Последняя зима Сасаки выдалась очень холодной. В маленькой палатке, сооружённой из полиэтиленовой плёнки в уголке парка, супруги кутались в тонкие одеяла, как моти, завёрнутые в дубовые листья, и дрожали. Обогревателя не было, только два одеяла. Костёр не разведёшь — не из чего. Холод полз по позвоночнику, сковывая спину, расползался по всему телу к раскалывавшейся от боли голове. Зубы громко отбивали чечётку. Спать было невозможно, им казалось, что ночь они не переживут — замёрзнут насмерть. Но наступало утро, солнце пробивалось сквозь плёнку, согревало немного, позволяя обоим забыться сном. И так день за днём.

— Ну что ты мог сделать? Ты ни в чём не виноват, — утешала мужа Дзицуко. Именно поэтому он всё с большим пылом оправдывался за то, что произошло:

— Это всё Идзуми виноват. Начальник отдела оборудования «Синва сангё». Если бы он не потребовал отката! И его колченогий начальник — Утида, кажется. Они были в доле, это точно. Утиду я только раз видел. Столкнулся с ним в коридоре, поздоровался. Он мне говорит: «У нас Идзуми за всё отвечает. Надёжный человек». Теперь-то понятно, что он имел в виду. У него свой интерес был! Я посоветовался с моим начальником, Синодой, и решил откат не давать. И что получилось? Нет отката — нет контракта. И меня выперли с работы. А Синода ни слова в мою защиту не сказал. Вот сволочь!

— Хватит себя изводить. Проклинай их, не проклинай — всё равно ничего не исправишь.

— Но я ведь и тебя за собой утянул! До чего ты из-за меня дошла! Почему ты меня не бросила?

— Ну кому ещё нужно такое чучело? Я же старуха. Куда мне деваться?

Очень миловидную в молодости Дзицуко жизнь не пожалела — она рано состарилась, стала жалкой и в самом деле очень некрасивой. «Во всём я виноват, — думал Сасаки. — И всё равно — она добрая и нежная и меня любит. Жалко её очень, но что я могу сделать? А что некрасивая — ещё больше раздирает мне душу». Из-за этого он любил её ещё сильнее. Конечно, такая женщина заслуживала лучшей участи.

— Холодно.

— Очень.

— Ужас! Я скоро в ледышку превращусь. Холод как в восьмом круге ада.[8] Мы эту ночь не переживём. Точно.

— Не говори глупостей. Наступит утро, выглянет солнышко, и мы согреемся. Сколько раз уж так было. Здесь самое солнечное место в парке.

Но утро для Сасаки и его жены так и не наступило.

Отец Нобутэру был чиновником и поборником строгого воспитания, однако он никогда не бранил сына за сломанную ногу Такэси. Ни разу даже не вспомнил о том случае. Он считал, что в таких пределах буйное поведение мужчине позволительно. Это в них природой заложено. Он гордился своей родословной, хотя в ней не было ничего особо выдающегося, и его меньше всего заботило, что случилось с чьим-то ребёнком.

Нобутэру поступил в старшую школу,[9] его приняли в школьную команду по лёгкой атлетике. «Старики» устроили для новичков вечеринку, как следует напоили Нобутэру. На следующий день ему было совсем худо — мутило, голова раскалывалась. Он не мог ничего делать и с трудом продержался до вечера. А у отца в этот день оказался выходной, и ему пришла в голову мысль сходить с женой и детьми (у Нобутэру была сестра) куда-нибудь поужинать. Ещё не пришедший в себя Нобутэру заявил, что ему на еду смотреть противно, и попросил оставить его дома. Отец устроил ему разнос. «Чего раскис? Что такой никчёмный парень будет делать, когда пойдёт работать? Подумаешь, голова болит после выпивки! Хочешь, чтобы над тобой все смеялись? Пойдёшь, пойдёшь, нечего дурака валять». Отец заказал столик во французском ресторане в центре города, неподалёку от дома. Они туда часто ходили. Нобутэру мутило всё сильнее. Отец пустился в разглагольствования: полный французский ужин — дорогое удовольствие. Представьте, сколько детей даже в глаза не видели такой еды. Надо съесть всё, чтобы на тарелках ничего не осталось.

— Но, дорогой, Нобутэру говорит, что не очень хорошо себя чувствует.

От этого замечания матери в сочетании с тревогой на лице сестры отец завёлся ещё сильнее.

— Должен съесть всё до последнего кусочка. Пусть через силу. Когда он пойдёт работать, такие ситуации будут постоянно, нравится вам это или нет. Я не позволю, чтобы из моего сына получилась размазня.

У Нобутэру тошнота подкатила к горлу, он вскочил, чтобы бежать в туалет.

— Сядь на место! Мы ещё не закончили! — закричал отец, не обращая внимания на взгляды посетителей ресторана. — Как ты себя ведёшь?

Нобутэру продержался ещё несколько минут, но в итоге не вытерпел — и всё содержимое его желудка разом выплеснулось на стол и на пол. Остро запахло рвотой. Отец побагровел, промычал что-то и в ярости выбежал из ресторана. И хотя именно его упрямство стало причиной того, что произошло с сыном, извиняться перед работниками ресторана он не стал. Не такой он был человек, чтобы извиняться.

Хотя прошло уже пятьдесят пять лет, Нобутэру не забыл о том вечере. Заставил ли его отца скандал в ресторане хоть немного задуматься о цене упрямства? Вряд ли. По идее, отец должен был стать для сына отрицательным примером, однако Нобутэру отдавал себе отчёт, что сейчас он мало чем отличается от родителя. Он старался быть гибким и поддерживать хотя бы видимость корректности, но его неприязнь к молодым людям — обычное дело у стариков — с каждым годом становилась всё острее. Его раздражали их словечки, нередко он не мог взять в толк, о чём они говорят. А уж смотреть по телевизору, как они поют, вообще противно — разве разберёшь, о чём эти, с позволения сказать, песни.

Нобутэру бродил по книжным магазинам, надеясь отыскать что-нибудь, написанное настоящим, красивым языком, но видел только манга. Полки, где прежде рядами стояли романы и другие серьёзные книги, были оккупированы суррогатами в блестящих пёстрых обложках. «Основы широкополосной КАР-4», «„Элдритч“: углублённая киберстратегия», «Новое развитие Гэлаксинет», «Атака на софт секретаря», «Стратегия прыжков с шестом в Трон-2», «Всё о софте для красивой девушки — „Искушение Софии“», «Восстановление и функционирование Артворка», «Новые героини виртуального секса»…

У Нобутэру плавились мозги. Куда подевались нормальные книги? Он думал обратиться за помощью к продавцам, но все были такие молодые и так на него смотрели, будто хотели сказать: «Ну что тебе здесь надо, старикан?» И он выходил из магазина, не сказав ни слова.

Что это? Обрывок воспоминаний из прошлой жизни? Или разговор с каким-то неведомым существом, состоявшийся до того, как он появился на свет?

— Что выбираете — главную дорогу или боковую?

— А какая длиннее?

— Обе короткие.

Что же он выбрал? Вроде боковую. Показалось забавнее и интереснее. Но как он тогда умудрился прожить так долго? По правде сказать, Нобутэру не всегда пользовался боковой дорогой, предпочитая иногда, что называется, «солнечную сторону улицы». На бумаге он числился президентом сразу нескольких компаний, а когда у него родился сын, решил перейти на легальное положение и устроился в одну «белую» фирму простым клерком с невысокой зарплатой. Однако искушение снова уйти в тень было слишком велико. Связь с теневым миром приносила Нобутэру много больше, чем жалованье клерка. Сыну уже перевалило за тридцать, домой он заглядывал, только чтобы попросить денег. Слава богу, хватило ума не особо напрягаться на работе ради такого отпрыска. Нобутэру имел лицензию преподавателя японского языка, но проработал по этой части всего восемь месяцев и бросил. После этого чем он только ни занимался: нелегальным изданием эротической литературы, махинациями с недвижимостью и другими коррупционными схемами, шоу-бизнесом. В итоге накопил на чёрный день, закончив карьеру содержателем хостес-клуба, где работало порядка дюжины девушек, несовершеннолетние и иностранки в том числе, и успел вовремя закрыть заведение, когда до него дошла информация о готовящемся полицейском рейде. Что касается Юдзо, то он всегда бродил окольными путями и умер молодым. Такэси же шёл главной дорогой, но прожил ли он дольше? Вот вопрос. Неужели тоже умер? Грустно, если из их троицы остался он один.