— Во-первых, я могу ошибаться, — улыбнулся полковник Обухов. — И рад буду в этом убедиться. Во-вторых, наша с вами работа оценивается количеством заброшенных на сторону агентов. В-третьих, если и эта организация — плод работы чекистов, то неплохо выяснить, чего они хотят. В конце концов, князь не наш человек. Даже если чекисты его заберут, потеря невелика.

Капитан Ларионов не стал продолжать. Его вообще интересовала только террористическая работа. Польская, финская, румынская разведки давали им деньги, документы, оружие, пропускали через границу отнюдь не бескорыстно. За все приходилось платить информацией. Ее могли добыть только агенты, проникавшие в Советскую Россию.

Бывшие офицеры Добровольческой армии, совершавшие рискованные путешествия вглубь СССР, не знали, что копии их донесений полковнику Обухову приходилось раздавать нескольким европейским разведкам. Если князь вернется, думал полковник, его отчет окупит все, что поляки передали им за последние месяцы.

Князь должен был вернуться. Мифическую подпольную организацию, которая пригласила представителя белой эмиграции на переговоры, украинское ГПУ создавало в расчете на крупную добычу. ГПУ хотело выманить на свою территорию кого-нибудь из лидеров эмиграции Князь был не той фигурой, которая годилась для отчета в Политбюро ЦК ВКП(б) об успешно проведенной операции.

Полковник Обухов был прав в своем скептицизме. В Советской России не существовало антисоветского подполья. Все многочисленные подпольные организации, которые отправляли гонцов на встречу с эмиграцией, предлагая объединить усилия в борьбе с большевика ми, были придуманы Объединенным государственным политическим управлением.

Планом, разработанным совместно контрразведывательным и иностранным отделами ГПУ Украины и утвержденным председателем ОГПУ Вячеславом Рудольфовичем Менжинским, предусматривалось благополучно переправить князя назад через границу. Успех его миссии открывал возможности для длительной игры с эмигрантскими группами.

Но в последних числах января 1929 года бывший офицер Добровольческой армии выстрелил в Белграде в сотрудника советского полномочного представительства и тяжело его ранил.

На следующее утро председателя ОГПУ вызвал к себе Сталин. В кабинете генерального секретаря ЦК ВКП(б) сидели наркомвоенмор Клим Ворошилов и секретарь ЦК Лазарь Каганович. Оба они были чем-то взбудоражены и даже не ответили на приветствие Менжинского, который не получил приглашения присаживаться и продолжал стоять возле двери.

Председатель ОГПУ понял, что перед его приходом состоялся крупный разговор. Менжинскому оставалось только гадать — имел этот разговор отношение к нему или нет.

Наконец Сталин повернулся к Менжинскому.

— Как могло произойти, что вы не сумели уберечь нашего дипломата в Югославии? Почему белые бандиты чувствуют себя безнаказанно? Сколько раз Центральный Комитет указывал вам, что главная задача ОГПУ — борьба с террористами и бандитами из среды белой эмиграции!

Раскрасневшийся, злой Клим Ворошилов влез в разговор:

— Это же в нашего работника стреляли! Парень из разведупра, — пояснил нарком Сталину.

Разведупр — так сокращенно именовалась военная разведка, разведывательное управление штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

— Гражданскую прошел, а в мирное время получил пулю, — продолжал возбужденно говорить Ворошилов. — Белую армию разгромили, а с какими-то недобитками справиться не можем. Такой аппарат в ОГПУ содержим, а где результаты?

Лазарь Каганович тоже добавил:

— Надо еще посмотреть, кто там работает в иностранном отделе ОГПУ. Какие-то сомнительные люди, всю жизнь за границей, с маленьким партстажем. Когда у вас происходила чистка в аппарате, вы же их не вызывали в Москву, верно, товарищ Менжинский? Они у вас проскочили без всякой проверки, так?

Менжинский слушал членов Политбюро молча, мрачнел, но не возражал.

Сталин не обратил внимания на слова своих соратников:

— Центральный Комитет обязывает вас, товарищ Менжинский, немедленно найти достойный ответ на бандитскую вылазку белых бандитов. Можете идти.

Войдя в свою приемную, Вячеслав Менжинский приказал секретарю вызвать начальника иностранного отдела.

— На месте только Шувалов, — доложил секретарь.

Через пять минут Мирон Борисович Шувалов, исполнявший обязанности заместителя начальника иностранного отдела, стоял в небольшом кабинете председателя ОГПУ.

— Кого из крупных белых мы можем взять сейчас, немедленно? — без предисловий спросил Менжинский.

— Таких возможностей у нас нет, Вячеслав Рудольфович, — хладнокровно ответил Шувалов.

В гражданскую он был начальником особого отдела нескольких армий и привык с любым начальством разговаривать на равных.

— Ликвидацию надо готовить несколько месяцев, — объяснил Шувалов.

Менжинский задумался.

— А на нашей территории кто-нибудь из белых есть?

— Серьезной фигуры ни одной.

Менжинский придвинул к себе папку со спецдонесениями секретно-политического отдела:

— Через десять минут явитесь с предложениями.

Судьба князя была решена. Других кандидатур Шувалов не нашел.

В тот день князь сошел с харьковского поезда в Москве. Он уже немного освоился в Советской России, чувствовал себя уверенно, купил на вокзале «Известия» и «Вечер ку» и вместе со своим любезным и неутомимым спутником отправился в столовую.

Еда была плохая, и князь в основном сосредоточился на газете.

Не без изумления читал он в «Известиях» объявления о том, что Антон Фролов, уроженец Самарской губернии, поменял имя на Константин, Мартемьян Круглов — на Владимира. Василиса Федоровна Захарова стала Серафимой. Иван Сергеевич Кривошляпов пожелал отныне быть Сергеевым. Николай Петрович Засеркин — Смолкиным. Фекла Александровна Стрункина пожелала быть Фаиной, а Александр Константинович Петручук — Петручуком-Богдановским.

В первую очередь князя интересовали литературные новости. «Вечерняя Москва» печатала разгромную статью о положении в Союзе писателей:

«Изнутри и снаружи медленно, но упорно подтачивались стены, которыми окружил себя Всероссийский союз писателей от нашей современности, от социалистического строительства, от борьбы рабочего класса.

Уже самый факт того, что на двенадцатом году революции существовала организация, значительная часть которой, во главе со своим руководством, упорно отмежевывалась от современности, маскируясь нейтральностью, политической бездарностью писателей вообще и тому подобными «теориями», свидетельствует о том, что в этой организации господствовал затхлый, реакционный дух.

Восемь месяцев назад мы предупреждали Пильняка, что путь, избранный им, ведет от революции, что Пильняк идет проселками, чуждыми и гибельными для советского писателя.

Намеченная собранием чистка Союза будет вторым шагом по этому пути. Из рядов Союза должно быть выметено все антисоветское, все реакционное. Союз должен освободиться от мертвого груза, от случайных людей, усердно захлопывающих все окна, через которые ураган эпохи врывается в жизнь Союза.

Союз писателей должен стать Союзом Советских писателей».

Князь несколько дней добирался до Москвы, на каждой станции покупал местную газету и уже привык к разносному тону советской журналистики.

Бориса Пильняка князь знал, собирал его книги и советовал их читать своим студентам в Сорбонне.

На что еще обратил внимание князь, читая свежий номер советской газеты?

«Вечерняя Москва» опубликовала письмо читателя, возмущенного тем, что Страстная площадь до сих нор называется именем религиозного праздника: «Следовало бы переименовать ее в Пушкинскую площадь».

В 1-м Художественном кинотеатре Совкино, в кино на Малой Дмитровке и в «Уране» на Сретенке во вторник 19 февраля была обещана премьера грандиозной картины «Мятеж» — историческая драма по повести Дмитрия Фурманова.

Книгу Фурманова о Чапаеве князь прочитал, но она ему не понравилась.

Через полчаса, когда он выходил из столовой, его арестовали.

Через месяц в газетах появился отчет о судебном процессе над князем, белоэмигрантским наймитом польской разведки. Князь был приговорен к смертной казни.

В последний день судебного заседания проект приговора Сталину докладывали Менжинский и прокурор. Утвердив приговор, Сталин задержал председателя ОГПУ:

— В вашем деле, как и в медицине, нужно лечить не симптомы, а причины болезни. Хватит возиться с бандитами, которые просачиваются через границу. Нужно уничтожать террористические центры белой эмиграции. Кто является ключевой фигурой эмиграции, кто посылает к нам убийц и диверсантов?

— Генерал Кутепов, председатель Российского общевоинского союза, — ответил Менжинский.

Разработку операции Шувалов поручил начальнику отделения Семену Кострову.

— Готовь все в расчете на себя, — сказал Шувалов. — Переведем тебя на закордонную работу через Египет. Из Каира легко попасть в Лондон, а оттуда в Париж.

25 января 19.30 года проживавший в Париже на улице Руссель русский эмигрант получил короткую записку с предложением о встрече. Записка была прочитана и тут же уничтожена. Получивший ее после минутного размышления согласно кивнул, и принесший записку покинул небольшую квартиру на четвертом этаже дома № 26 по улице Руссель, избежав встречи с кем-либо из домочадцев.

Для этого не требовалось особого умения. Хозяин дома не посвящал в свои дела даже самых близких людей. Правила конспирации были для него превыше всего. Жене полагалось знать только то, что муж считал нужным говорить сам.

Они прожили здесь шесть лет. На следующий год после переселения на улицу Руссель у них родился сын Павел, украсив их новую жизнь. Все эти годы вместе с ними жил денщик.