Из палаты попросили выйти, началось обследование. Меня познакомили с Виктором Сергеевичем, отцом Кости, тот немного нахмурившись, склонил голову, и от чего-то сразу ушел. Ребята рассказали мне немного об отношениях отца и сына, сложив всю информацию, в голове образовалась полная картина.

Этот жестокий мальчик внутри себя был совершенно не тем, кем мы его видели. Сухие отношения с родным человеком отразились на отношении к другим людям, из-за интерната, в котором он провел четыре года. Стал каким-то закрытым, ни с кем не заводил тему, касающуюся его проблем и прошлого. После побега, отец был вынужден купить здесь квартиру, а сам же находился в другом городе со своей новой женой, редкие встречи завели его в тупик, и теплое отношение к посторонним простыло без следа. Он делал вид, что его ничего не беспокоит и свою боль скрывал под многочисленными признаками: грубостью и жестокостью. Отчасти привыкший, что ему многое достается, он не смог смириться с тем, что я так настойчиво его отталкивала от себя, и чтобы я оказалась рядом, не достаточно просто хотеть этого, все же человек не вещь, на которую мы имеем право, нельзя взять и положить, или носить с собой. Но я даже представить себе не могла, что он может попытаться сделать такое …

На самом последнем листе этого блокнота был портрет, мой портрет. Сердце забилось учащенно. Под рисунком, все тем же красивым подчерком: “Конец”.

Из палаты вышел врач и склонив голову сообщил ужасную новость. В голове завертелись слова: “Ты разобьешь мне жизнь”. Меня пошатнуло, я упала на колени посреди коридора, упершись ладонями об напольные белые плиты и закрыла глаза.

- Разбила! - громко пронеслось в моей голове, и я так и осталась сидеть в неподвижном положении.

Рядом стояли врачи, друзья, его отец, и все молчали. Нас окружали холодные отчужденные стены, ярко освещенного коридорного холла. Каждого разбивала леденящая мысль: “Умер…”