— Что это? — крикнул Агзам.

Володя некоторое время прислушивался, нахмурясь. Грохот усилился, к нему примешался свист.

— Наверное, реактивный мотор заработал, — догадался Володя.

Ребята лежали в креслах, словно привязанные. А в это время Пео и Баили, полулежа в таких же креслах в аппаратной, пристально следили за прыгающим зайчиком на одном из многочисленных циферблатов щита управления.

Зайчик то вскакивал в обозначенный красной линией кружочек, то выпрыгивал из него, метался из стороны в сторону и мелко дрожал.

Баили протянул руку и подкрутил розовый верньер, вокруг которого светилось кольцо, испещренное короткими и длинными черточками с черной нитяной вязью по краям. Раздалось шипенье, потом звонок.

— Предел, — сказал Пео.

Сидели не шелохнувшись, следя за прыгающим зайчиком и за стрелками многочисленных приборов. Изредка то с одной, то с другой стороны щита раздавался звон или пощелкивание. Долетал приглушенный грохот двигателя.

Капюшоны астронавтов сейчас были откинуты на спины, и их шелковые кудрявые волосы отсвечивали, как смазанные маслом, кожа выглядела не такой гладкой, какой она казалась под капюшонами, мелкие морщинки окаймляли глаза и губы, покрывали высокие лбы. Сидели сосредоточенные. Пео поглядывал на коллегу с беспокойством.

Опустив голову, Баили исподлобья неподвижными сухими глазами следил за приборами. Глаза механически воспринимали показания приборов, мысли же астронавта были где-то далеко. Так он сидел долго, собранный, ушедший в себя, казалось даже, стал он меньше, сжался. Наконец он поднял голову, посмотрел оживившимися глазами на Пео и указал на дверь. Пео без слов понял коллегу, повернулся налево и легким нажимом на одну из разноцветных клавишей, смонтированных на кристаллической полочке, включил небольшой экран. На нем почти тотчас стали видны ребята, с довольными лицами, лежавшие в креслах. И тут же резкий голубой луч скользнул по лицам, коснулся глаз, и ребята зажмурились.

Пео выключил экран.

Длинной блестящей палочкой Баили что-то торопливо писал прямо на полукруглой дощечке, выдвинутой из щита управления. Кружева не то букв, не то цифр возникали на отполированной, похожей на мрамор поверхности дощечки, словно изнутри, а на кромке ее вспыхивали и потухали разноцветные глазки по одному, по два, по три. На левой стороне щита тоже вспыхивали лампочки, трепетали маленькие светящиеся стрелки, щит щелкал и тихо гудел.

Баили с тревогой взглянул на коллегу.

— Ошибка в расчете гравитационных полей. Скорость на одну десятую меньше необходимой. Если не увеличить мощность двигателей, мы не оторвемся.

— Атомарный двигатель…

— Подключил. Ионизация недостаточная, мы не дошли до насыщенного первого пояса. Подбираю катализатор, обладающий большей емкостью. Может быть, удастся усилить рекомбинацию.

— Помочь? — спросил Пео.

— Пока не надо. — Баили вновь принялся писать. Полукруглая дощечка уже почти полностью покрылась значками, а Баили все продолжал писать. Мигали лампочки, щелкали приборы, гудела электронная машина. Высокий лоб Баили покрылся мелкой сеткой капелек.

Пео сидел без дела, хмуро поглядывая на коллегу и на приборы.

Вдруг Баили бросил писать и потянулся к щиту. Он крутил ручки, верньеры, нажимал кнопки. На циферблатах нехотя ползали световые стрелки, в прозрачных трубочках проскакивали молнии, а зайчик все продолжал свои веселые прыжки.

Корабль начал вздрагивать. Дважды раздавался мелодичный звон, при звуке которого астронавты бледнели. Опасность возрастала с каждой минутой.

Казалось, все старания астронавтов прилагались к тому, чтобы водворить в кружочек солнечный зайчик, потому что при его приближении к кружочку лица их светлели, а как только он отскакивал в сторону, волнение охватывало их с новой силой. Корабль никак не мог набрать скорость в 11,1 километра в секунду, необходимую для того, чтобы оторваться от планеты, преодолеть ее притяжение.

Володя и Агзам спали и видели один и тот же сон. Они идут на рыбалку.

Пыль на дороге волглая и прохладная. Вот они уже у реки. Солнце еще не показалось из-за гор, но на востоке загорается алая полоска неба, и верхушки гор походят на зубья поперечной пилы. Мальчики сосредоточенно разматывают удочки, насаживают на крючки червячков.

На берегах застыли темные стены камышей. Из воды выпрыгивают рыбки, и на водной глади расходятся ребристые круги. В мелких волнах рассыпались солнечные искры. Край солнца выглянул из-за седловины, и долина реки разукрасилась светло-зелеными полосами и синими тенями.

Агзам тихонько мурлычет песенку. Володя взглядывает на него и улыбается. Им хорошо вдвоем в этот утренний час у прохладной воды на молодой мягкой и влажной траве.

Крючки и грузила плюхаются в воду слишком шумно, с бульканьем.

Пробочные поплавки покачиваются, потом застывают. Мальчики сидят задумчивые. Рыба любит тишину…

Володин поплавок начинает дрожать, затем ныряет в воду, выскакивает и опять замирает на поверхности стеклянного потока. Мальчики переглядываются, оба напряженно следят за поплавком. Вот он снова вздрагивает и уходит в сторону, погружается в воду, уходит все глубже и глубже. Володя хватает удилище. Пора! Он с силой дергает, но удилище изгибается, леска натягивается, как струна, и кажется, звенит…

Баили бросает карандаш и сидит с закрытыми глазами. Веки у него мелко дрожат. Потом он говорит:

— Хоть и неприятно, но надо посоветоваться.

Пео согласно наклоняет голову и нажимает на молочного цвета кружок. И сразу вспыхивает экранчик. Мелькают полосы, появляется густая сетка, а затем на экране вырисовывается круглая комната; стены ее обиты коврами, пол сплошь устлан лохматыми шкурами, только потолок чист и даже прозрачен, из него льется дневной свет. За обширным овальным сооружением, сделанным из полупрозрачной пластмассы, в глубоком кресле сидит человек: волосы у него совершенно белые, словно выбелены, глаза ярко-голубые. На щеках глубокие морщины. Перед ним на столе черная коробка, утыканная светящимися кружками, рядом — миниатюрный микрофон, похожий на изогнутую столовую рюмку.

— Почему пропали? Я вас долго ждал, — пропел человек.

— Мы не хотели вас беспокоить, уважаемый Маоа, до предусмотренного времени, — начал докладывать Баили. — Полет продолжался нормально, заданная схема не менялась. Но сейчас мы оказались в затруднительном положении: моторы не развивают необходимой скорости. Плотность газовых масс, передвижение их с огромными скоростями, магнитные бури и завихрения…

Атомарный двигатель не развивает полной мощности, так как мы еще находимся в том слое, где ионизация весьма незначительна. Перспективапревратиться в спутник планеты…

— Замена катализатора?

— Подсчитал. Ни один не дает желаемого результата.

— Антигравитационная система?

— На данной орбите не действует.

— Что предлагаете?

— Сбросить лишний груз…

Старец положил на стол белую, почти прозрачную руку, тонкими пальцами нажал сразу две кнопки.

— Можете сбрасывать груз. Но это едва ли вас спасет. Направляю на вас ультрафиолетовые лучи. Усилим ионизацию — увеличим мощность атомарного двигателя. Выключайте видеотелефон, экономьте энергию. Доложите через пятнадцать минут.

Изображение старца расплылось. Пео включил маленький экран внутренней связи. На нем появилась тесная каюта, заставленная баллонами, металлическими ящиками, которые были густо оплетены трубами и проводами. У стены сидели два тюти, посередине каюты стояла Агзамова кровать.

— Даже кровать не выбросили, — сердито проговорил Баили.

— Я хотел сберечь ее как экспонат, — виновато оправдывался Пео. — Это мелочь.

— Для нас сейчас нет мелочей, — поправил коллегу Баили.

Тюти вскочили. Вначале они схватили кровать и отправили ее в люк, потом отвинтили два металлических ящика и один баллон и спустили туда же.

Работали сноровисто. Позавидовал бы человек. Тюти выскочили в узкий коридор, вбежали в другой отсек и принялись перетаскивать и спускать в люк трубы, мотки проволоки, схватились было за какой-то прибор, но остановились, повернулись и потащили прозрачную и, видимо, очень тяжелую ванну.