окоп, отец взмахнул руками и упал навзничь. Пулемет захлебнулся.
Мальчик бросился к отцу.
- Папа…
Тихо. Ни звука. Только свистят в ответ осколки немецких снарядов и мин. Отец лежит на спине и его открытые глаза пристально смотрят в серое осеннее небо. Снежинка упала на ресницу да не растаяла. Миша смахнул ее, прижался своим пылающих лицом к жесткой седой щетине отца
- Папочка… Родной мой… - простонал Миша.
Убедившись, что партизаны перестали стрелять, немцы прекратили огонь, но выжидали двинуться дальше, боясь подвоха со стороны партизан. Десятки биноклей были направлены в ложбину, которая была превращена теперь в кладбище.
- Рус, сдавайся!-послышались голоса, но в ответ не раздалось ни одного звука, не хлестнул как раньше пулеметный огонь.
Осмелев, немцы и румыны начали подниматься, трусливо озираясь по сторонам. Выстрелов не было. И тогда вся вражья орда бросилась с бугра к ложбине.
- Прощай, папа,-тихо сказал мальчик и б последний раз припал к посиневшим холодные губам.
Враги приближались. С невероятным трудом оторвался Миша от отца и пошатываясь встал во весь рост на бруствере окопа. Увидев маленького мальчика, немцы остолбенели от удивления, в их рядах наступило замешательство.
- Рус, сдавайся!-снова послышались голоса
Миша схватил в обе руки по связке гранат, и не успели немцы щелкнуть автоматами, как гранаты со свистом упали в их толпу.
В эту секунду раздался залп из другой группы врагов, и Миша, изрешеченный пулями, упал рядом с отцом. Он широко раскинул руки, точно хотел в последний раз обнять ими родную землю…
Глубокой ночью из крайней хатки, откуда утром махали платком, пришли люди. Они предали земле тела погибших партизан.
А вскоре через ту ложбину, где храбро сражались котельниковские и курмоярские партизаны, проплыли тяжелые советские самолеты, и земля задрожала от страшных взрывов на соседнем вражеском аэродроме и складах. Славную тризну справили по партизанам краснозвездные наши соколы, а на обратном пути они снизились над ложбиной, сделали круг и сбросили на парашюте красный вымпел с черной траурной лентой.
Он упал недалеко от окопа, где погиб Миша Романов.
***
Ныне именем Миши Романова-славного партизана-названа Котельниковская средняя школа.
ЛЮСЯ РАДЫНО
ПО ЗАВЕТУ МАТЕРИ
В открытое окно комнаты доносились слова знакомой родной песни:
«Черные тучи метутся;
Ветер нам дует в лицо.
За счастье народное бьются
Отряды рабочих бойцов».
Это пели отряды ленинградских ополченцев,, направляясь на защиту своего города.
Моя больная мама с трудом приподняла голову с подушки, словно песня оживила ее.
- Люся,-обратилась она ко мне,-наши рабочие идут бить немцев. Они отомстят фашистам: за наши мучения, за разоренные города, за убитых детей и матерей. Месть фашистам-наше священное и благородное дело. Помни, дочка, это всегда.
Слова мамы глубоко запали в мое сердце. Вскоре не стало моей мамы. Тяжело мне было от утраты самого дорогого человека. Я осталась одна без близких, родных в осажденном Ленинграде. И когда стали эвакуировать школьников, поехала, и я с ними.
И вот другой город. Сталинград принял нас, детей, приветливо.
В детском доме нас окружили исключительным вниманием, заботились о том, чтобы скорее изгладилось из памяти все тяжело пережитое. И незнакомый город стал родным, словно я давно в не жила, знала и любила его.
Но и под Сталинградом скоро разразилась военная гроза.
Навсегда останется в моей памяти день 23 августа 1942 года. Черной тучей носились над городом фашистские самолеты, завывали бомбы, грохали взрывы. Город горел и на глазах разрушался. Стонали раненые, кричали и плакали дети, гибло все нажитое честным человеческим трудом И как в Ленинграде, по улицам пылающего города шли на фронт рабочие отряды со Сталин градских заводов. Я решила вместе с рабочими итти на фронт. Но как я ни просилась-всюду мне отказывали, потому что мне было только 13 лет Я плакала от горькой обиды, а потом, подумав, ре шила действовать самостоятельно: пробраться а тыл врага и мстить немцам, как это делают партизаны. О них я много читала и слышала от старших. Так я и поступила. Скрываясь за камнями -развалинами домов города, подошла к линии фронта. Шла ружейная, пулеметная перестрелка и минный обстрел. Ползком, часто останавливаясь» прислушиваясь, присматриваясь, я перебралась через переднюю линию обороны в тыл к немцам Мне было очень страшно, но я крепилась: помнила слова мамы о мести врагу.