- Ну вот, очень даже недурно! – наконец сказала она. – Что ты к стулу приросла – иди сюда! – и вручила мне инструмент.

Натренированным на треугольнике движением я лихо вскинула скрипку на плечо и сцапала со стола смычок.

- Вжжжжииииуууу!!! – приветливо взвыла крохотная скрипка.

- Ой… - испуганно прошептала я.

- И эта на треугольнике тренировалась, да что же за напасть-то такая?!! – всплеснула руками учительница…

С этого и начались наши совместные мучения. У меня с непривычки ломило шею и спину, затекали руки и жутко болели пальцы от струн. Моя скрипка оказалась большой любительницей разной живности, поэтому поначалу соглашалась только выть, визжать и орать мартовской кошкой…

Мы учились обе. Я – играть, а скрипка – петь… И, как ни странно, со временем у нас обеих начало что-то получаться. Сначала совсем простенький «Петя», который «по дороге шел, и горошину нашел», потом – чуть сложнее и сложнее. В определенный момент я перестала думать о нотах и пальцах и переключилась на фразы и тембры. Какие-то пьесы мне нравились больше, какие-то – так себе, но сказать, что это была музыка, я не могу. Это были просто занятия: уроки, ошибки, упражнения… В конце второго класса меня даже возили на прослушивание в Симферополь, в музыкальное училище, но ни меня эта поездка особо не вдохновила, ни комиссию – моя игра. «Слишком маленькая. Пока еще трудно сказать, зазвучит ваша девочка или забросит учебу!» - таков был вердикт опытных педагогов.

Шли годы учебы, всё было, как у всех, и всякое бывало. Но в те дни, когда бывало не очень, я утешалась тем, что впереди меня ждёт еще несыгранный «Лебедь».

6.

Я давно переросла свою первую скрипочку-четвертушку, у меня теперь была трёхчетвертная. В четвертом классе меня перевели к новой учительнице. Ирина Николаевна только-только окончила училище, была совсем юной и очень-очень красивой. Мне она сразу понравилась, и следующие два с половиной года мы жили душа в душу, пока не пришла пора готовить программу для годового экзамена. Стандартный набор: гамма, этюд, концерт. Концерт – тоже стандартный для шестого класса, многие его играли, и играли неплохо. А в меня будто бес вселился. Обязательную мелочевку играю нормально, а берусь за концерт – все разваливается. Ошибка на ошибке и ошибкой погоняет. Бились мы и так, и сяк… И ругала меня Ирина Николаевна, и разбирали – что не так, почему не идёт работа – всё впустую. За два месяца до экзамена стало ясно: Штирлиц, как никогда, близок к провалу. И тогда Ирина Николаевна сделала невообразимое: просто заменила мне концерт. В самом прямом смысле слова: поставила на пюпитр другие ноты и сказала: играй с листа!

Как ни странно, прием сработал. Новый концерт был гораздо мелодичнее на слух и его практически не пришлось учить: он запоминался сам. Такт за тактом, фраза за фразой… Недели через три концерт уже почти звучал, да так, как не звучал старый и после трех месяцев занятий. Экзамен я сдала на «пять с минусом», и это была победа!

7.

После экзамена Ирина Николаевна сказала:

- Я поняла кое-что про тебя. Ты хорошо сыграешь только то, что тебе нравится. Поэтому на последние два урока приходи без скрипки. Играть буду я, а ты - слушать. Подберем программу на выпускной год. Понятно?

- Понятно. А «Лебедь» в программе будет?

- Да будет, будет! Куда ж без него… - улыбнулась Ирина Николаевна.

…Эти два урока я запомнила на всю жизнь…

Когда я пришла, на фортепиано стоял открытый футляр с ирининой концертной скрипкой, а на учительском столе лежали стопы нотных сборников.

- Ну что, готова? – спросила меня моя самая замечательная в мире учительница. – Устраивайся поудобнее – сидеть долго придется. Я три дня копалась в библиотеке, набрала вот… - кивнула на заваленный нотами стол. – Такое ощущение, что они тут испокон века лежали нетронутыми. Работать будем так: на каждую технику я играю несколько произведений. Из них ты выбираешь одно, которое больше всех понравится.

Я чуть не задохнулась от радости. Ирина Николаевна додумалась до такого, что мне и в самом радужном сне не могло присниться!

- Начнём, пожалуй, с пьес на технику «легато». «Лебедь» - на второе полугодие, на выпускной экзамен. Записала. На первое полугодие – слушай и выбирай.

… И зазвучала Музыка. Иринина скрипка какого-то старого мастера, да еще и в умелых руках, пела совсем не так, как моя ученическая, и это придавало мелодиям новую глубину и изысканность. Все пьесы были хороши, ибо Ирина Николаевна уловила мои предпочтения и подбирала то, что им соответствовало. Прослушав всё, я выбрала самую первую. Ирина посмотрела на меня и рассмеялась:

- Я так и знала. Я знала, что ты выберешь именно эту, потому первой её и показала. Но ты была бы не ты, если бы не переслушала всё, ведь так?

- А это плохо? – вдруг смутилась я, подумав, что обременяю учительницу лишней работой.

- Это – правильно. Всегда, если есть возможность, выбирай то, что ближе сердцу. И это касается не только музыки. Ладно, переходим к этюдам на двойные ноты.

И снова играла, играла, играла… Двойные ноты – вещь коварная. Они могут быть потрясающе красивыми, а могут скрипеть хуже несмазанной телеги. Как правило, ученики этюды и так недолюбливают, а эти вообще терпеть не могут: играть набор двойных и тройных интервалов – то еще удовольствие… Каторга, а не игра. Привычные этюды, которые мучали из года в год скрипачи нашей школы, вызывали тоску зеленую и поголовный зубовный скрежет. Но те, что подобрала Ирина, походили, скорее, на пьесы, в которых ненавистные двойные звучали не сами по себе, а вплетались в мелодию. Так что вместо необходимой пары этюдов я выбрала целых четыре, до того они были хороши.

… Урок давно закончился, а мы все выбирали и выбирали. Гаммы и этюды на друге техники, пьесы быстрые и лирические – это было так увлекательно, что время пролетело незаметно.

- Всё, не могу больше, руки отваливаются, - почти простонала Ирина Николаевна и убрала скрипку в футляр. - Хватит на сегодня, тем более, всю мелочёвку мы уже подобрали, даже сверх того. В учебном году просто что-то не доиграешь, если не успеешь, или еще раз отсеешь лишнее. Пошли по домам, крупную форму оставим на следующий раз.

Я с сожалением встала, и всю дорогу домой проигрывала в памяти всё то, что успела запомнить из своей будущей программы.

Концерты мы выбирали по тому же принципу. И выбрали – два совершенно потрясающих произведения, не заезженных и не надоевших, потому что никто на моей памяти в школе их не исполнял. Я разве что не прыгала от восторга, и единственная проблема состояла в том, который из них сыграть в первом полугодии, а какой – на выпускном экзамене.

Мы закончили с программой и расчистили стол от нотных сборников. Часть я с трудом втиснула в хозяйственную сумку, взятую напрокат у технички, остальное в несколько заходов отнесли обратно в библиотеку. Но это было еще не всё.

Откуда-то из-за шкафа Ирина Николаевна вынула незнакомый футляр, и крохотным ключиком открыла не два, как в обычных в футлярах, а три замочка. Потом медленно, как бы в раздумье, вынула завернутую в кусок толстого плюша скрипку и положила на пустой уже стол. Медленно-медленно разворачивала она ткань. Быстро-быстро почему-то заколотилось моё сердце, пока я, затаив дыхание, наблюдала за ее руками.

- Тебе давно пора переходить на полноразмерный инструмент. Я просто не хотела, чтобы это произошло в процессе подготовки к экзамену. У нас и так было полно проблем, чтобы еще и привыкать к новому инструменту. Да и… Честно сказать, я почти до последнего момента сомневалась – нужно ли тебе вообще заниматься дальше.

Я удивленно посмотрела ей в глаза: откуда она узнала, что я тоже еще пару месяцев назад раздумывала о том же?!

- Ты считаешь, я не видела, как тебе хотелось наплевать на все и бросить школу? Думаю, не замени мы концерт перед экзаменом, так бы и произошло. Во всяком случае, когда на педсовете я предложила замену, меня чуть с работы не уволили. Разрешили с трудом, как крайнюю меру, потому что терять было нечего: зав. струнным отделением ставила вопрос о твоем исключении.

- Еванкова меня хотела исключить?! Но я же не ее ученица! – только сейчас до меня дошел весь ужас положения, которое я чудом проскочила. – Да и вообще… Мне никто ничего не говорил!

- Еванкова не просто хотела, она настаивала, - усмехнулась Ирина Николаевна. И тут, как я думаю, дело было не только в тебе…

- Почему?

- Забудь. Зря я это сказала. Накипело, вот и не сдержалась. Скажи спасибо Людмиле Петровне – она под свою ответственность разрешила и концерт заменить, и тебе велела не говорить ничего. И решение об отчислении принимать или не принимать только после экзамена. Так что я должна сказать тебе спасибо, что не подвела. Сыграла очень хорошо, молодец! Все члены комиссии поставили тебе по «пятерке», одна Еванкова влепила «трояк» за «сырость исполнения». Из-за него и «минус»…

- Ничего себе… - я не находила слов. И вдруг вспомнила, как после экзамена в коридоре все мне улыбались и поздравляли, одна Надежда Ивановна прошмыгнула мимо, поглощенная изучением каких-то бумаг…

- Хватит о том, чего не случилось! И вообще, мы отвлеклись! Смотри, что у меня для тебя есть! – Ирина Николаевна все это время так и стояла, держа в руках уголок плюшевой пеленки от наполовину развернутого инструмента. И наконец-таки ее развернула. Тускло блеснула темная дека, над ней - гриф со стертой под струнами краской; открылся тугой завиток изящной головки…

Скрипка разительно отличалась от тех, что мне приходилось видеть раньше. Это был благородный инструмент ручной работы, полноразмерный и заслуженный, будто сошедший со старинной картины.

- Что это?!

- Это моя скрипка. Я играла на ней, когда училась в училище, - сказала Ирина Николаевна, любовно поглаживая инструмент. – Теперь у меня есть еще три, две из которых ты видела и слышала на уроках. Третью я заказала и её скоро привезут. А эта… Эта оказалась не у дел, я просто оставила её на память. Но инструмент должен работать, иначе он просто перестанет звучать. Я загадала: если сдашь экзамен и останешься в школе – отдам её тебе на весь учебный год. Выпускной год, как-никак! Так что держи – заслужила!