Грэйс

В истории человечества не выдавалось более отстойного понедельника.

Я в своем роде эксперт по отстойным дням. Тридцать два таких прошло после вечеринки в лесу. Тогда началась битва, которую я теперь веду беспрестанно. Захожу в школьный автобус в своих доспехах, притворяюсь, будто все нормально, ничего не произошло, ничего не изменилось, хотя довольно очевидно, что изменилось все, и как прежде уже никогда не будет. Алиса Мартин, девочка, которую я знаю с первого класса, ухмыляется, кладя ногу на пустое место возле себя.

Я медленно приближаюсь, надеясь, что никто не видит мои дрожащие колени. Пару недель назад во время встречи редакции школьной газеты Алиса клятвенно обещала поддержать меня, а сегодня я – последняя мразь.

– Найди себе место! – кричит миссис Гэннон, водитель автобуса.

Я смотрю Алисе в глаза, мысленно умоляя ее проявить сострадание… или хотя бы толику жалости. Она поднимает средний палец. Это выражение преданности тому, кто ее не заслуживает. Вызов, чтобы увидеть, насколько далеко я зайду. Папа постоянно твердит мне бороться с защитниками Зака, но против меня настроен весь автобус… вся школа.

С трудом сглатываю. Машина дергается вперед. Я пытаюсь ухватиться за спинку кресла, но теряю равновесие и падаю на сиденье, заблокированное ногой Алисы. Она взвизгивает от боли, затем шипит:

– Сука. Ты мне чуть ногу не сломала.

Собираюсь извиниться, однако замечаю, что сидящие вокруг люди смотрят на нас выпученными глазами, прикрывая разинутые рты ладонями. Когда встречаюсь с ними взглядом, они отворачиваются, но ничего не предпринимают.

Странно.

Алиса прижимается к окну, вставляет наушники в уши и игнорирует меня на протяжении поездки.

Оставшуюся часть пути преодолеваю без инцидентов – если не считать двух девушек, которые переговариваются шепотом, смотря видео на телефоне. Одна бормочет, бросив на меня презрительный взгляд:

– Шестьсот восемьдесят просмотров.

Я прекрасно знаю, о чем она, и не хочу об этом думать. Отворачиваюсь. Как только автобус останавливается, выхожу первой. Пока иду к своему шкафчику, большинство встречных не обращают на меня внимания, но все же попадаются те, кто считает, что они придумали новое остроумное оскорбление. От ударов локтями и редких подножек до сих пор приходится уворачиваться, но на самом деле все не так плохо. Я справлюсь. Я вытерплю школу, если только не увижу…

– Гав! Гав!

Мои ноги прирастают к полу, воздух цементируется в легких. Даже не оборачиваясь, понимаю, кто лает мне вслед. Заставляю себя двигаться дальше, вместо того, чтобы сбежать домой, сбежать в соседний город. Мне хочется обернуться, посмотреть на него, посмотреть ему прямо в глаза, и выражением лица передать презрение, а не страх, который слишком часто одерживает верх, стоит лишь только услышать его имя, чтобы он видел… чтобы знал – ему не удалось меня сломить. Но этого не происходит. Откуда ни возьмись, передо мной возникает чья-то нога, и я не успеваю перескочить. Падаю на четвереньки. От толпы отделяется пара знакомых лиц. Они смеются надо мной.

– Слышал, тебе нравится заниматься этим в такой позе, – выкрикивает Кайл Морэн. Все начинают хохотать. По крайней мере, Мэтт Робертс помогает мне подняться, только когда Кайл дает ему подзатыльник, он скрывается из виду быстрее, чем я успеваю его поблагодарить. Тошнота набирает обороты. Я встаю на ноги. Хватаю свой рюкзак, молясь, чтобы дорогая школьная фотокамера, лежащая там, осталась цела, и забегаю в женский туалет, где запираюсь в кабинке.  

Когда руки перестают дрожать, глаза высыхают, а желудок больше не грозит послать завтрак обратно наружу, открываю дверцу.

Миранда и Линдси, мои лучшие подруги, стоят перед зеркалом.

Поправка: бывшие лучшие подруги.  

Мы смотрим друг на друга в отражении. Линдси прислоняется к раковине, но ничего не говорит. Миранда проводит пальцами по своим шелковистым белокурым волосам, делая вид, будто меня тут нет, и обращается к Линдси:

– Я решила устроить вечеринку. Приглашу Зака и всю команду по лакроссу. Будет грандиозно.

Нет. Не его. Кровь леденеет в венах.  

– Миранда. Не надо. Пожалуйста.     

Ее рука замирает в волосах.

– Не надо, пожалуйста? – Она качает головой с отвращением. – Знаешь, его могли выгнать из команды из-за тебя.

– Отлично! – кричу я, внезапно придя в ярость.

Миранда резко оборачивается ко мне лицом; ее локоны взметаются в воздух, подобно лопастям вентилятора. У Линдси отвисает челюсть.

– Боже! Поверить не могу! Ты сделала это, наговорила гадостей, мне назло?

Теперь челюсть отвисает у меня.

– Что? Нет, конечно. Я…

– Ты знаешь, что он мне нравится. Если не хотела, чтобы я с ним встречалась, тебе нужно было просто сказать…

– Миранда, ты тут ни при чем. Поверь мне, Зак…

– О, Господи, только послушай себя. Он порывает с тобой, ты истеришь, а потом…

– Все произошло совсем не так. Я порвала с ним! Той ночью я была расстроена из-за Кристи, и тебе это известно.

Миранда разворачивается, вскидывая руки вверх.

– Кристи! Серьезно? Ты одурачила его. Ты хотела, чтобы тебя все пожалели, поэтому начала лить слезы и вынудила Зака...

– Я? Ты из ума выжила? Он…

– Ох, не смей. – Миранда поднимает руку. – Я точно знаю, что случилось. Я там была. И знаю, что ты сказала. Я подозревала, что ты солгала, а сейчас у меня никаких сомнений не осталось.

Линдси кивает, перебрасывая ручку сумки через плечо, после чего они обе направляются к выходу.

– Ты – лживая шлюха, и я позабочусь, чтобы об этом узнала вся школа.

Дверь захлопывается за ними; эхо разносится по уборной. Стою в центре помещения, гадая, что меня держит, ведь я не чувствую ног… или рук. Поднимаю руки в надежде убедиться, что не лишилась их, замечаю, как они дрожат. Однако этого тоже не ощущаю. Чувствую лишь давление в груди, словно меня окунули в воду, а я попыталась вздохнуть. Во рту пересыхает, сглотнуть не получается. Давление усиливается, нарастает, сметает стены, и все никак не отпускает. Прижимаю ладонь к груди, тру, но это не помогает. Боже, это не помогает. Сердце бешено колотится, словно хочет сбежать из тюрьмы. Я падаю на холодный кафельный пол, задыхаясь. Стараюсь сделать вдох, но ничего не получается. Воздуха нет. Здесь совершенно не осталось воздуха. Я – зажженная спичка, которую поднесли к губам, готовясь задуть.

Проходят минуты, а впечатление такое, будто минуют века. Нащупываю телефон – мамин телефон, так как она заставила меня поменяться с ней – и набираю ее номер.

– Грэйс, что случилось?

– Не могу дышать, мам. Больно, – выдавливаю слова между судорожными попытками вздохнуть.

– Хорошо, милая, мне нужно, чтобы ты сделала вдох и задержала его. Один, два, три, затем выдыхай.

Я следую ее инструкциям, удивляясь, что у меня в легких осталась достаточная доза кислорода, чтобы затаить дыхание на три секунды. Следующий вдох дается легче.

– Продолжай. Глубоко вдыхай, задерживай, выдыхай.

Требуется еще несколько раундов, однако в итоге я наконец-то могу дышать без помех.

– О, Боже.

– Лучше?

– Да, уже не болит.

– Хочешь, чтобы я забрала тебя домой?

Ох, дом. Где нет усмехающихся одноклассников, указывающих на меня пальцами, шепчущихся тайком. Где нет бывших друзей, называющих меня сукой или обманщицей. Где я смогу свернуться в комок, укрыться одеялом с головой и притвориться, будто ничего не произошло. Да, забери меня домой. Забери меня сейчас же, как можно быстрее.   

Я хочу произнести эти слова. Только, когда бросаю взгляд в зеркало над рядом раковин, что-то заставляет меня сказать:

– Нет. Я должна остаться.

– Грэйс…

– Мам, мне нужно остаться.

Слышится громкий вздох.

– Ох, милая, ты не обязана быть храброй.