Еще в замке Пуэрто у меня разболелась голова. Я отнесла это к тягостным воспоминаниям и расстроенным чувствам. Но все оказалось гораздо хуже.

Первое серьезное событие произошло во время полета в Мадрид. В столице Испании проходила выставка дома «Картье», и несколько топ моделей «Эскрибы» должны были показывать украшения вживую. Меня и еще двух девушек пригласили из Барселоны. Вскоре, после того, как мы взлетели, мне неожиданно стало плохо. Закружилась голова, затошнило, лоб покрыл холодный пот.

— Тебя всегда тошнит в самолете? — шепотом поинтересовалась Мартин, поддерживая, провожая в туалет.

— Не знаю, — так же шепотом ответила я, — не помню.

На самом деле я впервые летала в своей жизни и не знала, тошнит меня от этого или от чего-то другого.

Все два дня, пока мы работали в Мадриде, меня выворачивало наизнанку. Я с трудом могла стоять на ногах, говорить, двигаться. Наглотавшись таблеток, которые дал доктор, и, сжав волю в кулак, я демонстрировала украшения, медленно и степенно прохаживаясь среди гостей. Все восхищались моим холодным неприступным видом. А я просто держалась из последних сил. Потом в газетах писали, как прекрасно моя бледная перламутровая кожа оттеняла сапфиры и рубины. Называли меня ледяной принцессой с волшебной неземной красотой, а я попросту два дня ничего не ела и не пила, кроме лекарств.

В Барселоне стало лучше. Только мы сели в аэропорту, все болезненные ощущения как рукой сняло. Я и Мартин терялись в догадках, что это было. Страх полета или что-то другое? В итоге мы решили передвигаться по стране на поезде или автомобиле. Но и это не помогло.

В следующую поездку в Мадрид повторилось то же самое. Хотя мы поехали на скоростном экспрессе. Те же симптомы — тошнота, головокружение, паника.

— Может быть, сойдем? — обеспокоенно поинтересовалась Мартин. — Ты совсем побелела.

Я отрицательно мотнула головой. Выдержала тот раз, выдержу и этот. Но нужно было хорошенько поразмыслить. Почему в Барселоне со мной все в порядке, а как только я удаляюсь от нее, с каждой сотней миль нарастают боль и страх? Чем дальше от дома, тем становится все хуже и хуже. За несколько месяцев работы моделью я никуда не уезжала из города. Все фотосессии проводили в Барселоне. Только однажды я посетила Таррагону. Стоп! Там тоже болела голова, но совсем слабо. Замок Пуэрто был расположен на севере Таррагоны, в ста километрах от Барселоны.

Безумная догадка забрезжила в голове. Неужели, меня держит картина? Как пуповина, она связывает меня с собой, не давая оторваться и стать свободной. Я что, буду теперь всю жизнь привязана к рамке, из которой вышла? Или к полотну, на котором была нарисована?

«Ничего страшного», — пыталась я себя успокоить. Рама, наверное, еще находиться в Барселоне. Необходимо только найти и забрать себе. Только где ее искать? А вдруг Джордж выбросил ненужную рамку? И она валяется на мусорной свалке, ожидая, когда ее сожгут?

Я чувствовала, что нужно торопиться, иначе однажды я обнаружу, что полотно улетело за океан или вовсе уничтожено, а я корчусь от боли в Барселоне, не зная, что делать и куда бежать.

По приезду домой, я взялась за проблему всерьез. Сначала наняла таксиста, и мы с ним целый день катались по трассам Испании. Я отмечала в блокноте, после скольких миль начинаются болезненные ощущения. С какой интенсивностью они нарастают, и как долго я могу терпеть без вынужденного употребления таблеток. Уже через сотню миль чувствовала небольшое напряжение, после двухсот — сильную головную боль. Свой максимум я знала — это шестьсот километров, расстояние до Мадрида. На большее расстояние мне экспериментировать не хотелось. Слишком ужасные были ощущения.

Значит, минимум сто, максимум шестьсот. Мартин я ничего не сказала. Иначе мне пришлось бы рассказывать все остальное. Она сделала вывод, что этот страх берет начало из моей амнезии. Пусть так думает и дальше.

Я залезла в интернет и принялась искать данные о Джордже Олдридже. И каково было мое удивление, когда прочитала, что он находится в стадии развода с Изабеллой Касс, владелицей галереи на Рамблас! Они разводятся, прожив всего… Я подняла голову кверху и ликующе рассмеялась. Полгода!

Что же произошло? Как за такой короткий промежуток времени они успели надоесть друг другу? Почему-то мне стало легко и радостно. Похлопав в ладоши и покружив по комнате, в конце концов, я все-таки взяла себя в руки и уселась за стол. Для меня это событие было счастливым, но я же не знаю, а вдруг для Джорджа оно тягостное и горькое?

Я взяла чистый лист бумаги и принялась составлять план, как отобрать рамку.

***

Утром Джордж подписал документы. Адвокат советовал не спешить, но Джорджу хотелось поскорей оставить позади и Изабеллу, и его неудавшийся брак. Забыть, как страшный сон. Условия были грабительские. Она претендовала на половину виллы и половину доходов с его книг, которые он издал до развода.

— Разве она может? — удивился Джордж.

— Может. На суде ваша жена скажет, что была музой, что помогала Вам в продвижении произведений. Ведь так? — молодой адвокат, которого посоветовал Алан, с уверенностью загибал пальцы. Джордж уныло кивнул «Было дело».

— Если дойдет дело до суда, трудно будет доказать, что Ваши книги — это только ваша заслуга. В основном суд встает на сторону женщин. А что до виллы? У нее нет своей квартиры, сейчас она живет у родителей. Она вправе претендовать на компенсацию. Но этот пункт мы можем оспорить. У нее есть галерея.

— Ладно, пусть забирает половину. Только давайте поскорее закончим это дело, — отмахнулся Джордж.

Желание Изабеллы развестись стало для него громом среди ясного неба. В последние месяцы он неплохо зарабатывал, ездя по Европе, ведя свою собственную колонку в «Эль Паис». Он даже начал немного писать, пока зарисовки, очерки, но их с удовольствием печатали в журналах. Джордж уже думал, что жизнь обрела прежние краски, пришло вдохновение, азарт, интерес, как Изабелла в очередную ссору (а они в последнее время стали регулярны), вдруг заявила: «Или ты звонишь своему отцу, или я ухожу от тебя». Если честно, Джордж опешил.

— Как мой отец связан с нашим браком? — холодно поинтересовался он.

— Выходя за тебя замуж, я думала, что вхожу в знаменитое семейство Олдриджей, а оказалось, я прозябаю в Барселоне, живя с обыкновенным журналистом, — отрезала Изабелла.

— То есть я не оправдал твои надежды?

— Именно, — глаза его Изи излучали ледяное презрение, — будь ты знаменитым писателем, я бы еще, возможно, смирилась со своим существованием. Но ты и им не стал!

— Прошло всего полгода со дня нашей свадьбы, — Джордж с трудом сохранял спокойствие, он еще надеялся, что это обычная ссора, которых было уже немало за последние месяцы, — слишком мало, чтобы сделать выводы о моем писательском мастерстве или его отсутствии.

— Я не собираюсь тратить лучшие годы своей жизни на неудачника, — категорично заявила Изабелла, — я выходила замуж за перспективного писателя, старшего сына владельца империи Олдриджей, а не за простого журналиста. Одного из многих тысяч.

— То есть, ты выходила замуж не за меня, — переспросил Джордж, — а за мой вероятный статус? А как же любовь? Она в твоих прогнозах имела место?

— Любовь — это оправдание для бедных, — фыркнула Изабелла, — богатые женятся по другим причинам.

Джордж смотрел на свою жену и не узнавал ее. Прекрасное любимое лицо оделось в неприступную высокомерную маску. Весь ее вид излучал презрение. Он что, совсем не разбирается в людях, если позволил этой красивой циничной незнакомке войти в свой дом и свое сердце?

— Если ты хочешь остаться со мной, выполни мои условия — помирись с отцом и войди в совет директоров. Иначе — развод, — произнесла Изабелла, ее губы дрогнули в язвительной ухмылке.

Джордж не выносил шантажа, будучи молодым студентом. Ничего не изменилось и спустя десять лет.

— Развод, так развод, — пробормотал он глухо.

То ли со зла, то ли из-за обиды Изабелла решила полностью его разорить. «С паршивой овцы, хоть шерсти клочок», — написала она эсэмэс перед тем, как прислать документы. Джордж был так растерян, что единственной мыслью, которая пришла тогда ему в голову, была: «Если бы меня отец не лишил наследства, она бы потребовала больше». То, что развод и тогда был бы неизбежен, Джордж не сомневался. Он уже не знал причину, по которой Изабелла вышла за него замуж. Все было ложью. Он смутно помнил, почему и сам согласился на брак. Вроде он хотел семью и детей? Вроде ему было хорошо с ней в постели?

Вчера он подписал бумаги, решив не доводить дело до суда. Адвокат убеждал, что дом можно было бы сохранить. Но Джордж не хотел жить в нем. Особняк наполнили тягостные воспоминания. И развод был не самым тяжелым. Прошло шесть месяцев, а Джордж до сих пор тосковал по украденной картине. Ему не снилась Изабелла, ему снилась Лаура. Она звала его, там, в темноте, и он просыпался с ее именем на губах. Ему казалось, что он видит ее в толпе на улицах города, в отражениях витрин. Этого не могло быть, и Джордж решил, что если он не хочет сойти с ума, нужно скорее уезжать. Из Барселоны, из Испании. Подальше от Изабеллы, Лауры, и всего, что с ними связывает.

Чтобы расплатиться с уже бывшей женой, придется продать виллу. У него мало что оставалось. Изабелла забирала половину денег, остальное он отдавал банку, давшему ссуду. На прибыль от книг надежды не было. Новых он не писал, а доходы со старых так же делились пополам, между ним и Изабеллой.

Джордж решил переехать в Париж. Там он начинал свою журналистскую карьеру, там написал первую книгу. Там проснулся его талант. Возможно, там ему станет лучше.

— К Вам приехала сеньорита, — в кабинет вошла Долорес, единственная прислуга, которая осталась у Джорджа.