Великий князь Всеволод [неужели] и мыслью тебе нельзя Перелетать издалека, отцов золотой престол посторожить? — Ведь ты можешь Волгу расплескать веслами, а Дон вычерпать шлемами. Если бы ты был, то была бы невольница по нагате, а раб — по резане. Ведь ты можешь посуху метать живыми копьями удалыми сыновьями Глебовыми.

Ты, буйный Рюрик, и Давид, не у вас ли золоченые шлемы в крови плавали? Не у вас ли храбрая дружина рыкает, как туры, раненые саблями, закаленными на поле неведомом! Ступите, господа, в золотое стремя за обиду настоящего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича.

Галицкий Осмомысл Ярослав, высоко сидишь ты на своем златокованном престоле. Подпер ты горы Венгерские своими железными полками, загородив Королю путь, затворив Дунаю ворота, переметывая тяжести через облака, наводя суд до Дуная. Грозы твои идут по землям; ты отворяешь Киеву ворота; стреляешь с отцова золотого престола салтанов за странами. Стреляй же, господин, Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича…

О [пришлось] стонать Русской земле, вспомним прежнее время и прежних князей! Того старинного Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским: его ведь стяги стали теперь Рюриковы, а другие — Давидовы, но у них врознь развеваются знамена.

Слышен голос Ярославны, кукушкою в безвестье рано [она] кукует: «Полечу, — сказала, — кукушкою по Дунаю, омочу бобровый рукав в Каяле-реке, оботру у князя кровавые его раны на крепком его теле».

Ярославна рано плачет в Путивле на стене, говоря:

«О ветер, вихорь! Зачем ты, господин, бурно веешь, зачем мчишь половецкие стрелки на своих легких крыльях на воинов моего милого? Разве мало тебе было в вышине под облаками веять, качая корабли на синем море? Зачем, господин, развеял ты по ковылю мое веселье?»

Ярославна рано плачет в Путивле-городе на стене, говоря:

«О, Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы через землю Половецкую; ты качал на себе Святославовы лодки до полка Кобякова: прилелей, господин, моего милого ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано».

Ярославна рано плачет в Путивле на стене, говоря: «Светлое и пресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно: зачем, владыка, послало ты свои горячие лучи на воинов милого? в поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло?»

Заплескало море в полночь; идут смерчи туманами: Игорю-князю бог путь кажет из земли Половецкой в землю Русскую к отцову золотому престолу. Погасли вечером зори. Игорь спит [и] не спит, Игорь мыслью размеряет поля от великого Дона до малого Донца. В полночь Овлур свистнул коня за рекою, велит князю понимать; [но] князю Игорю [понять] не пришлось; [тогда Овлур] крикнул: стукнула земля, зашумели травы, двинулись [кочевые] шатры половецкие. А Игорь-князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем [пал] на воду: бросился на борзого коня и соскочил с него, босым волком побежал к лугу Донца и полетел, соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к завтраку, обеду и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: [оба] ведь надорвали своих борзых коней…

А не сороки застрекотали, по следу Игореву едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, лишь по ветвям [деревьев] дятлы ползали — стуком кажут они путь к реке; соловьи веселыми песнями возвещают рассвет.

Говорит Гзак Кончаку: «Если сокол к гнезду летит, расстреляем соколенка своими золочеными стрелами». Говорит Кончак Гзе: «Если сокол к гнезду летит, а мы соколенка опутаем прекрасною девицею». И сказал Гзак Кончаку: «Если опутаем его прекрасной девицею, не будет у нас ни соколенка, ни прекрасной девицы, и станут бить нас птицы [даже] в степи Половецкой».

Сказал Боян: «Тяжко тебе, голова, без плеч, беда тебе, телу, без головы», [так и] Русской земле без Игоря. [Как] солнце светит на небе, так Игорь-князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются [их] голоса через море до Киева. Игорь едет [уже] по Боричеву к святой Богородице Пирогощей. Страны рады, города веселы.

Певши песни старым князьям, потом и молодым [надо] петь: слава Игорю Святославичу, буйному туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! [Будьте] здоровы, князья и дружина, борясь за христиан против поганых полков! Слава князьям и дружине! Аминь.

(по «Ипатьевской летописи»)

В лето 6696[50] Князящу Володимеру ² в Галичкой земли, и бе бо любезнив питию многому, и думы не любяшеть с мужми своими; и поя³ у попа жену и постави собе жену, и родися у нея два сына. Роман же Володимерьскый[51] Мьстиславичь сватася с ним, и да дщерь свою за сына его за старейшего: се увидав Роман, ажь мужи галичькии не добро живуть с князем своимь, про его насилье, зане² где улюбив жену, или чью дочерь, поима-шеть насильемь. Роман же слашеть без опаса к мужем галичьким, подътыкая³ их на князя своего, да быша его выгнале из отчины своея, а самого быша прияли на княжение. Мужи же галичкыи приимше съвет Романов, совокупивше полкы своя и утвердившеся крестом⁴ и воссташа на князь свой, и не смеша его изымати, ни убити, зане не вси бяхуть в думе той, бояхубося приятелев Володимеревых, и сице⁵; сдумавше послаша ко князю своему: «княже! мы не на тя востале есмы, но не хочемь кланятися попадьи, а хочемь ю⁶ убити, а ты где хощешь ту за тя поимемь⁷». И се рекоша ведаючи, ажь ему не пустити попадьи, но абы им како прогнати его и сим ему пригрозиша. Он же убоявъея, поймав злато и сребро много с дружиною, и жену свою поимя, и два сына и еха во Угры⁸ ко королеви. Галичане же Романовну Федеру⁹ отняша у Володимера, — послышася по Романа.

В лето 6748. Бояре же галичьстии Данила¹⁰ князем собе на-зываху, а саме всю землю держаху; Доброслав же вокняжилъся бе и Судьич, попов внук, и грабяше все землю, и въшед во Бакоту¹¹ все Понизье¹² прия¹³ без княжа повеления; Григорья же Василье-вичь собе горную страну¹⁴ Перемышльскую мышляше одержати; и бысть мятежь велик в земле и грабежь от них. Данил же, уведав, посла Якова столника своего с великою жалостью ко Доброславу, глаголя к нимь: «Князь вашь аз еемь, поведения моего не творите, землю грабите; черниговьских бояр не велех ти, Доброславе, приимати, но дати волости галичким, а Коломыйскюю соль отлучити на мя¹⁵оному же рекшу: «Да будеть тако». Во тъ же час Якову седящу у него¹⁶, приидоста Лазорь Домажиречь и Ивор Молибожичь, два безаконьника, от племени смердья, и поклонистася ему до земле; Якову же удивившуся и прашавшу вины¹⁷ про что поклонистася, Доброславу же рекшу: «вдах има Колымою»; Якову же рекшу ему: «како можеши бес повеления княжа отдати ю¹⁸ сима, яко велиции князи держать сию Коломыю на роздавание оружьником; си бо еста не достойна ни Вотьнина[52] держати». Он же усмеявься рече: «то что могу же глаголати?». Яков- же приехав вся си сказа князю Данилови. Данил же скорбяше и моляшеся богу о отчине своей, яко нечестивым сим держати ю и обладати ю. И малу же времени минувшу приела Доброслав на Григоря2, река: «яко неверен ти есть», противляшеся ему, а сам хотяше всю землю одержати. Свадивынеся ³ сами и приехаша с великою гордынею, едучю Доброславу во одиной сорочьце, горядщу, ни на землю смотрящю, галичаном же текущим у стремени его; Данилови же видящу и Василкови ⁴ гордость его, болшую вражду на ньвоздвигнуста. Доброславу же и Григорю обоим ловящим на ся, слышав же Данил речи их, яко попы суть льсти, и не хотять по воли его ходити, и власть его иному предати, сомыслив же со братом, понужи же видя безаконие их, и повеле его изоимати.