Глава 6

Настоящее

Дженсен

Я никогда не знал своего отца. Я знал о нем, но никогда не знал его, даже его имени.

Только накануне моего тринадцатилетия я узнал его имя. Той ночью, когда любая другая мать

готовила бы подарок своему ребенку, моя собирала чемодан. Я вошел в ее комнату, потому

что услышал шум и подумал, что она упала. Она была пьяницей, и в то время как

большинство детей в моем классе ходили с мешками под глазами, потому что они не спали

допоздна, играя в видеоигры, у меня они были, потому что я обычно держал ее каштановые

волосы, пока ее рвало. Учителя называли меня безответственным за то, что я забывал свою

домашнюю работу, и у меня не хватало духу, сказать им, что я делал её на полу в ванной

большинство ночей, и блевотина моей матери часто попадала и размазывалась по всей

тетради.

Я не умный парень, как Оливер, или же, как Виктор. Я не преуспел в спорте, как

Джуниор, но у меня было сердце. Часто я просыпался после двух часов сна и учился, чтобы

доказать маме, что тоже могу получать хорошие оценки. Я присоединился к бейсбольной

команде и косил газон для наших соседей, думая, что эти вещи заслужат ее уважение. Но в

ту ночь, когда я застукал ее собирающей чемодан, она повернулась, чтобы посмотреть на

меня, ее серые глаза расширились, когда она увидела меня стоящим у двери, и тогда я понял, что ничто из этого не имело для нее значения. Это было ничем.

— Почему ты не спишь, Дженс? — спросила она, слегка заплетающимся языком.

— Что ты делаешь? — тихо спросил я, глядя, как ее руки застыли в сумке.

— Я больше не могу этого делать, — крича ответила она. — Я не могу оставаться

здесь и притворяться, что знаю, как быть матерью, когда мы оба знаем, что я не знаю. Я

не могу… ты слишком на него похож. Чем старше становишься, тем больше похож на него.

Я не хочу… — она замолчала, шмыгая. — Я не хочу тебя ненавидеть.

— Ты уезжаешь? — мой голос дрогнул. Дверная ручка задребезжала в моей дрожащей

руке.

— Только на некоторое время. Мне просто нужно время, чтобы прояснить голову, —

сказала она. — Арчер подставил нас. Я поделю счет на два, и ты получишь то, что

принадлежит тебе.

— Арчер? — прошептал я, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы сморгнуть слезы, наполнившие мои глаза.

— Твой… отец.

— Ты имеешь в виду моего донора, — сказал я. —Так ты его называешь. Мой донор.

— Ну, его ведь здесь нет, не так ли? — она сплюнула, сужая глаза. — Он обещал мне

мир, оплодотворил меня и бросил в меня деньгами, чтобы якобы успокоить. Ну… Я больше

не могу. Я больше не могу.

Теперь она рыдала, уткнувшись лицом в руки, а ее волосы закрыли ее лицо. Я уставился

на нее, на сумку на кровати, на ее комнату, на пол.

— Почему ты уезжаешь? — спросил я. — Почему?

Она шмыгнула.

— Я вернусь, когда разберусь со своими мыслями.

— Пожалуйста, не уходи, мама. Я постараюсь быть лучше, — начал умолять я.

— Пэтти скоро будет здесь, — сказала она, застегивая чемодан и вытирая лицо. Она

подошла ко мне и взяла за подбородок. Мы были уже практически одного роста. Она всегда

шутила об этом, когда мне приходилось помогать ей укладываться в постель. — Я люблю

тебя, Дженсен. Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.

Она поцеловала меня в щеку и вышла. Я стоял на месте, пока не услышал, как за ней

закрылась дверь. В голове снова и снова прокручивались ее слова: «Я люблю тебя, Дженсен.

Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.»

Я часто вспоминал о той ночи. Наверное, чаще, чем следовало, и я всегда приходил к

одному и тому же выводу, она любила меня, но недостаточно, чтобы остаться. Недостаточно, чтобы поставить меня на первое место. Я рассказал эту историю только трем людям: Оливеру, Мие, а теперь и тебе. Я не жаловался. Я сам выбирал свою судьбу, и независимо от

того, была ли она хорошей или плохой, я должен был принять последствия своих действий. Я

рассказал ее, потому что верил, что история - это то, чему мы должны учиться. Мы изучали

ее, чтобы не повторять ошибок прошлого.

Я бы не сказал, что у меня было тяжелое детство. Я знал людей, у которых было и

похуже. Меня никогда не домогались и не били. Мне никогда не говорили, что я кусок

дерьма. Мной просто не интересовались. Меня никогда не воспитывали. Я никогда не

чувствовал любви от своих биологических родителей, но я чувствовал ее в другом месте.

Любовь была в друзьях, которые стали братьями. Она была в их родителях, и Пэтти, моей

приемной матери, женщине, которая показала мне, какой должна быть мать. И она была в

девушке - маленькой, нахальной блондинке по имени Мия.

Мия была любовью. Она была всем. Она любила меня, подталкивала и вдохновляла.

Оставить ее ради Нью-Йорка было одним из самых трудных решений, которые я когда-либо

принимал. Быть в огромном городе в одиночку не было для меня таким захватывающим, как

это было для людей, которых я встретил в университете. Мне нравилась моя жизнь. Я любил

свой город, я любил свою девушку, но я видел, как она была увлечена мной. Я видел, как ее

родители не одобряли наши отношения, и поэтому решил покончить с ними, когда уехал. Я

подумал, что перерыв будет полезен для нас обоих. Я не собирался ни с кем встречаться, или

даже заниматься сексом с кем-то еще, правда, но как-то так получилось. Я не мог винить

девушку за нашу ошибку. Это было безответственно, непростительно, но это случилось. Это

была жизнь. Я не ожидал, что Мия поймет. Я не ожидал, что она поймет, но, когда я смотрел, как она пакует свою сумку, смотрел на первую женщину, которую я любил, я не мог не

задаться вопросом, что я мог бы сделать по-другому.

Не заниматься сексом с той девушкой из класса поэзии. Я знал это. Очевидно. Но даже

до этого, я хотел бы держаться за это немного крепче. Хотел бы я оговорить с ней больше.

Мне жаль, что я не умолял ее поехать со мной. Я хотел бы вытереть слезы с ее лица, но она

не позволила мне приблизиться к ней.

— Боже, ты такой мудак, — сказала она, всхлипывая. — Я, бл*дь, доверяла тебе.

И от этого было больнее всего на свете, потому что она была права. Я мог бы стоять и

указывать на обстоятельства: у нас был перерыв, и я знал, что она встречается с каким-то

чуваком по имени Макс. Я точно знал, что они ходили на свидания каждые выходные, и что

он иногда подвозил ее домой и оставался. Я знал обо всем этом. Я мог бы позвонить ей, но не

звонил, потому что у нас был перерыв, и мы могли делать все, что хотели, но в конце концов, мы должны были быть вместе, и я все испортил.

— Прости, — сказал я, делая шаг навстречу ей. Она резко вскинула голову.

— Не надо. Даже не пытайся прикоснуться ко мне прямо сейчас, — сказала она, ее

грудь вздымалась от рыданий. Я видел, как она плачет, но так, как сейчас, никогда. Даже

когда умерла ее собака, она так не плакала, и это убивало меня. Ее голубые глаза были полны

боли, которую я причинил. Она подняла палец и указала на меня.

— Это должна была быть я. Это все, о чем я могу думать прямо сейчас.

Я закрыл глаза, чтобы попытаться сдержать свое горе, но это было бесполезно. Я

прикусил губу, чтобы не заплакать, это все, что я хотел сделать, но я бы не сделал этого перед

ней. Поэтому я прикусывал губу так сильно, пока не почувствовал кровь.

— Ты моя лучшая подруга, Мия, — сказал я, снова открыв глаза. Ее сумка была

перекинута через плечо. — Пожалуйста, не уходи.

Она яростно покачала головой, ее волнистые волосы прилипли к влажному лицу.

— Не проси меня остаться, — хрипло сказала она.

— Пожалуйста, останься, — все равно прошептал я.

— Дженсен, я не могу! — громко рыдала она. — Я даже смотреть на тебя сейчас не

могу!

— Тогда отвернись, но, пожалуйста, останься. Только сегодня.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, вытирая слезы с лица.

— Я действительно ненавижу тебя сейчас, — сказала она, и снова открыла их. — Я

очень, очень тебя ненавижу.

— Я знаю, детка, — сказал я, шагнув к ней и притянув ее к своей груди. Я знал, что она

оттолкнет меня, и, возможно, ударит, но мне нужно было почувствовать ее. Мне нужно было

прикоснуться к ней.

— Не называй меня так, — сказала она, рыдая в мою рубашку. — О Боже мой. Я

чувствую, что не могу дышать.

Я крепче прижал её к себе. Я не хотел ее отпускать. Никогда. Когда она отступила, она

посмотрела на меня.

— Что ты будешь делать теперь? Переедешь в Нью-Йорк навсегда?

Я прикусил язык и кивнул.

— И?

— Мия, — начал я, глубоко вздохнув. — Я должен жениться на ней.

Если бы я мог стереть одну вещь из моей памяти до конца моей жизни, это не была бы

моя мама на полу, или то, как она смотрела на меня, когда она уходила, или то, как Пэтти

выглядела, когда она сказала мне, что моя мать никогда не вернется. Это было бы выражение

лица Мии в тот момент, когда я сбросил бомбу.

— Ч-что?

— Ее выгнали из дома. Она молода, ей некуда идти. Ее отец…

Руки Мии поднялись, прежде чем я смог закончить свое заявление.

— Я ни хрена не хочу этого слышать. Я не хочу этого слышать.

— Пожалуйста, позволь мне объяснить.

— Не надо, — она схватилась за живот, как будто в любой момент ее могло вырвать. —

Мне нужно идти. Я просто. Прости, но мне нужно идти.

Она подошла к двери и оглянулась на меня в последний раз, ее глаза проскользили по

всему моему лицу и по моему телу, и я просто знал, что это прощание. Я не знаю, почему я

ожидал чего-то большего.

— Прости, — сказала она, когда уходила. — Я… Я не могу.

Я смотрел на заднюю дверь, ожидая, когда гнев просочится, но этого не произошло. Я

думал, что люблю эту девушку всю свою жизнь, и знал, что буду любить до конца жизни. Не

имело значения, что я должен был вернуться в Нью-Йорк и жениться на ком-то, кто был для

меня виртуальным незнакомцем, или что ее отец держал мое будущее в своих руках, или что

ребенок, которого она носила, был моим. Ничто не имело значения больше, чем тот факт, что

я потерял самое важное в своей жизни. Я знал, что никогда ее не верну. Независимо от того, что ждет нас в будущем, я знал, что не верну ее обратно. Я не заслуживал ее.

Я сидел на полу перед дверью, пока не взошло солнце, просто на случай, если она