- Колян? Ну, наконец-то. Мы тебя потеряли. Куда ты пропал? Тут весь офис на ушах стоит. Все тебя разыскивают. Особенно, ты не поверишь, руководство. Просто с меня не слезает. Куда он уехал, да куда он уехал.

Почти не переводя дыхания, Толька вываливает на меня все последние новости, и только в конце главную причину по которой он звонит. Начинается чемпионат по боулингу, и они с ребятами, как и в прошлом году, заявили меня в составе команды. Смешно. Какой боулинг? Я шар не подниму. Вру, что у меня тяжелый грипп с осложнениями, передаю всем привет, заверяю, что появлюсь "как только, так сразу" и вешаю трубку. Прямо в свитере влезаю в мамин старый фланелевый халат. Тетя Зина обещает забежать после дежурства. Эти пожилые женщины бывают такие энергичные. Не проходит и часа, как она начинает звонить и барабанить мне в дверь. Справляюсь с замками, но на пороге не она, а человек, которого я меньше всего хочу сейчас видеть.

- Можно войти?

- Чего тебе надо?

- Ничего. Просто поговорить.

- Ну, говори.

Он мнется:

- Может быть, это тебе уже не интересно. Но у меня тут изменения в жизни происходят.

Батюшки. А то я не знаю, что у него свадьба в субботу. Сообщить приехал? Бессмысленная жестокость.

- Коля, я хотел сказать. Я вел себя. Извини меня, если сможешь. Мы же еще можем остаться друзьями? Я хотел бы тебя видеть. Ну...

Где видеть? На свадьбе? Это что приглашение? Да он просто достойный ученик изощренного маркиза. Саша продолжает свою речь, вершину ораторского искусства:

- Когда ты пропал. Все из рук валится. Смысл потеряло. Фильм наш пересматриваю миллион раз. То есть я, конечно, обойдусь. Особо не зазнавайся. Нет, я совсем не то хотел сказать. Блядь, не знаю, что говорить.

Удивительно, но он, похоже, не замечает, ни как я волшебно выгляжу, ни что на мне напялено. Он разговаривает с кем-то внутри меня. Мне от этого тепло на душе, и я начинаю думать: "Судьба дает мне шанс. Надо смириться". У меня уже нет сил бороться, я почти согласен оставаться для него на вторых ролях. Саша собирается с мыслями и говорит:

- У тебя и, правда, вид какой-то гриппозный. Можно я с тобой побуду? Могу что-нибудь по дому сделать, в магазин сходить. Ты иди, ложись.

Я объясняю ему, что у меня не грипп, а небольшие проблемы со сном и, послушно иду ложиться. Что скрывать, я счастлив, что он здесь. Из своей комнаты слышу, как он с кем-то разговаривает по телефону. Прислушиваюсь. Это он консультируется с врачом. Напрасно, мне уже гораздо лучше. Еще кому-то звонит. Наверное, своей невесте. Я весь превращаюсь в слух.

- Звоню сказать, чтоб ты не волновался. Меня не будет пару недель на работе. Пап, ну что ты опять про эту свадьбу. Я же сказал, никакой свадьбы не будет. Свете я все объяснил. Я люблю другого человека. Что значит, кто эта женщина. Я не говорил, что это женщина. Пап, я не могу долго разговаривать, мне в аптеку надо. Не волнуйся, пожалуйста. Если что, я на связи.

Я не верю своим ушам. Боюсь верить. Мне надо видеть его глаза. Но он не спешит ко мне. Через несколько минут из маминой комнаты раздается характерный звук падающих книг и приглушенный мат. Иду посмотреть, что там происходит. Саша подбирает книги:

- Где у вас этот гребаный Гомер? Сейчас ты примешь снотворное, а я буду тебе читать.

Ко мне возвращается чувство юмора. Представляю себе эту нелепую картину и не могу удержаться от улыбки. Надо же, на какой подвиг готов пойти лихой любитель "мочилово". Но зато теперь я верю. Верю, что он меня любит. Верю, что мне каким-то непостижимым образом удалось отвоевать своего любимого у этого огромного гетеросексуального мира. Я не загадываю, что будет завтра, как сложатся наши отношения. Я живу в настоящем времени. И сейчас я вышел из затхлых темных комнат, на яркий солнечный свет. Что дальше? А дальше Сашка вспоминает, что меня можно усыпить и другим способом.

Я лежу и смотрю в темноту, рядом со мной спит мое счастье. Куда он раньше прятал всю эту нежность, которую только что вылил на меня? Он обнимал меня так бережно, как будто я хрустальный. Мое тело еще везде помнит его губы, а самые укромные места, язык. Он высосал меня и вылизал как львица детеныша. Не давал сделать и движения самому, сразу сжимая и целуя мои руки: "Я сам. Не напрягайся. Ты устанешь". А эти вопросы? Не сильно ли он навалился? Можно ли он сюда языком? Не больно ли мне? Действительно ли я хочу его? Не принести ли мне попить? И самый главный вопрос, который он задал, когда промокнул свою и мою сперму, которой я был залит, накрыл меня простынкой и прижал к себе:

- Я не могу без тебя. Может быть, нам попробовать пожить вместе? А?

Остановись, мгновение.