—      Хотелось натянуть процентика три перевыполнения...

—      Обязательно нужно натянуть! — согласился заместитель министра.— Главхлопром даст от силы сто процентов, шелковики обещают сто два. Если вы дадите сто три, то выйдете на первое место по министерству и вашему главку будет обеспечено переходящее знамя и соответствующие денежные вознаграждения. Советую поднажать!

—      Я понимаю, «о не все зависит от меня. Например, директор Московского комбината Власов упирается,— осторожно вставил Василий Петрович.— Не хочет дать сверх месячного плана двести тысяч метров, а возможности у него есть...

—      Удивляюсь, товарищ Толстяков:      вы же не новичок, неужели не можете справиться с одним директором?— досадливо поморщившись, сказал Вениамин Александрович.

И тут Василий Петрович подложил свою мину.

—      Признаться, я устал возиться с ним,— сказал он.— Зная, что его назначили директором вопреки моему мнению, Власов возомнил о себе невесть что, ни с кем не хочет считаться. Он заявил нашему представителю Софронову, что главное управление ему не указ и никто не может заставить его перевыполнить план. А когда главный инженер комбината Александр Васильевич Баранов, опытный работник и весьма уважаемый человек, попытался вразумить его, то Власов пригрозил не пускать Баранова на комбинат!

-Ну, уж это похоже на самоуправство! Если у вас силенки не хватает, придется мне заняться вашим Власовым!

Заручившись таким образом поддержкой Вениамина Александровича и подготовив почву для серьезного разговора с Власовым, Василий Петрович и вызвал его к себе.

Придя на работу, Василий Петрович первым делом потребовал личное дело директора Московского комбината. Ему хотелось своими глазами взглянуть на анкетные данные Власова.

«Год рождения—1915. Месторождения—Москва. Социальное положение—,из рабочих, отец — кочегар, погиб во время первой империалистической войны на фронте. Мать — ткачиха, умерла после родов в том же 1915 году...» Читая ответы Власова, написанные размашистым, волевым почерком, Василий Петрович не без зависти подумал:      «Типичный путь многих наших молодых людей. Хорошая биография, ничего не скажешь... «По профессии инженер, ткач, член партии с 1939 года. Окончил ФЗУ, вечернюю школу, вечернее отделение Московского текстильного института. Работал помощником мастера, сменным мастером, начальником цеха, главным инженером и, наконец, назначен директором комбината. С 1941 по 1945 год был на фронте. Майор запаса. Изобретения имеет. Правительственные награды тоже...» Нет, тут ни к чему не подкопаешься!»

2

—      Да проснешься ли ты наконец?— Сергею надоело трясти Леонида, и он сдернул с него одеяло.

Тот нехотя поднялся, спустил ноги на пол и, дрожа всем телом, сладко зевнул.

—      Ну и холодище!

—      Пошевеливайся, поздно уже,— не отставал Сережа.— Условились ведь вчера — в шесть быть на комбинате!

Леонид молча натянул спортивные брюки, снял с гвоздя полотенце и пошел в кухню умываться.

Накануне, поздно вечером, слесари доставили в цех новую барку и при помощи красильщиков установили ее.

Мастер Степанов послал за Сергеем в «чертежную». Тот пулей влетел в красилку и, словно не веря глазам, застыл около барки. Отдышавшись, он открыл рот, хотел что-то сказать, но не нашел слов и только махнул рукой. Он бросился к мастеру и, крепко обняв его, закружился вместе с ним по красилке.

—      Перестань, слышишь, Серега, перестань, говорю тебе! — отбивался Степанов. — Вот сумасшедший, не понимает, что мне за пятьдесят перевалило,— сказал он, тяжело дыша, когда Сергей наконец отпустил его.

—      Если хорошенько подсчитать, все шестьдесят наберется! — пошутил молодой слесарь, и красильщики расхохотались.

Чтобы поскорее испытать барку, Сергей готов был остаться в цехе хоть на всю ночь. Он стал было натягивать спецодежду, но мастер остановил его.

—      Чудак ты, ей-богу! Скажи на милость, что тебе здесь делать на ночь глядя? Разве не видишь, с твоей баркой еще уйма возни? Нужно подвести воду, подключить пар, протянуть провода к мотору. Мало ли еще какие неполадки найдутся... Я попрошу дежурного слесаря и мастера сделать все это и сам послежу, а ты отправляйся-ка домой, хорошенько выспись. Утром придешь пораньше и заправишь...

За завтраком, видя, что Леонид без всякого аппетита ест холодную картошку, Сергей сказал:

—      Не горюй, Леня, первого большая получка, матери тоже заплатят по бюллетеню. Может, еще прогрессивка будет. Разбогатеем — закатим пир на весь мир!

—      Я тоже получу зарплату,— сказал Леонид. Его все время мучило, что он живет на иждивении друга.

—      Конечно, получишь! Ты, брат, скоро меня обгонишь. Шутка ли — исполняющий обязанности конструктора на таком комбинате! Николай Николаевич утверждает, что со временем ты станешь выдающимся конструктором. А пока, в ожидании лучших дней, ешь картошку и запивай чаем.

Непредвиденные расходы, связанные с болезнью Аграфены Ивановны, сильно расшатали и без того скромный бюджет Полетовых. Сергею приходилось экономить во всем, чтобы обеспечить мать всем необходимым. Они с Леонидом долгое время питались картошкой и квашеной капустой, изредка покупали селедку, даже в столовую ходить перестали, завтрак брали с собой из дому. Хорошо, что осенью мать купила три мешка картошки, насолила огурцов и наквасила целую кадку капусты,— иначе пришлось бы вовсе туго...

Перед уходом из дому Сергей отнес матери завтрак— два яйца всмятку, кусочек сливочного масла, сладкий чай и несколько ломтиков белого хлеба.

—      Покушай, мама. В обед придет тетя Зина и согреет тебе бульон. Смотри, сама не вставай.

—      Хорошо, милый, не встану.— Осунувшееся, побледневшее лицо Аграфены Ивановны озарилось доброй, ласковой улыбкой.— Почему сегодня так рано собрались?

—      Новую барку будем испытывать... Ну, мама, прощай, мы пошли!

Заснеженные улицы Сокольников в этот ранний час были совсем пустынны, редко-редко попадались одиночные пешеходы, направлявшиеся к станции метро, к первому поезду.

—      Градусов двадцать, не меньше!—Леонид ловко прокатился по ледяной дорожке.— Давно не был на катке. Пойдем вечером?

—      Дай сперва закончить испытание. Как думаешь, барка хорошо будет работать?

—      Почему бы нет? Ты ведь в своих расчетах не сомневаешься?

—      Расчеты вроде правильные... А там черт его знает, бывает, даже большие специалисты ошибаются... Не думай, я меньше всего волнуюсь за себя. Слов нет, ужасно хочется, чтобы барка пошла. Хуже всего, если подведу Николая Николаевича и Власова. Представляешь, как будет злорадствовать Баранов? Да и от ребят проходу не будет, на смех поднимут...

—      Понимаю: изобретатель отличался необыкновенной скромностью и великодушием!

—      Брось, Леня, не до шуток!

—      А если говорить всерьез, то вчера в цехе я видел, как ты не волнуешься. Пять раз в лице менялся, То побелеешь, как полотно, то покраснеешь, как рак, даже губы дрожали. Изобретатель — этим все сказано! Раньше я знал о них только по книгам, читал о творческих муках и прочем, но что это такое, ясно не представлял себе. А теперь — не успел начертить на бумаге схему обыкновенной четырехколесной тележки, как покой потерял, все думал: примут или нет?.. А ты говоришь: «Меньше всего волнуюсь за себя».

По дороге они пытались говорить о посторонних вещах, но незаметно для себя опять и опять возвращались к барке. Сергей подсчитывал вслух, какова будет экономия, на сколько поднимется производительность. Леонид брался составить точный план испытаний по этапам.

К их великому удивлению, в красилке они застали мастера-Степанова. Старик, засучив рукава, колдовал около барки.

—      Здравствуйте, орлята!— приветливо встретил друзей Осип Ильич.— Так и знал, что не проспите. Ну, Серега, готовь магарыч, твоя барка закипает на двадцать минут раньше!

—      Правда?

—      Раз я говорю, значит, правда! Дважды проверял по секундомеру. Течи тоже нет. Механики на совесть сварили швы.