Развитие письменности у шумеров началось со счетоводческих символов, которыми помечались приход и выдача товара со складов в храмах. Простые пиктограммы и система числовых обозначений были достаточны для такого рода учета — трудности возникали лишь тогда, когда требовалось записать имя собственное владельца личного счета, по которому отпускались и принимались товары. Возможно, именно необходимость записывать имена собственные и заставила шумерских писцов связать пиктограммы с определенными звуками. Так или иначе, обобщение этого принципа сделало возможным отображение на письме связной речи. Однако длительное время это открытие не применялось в полном объеме. Письмо использовалось главным образом для храмового учета, реже при заключении отдельных сделок экономического характера и практически больше ни для каких иных целей.

Очевидно, лишь потребности централизованной власти привели к расширению сферы применения письма. До определенного предела владыка может просто держать в памяти свои договоренности с подданными — даже в современной бюрократической системе есть определенная доля устных и письменно не зафиксированных соглашений на самой вершине власти. Однако уже задолго до Хаммурапи система управления стала слишком сложной и один человек был не в состоянии держать в голове все ее аспекты. Записи, к которым можно было впоследствии обратиться за справкой, стали обязательным атрибутом управления. Записи о землевладении, об обязательствах по отношению к отдельным лицам, о судебных решениях и правительственных распоряжениях придавали силу и смысл государственным действиям на обширных территориях в течение длительного времени[97]. Разработка письменности, пригодной для передачи связной речи, позволила также создать систему единообразного царского судопроизводства в пределах государства. Свод законов Хаммурапи — прекрасный пример преимуществ письменного закона над устными правилами и обычаями[98].

4. Развитие торговли и класса купечества. Повседневное существование крестьянской массы в Шумере и Аккаде мало в чем изменилось с установлением централизованной политической власти. С незапамятных времен жизнь крестьянина сводилась все к той же рутине: сев и сбор урожая, очистка оросительных каналов, уплата сборов и податей. Кто властвовал над ними — царские чиновники, жрецы храма или местные землевладельцы, большого значения не имело, так как земледельцы лично крайне редко общались с представителями монаршего двора или высшими чиновниками.

Однако ко времени правления Хаммурапи между большинством населения и официальными правящими классами начала формироваться заметная, хотя и не очень многочисленная, промежуточная общественная группа. Ее составляли профессиональные купцы, занимавшиеся торговлей с удаленными территориями частично по указанию государства, частично по собственной инициативе. При таком сильном правителе, каким был Хаммурапи, внешняя торговля, похоже, велась в основном от имени правителя, что очень напоминает торговлю от имени бога в древних шумерских храмовых общинах[99]. И все-таки даже при Хаммурапи продолжала существовать частная торговля, контролировавшаяся с помощью царских разрешений.

Внешняя торговля всегда была жизненно необходимой для цивилизованных народов Месопотамии, поскольку основные сырьевые ресурсы приходилось искать за пределами страны. В тех случаях, когда простой захват был невыгоден, мастерские Месопотамии могли предложить для обмена различные качественные изделия[100]. Ни один правитель не мог позволить себе игнорировать такую торговлю; поскольку без металла, камня и дерева он не мог поддерживать существование армии или возводить храмы. Возможно, некоторые из военных кампаний Саргона были задуманы в целях завоевания чужеземных товаров; а захваченные в войнах рабы, вероятно, составляли его челядь и играли важную роль в обслуживании потребностей государства. Кодекс Хаммурапи также свидетельствует о том, что, с одной стороны, царь старался контролировать и облагать налогами купцов своего государства, а с другой — царское законодательство, включившее торговые договора в свои статьи, защищало сообщество торговцев. Таким образом, существование единого закона и царских чиновников, отвечавших за его применение, приносило неоценимую пользу людям, занятие которых требовало, чтобы они бывали во многих географически удаленных местах.

Сохранившиеся памятники позволяют предположить, что профессиональные купцы, занимавшиеся торговлей в больших объемах, встречались относительно редко даже во времена, когда государство предоставляло им больше свободы, чем это делал Хаммурапи[101]. Тем не менее самим характером своей деятельности торговцы, крупные и мелкие, постепенно изменяли прежнюю основу социальной организации общества. Для того чтобы купцы могли торговать в других странах, множество ремесленников должно было производить экспортируемые товары или обрабатывать ввозимое сырье. Более того, внутри самого вавилонского общества торговцы распределяли и перераспределяли местную продукцию. Несомненно, царское правительство и храмы всегда были главными потребителями чужеземных товаров; однако множество частных лиц — землевладельцы, чиновники или воины — также покупали ремесленные изделия, тогда как развитый рынок зерна, рыбы и других пищевых продуктов кормил городское население Древнего Вавилонского государства.

По мере укрепления рыночных отношений формировались новые принципы, регулировавшие общественную и личную жизнь. Помимо уже существовавших землевладельческих групп — будь то храмовые общины или помещичьи хозяйства, — возникает менее однородное и сильно рассредоточенное географически «великое общество», представители которого имели непосредственный доступ к системе царского правосудия и налогообложения, чьи политические взгляды были менее ограниченными чем те, что преобладали во времена, когда все цивилизованное общество состояло из крестьян, зависимых ремесленников и управлявшей землей элиты. Не служба богам, а удовлетворение насущных потребностей людей стало определяющей целью этого зарождавшегося «великого общества», хотя богам, разумеется, отдавалась их традиционная доля. Решения, определявшие взаимоотношения между участниками «великого общества», частично принимались чиновниками, судьями, воинами, а частично — простыми торговцами и ремесленниками. Они могли самостоятельно принимать решения в небольшой, но важной области (например, качество, цена, ассортимент товаров). Без сомнения, все стороны таких общественных отношений обычно действовали просто в соответствии с установившейся традицией; но каждый из участников мог изменить свое поведение в соответствии с собственной выгодой. В этом «великом обществе» относительно многочисленные группы населения, распределенные по всем социальным уровням и способные принимать эффективные решения, получали возможности для неограниченного роста благосостояния и постоянного продвижения по общественной лестнице. Преуспевающие новаторы находили последователей; никакая власть не могла помешать усвоению новых методов, становившихся необходимыми под действием обезличенного рынка, — тем более что сначала движущие пружины рынка были окутаны завесой таинственности[102].

Доля сельского хозяйства в общем объеме производства, конечно, по-прежнему была подавляющей — об этом свидетельствует живучесть старых форм культурного проявления под присмотром организованного жречества, которое охраняло традиционную доктрину и ритуалы с последовательным консерватизмом. Тем не менее расцвет «великого общества» ознаменовал важный этап развития цивилизованной социальной структуры и дал толчок новым важным направлениям культурного развития в Месопотамии. В частности, первые памятники письменной поэзии и высшей математики относятся ко времени, когда в долине Двуречья появляются признаки наступления эпохи «великого общества».