Именно там, сидя на корточках, нечто в чёрном балахоне возилось, будто бы собирая ягоды или грибы. Оно не пыталось спрятаться, увлёкшись своим занятием, но пока ещё не заметило меня. А под ногами этого грибника лежали тела, сотни тел, облачённых в доспехи, среди которых я узнал истаивающие отпечатки сущностей, коих встречали накануне. И я наблюдал, как это нечто, вставая подобно старику, делало шаг и приседало над следующим телом, принимаясь за дело. Нет, оно не было с теми, кто сейчас лежал посреди зала. Эти пришли раньше, собираясь нас встретить, и не знаю, смогли бы мы в этот раз победить. Не важно это, ведь теперь это мы не узнаем, но все пришедшие мертвы. Это я знаю точно, их сияния померкли, а тела покинула жизнь, и мне кажется, все они умирали в муках, хотя и почти сразу. А это нечто сейчас что-то собирало с каждого тела.

- Кто там? Сергей? – тихо спросил Воислав, боясь пошевелиться позади меня, но явно видя именно того, кого вижу я.

- Жнец.

- Что ещё за жнец?

- Не знаю, я лишь ощущаю, что это Жнец.

- Что он там делает?

- Не знаю.

- Что будем делать?

Вдруг Жнец обратил взор в нашу сторону, и меня пронзил смертный взор, пытающийся отделить суть от тела, но, не знаю, как, я, кажется, заслонился, и в ответ устремилась та же самая мысль, приказывая сути Жнеца покинуть его собственное тело. Тот вскочил, распрямляясь и, кажется, ехидно засмеявшись, шагнул вперёд, тут же истаяв в пустоте.

- Сергей, - окликнул Воислав, но его голос хрипел, от чего я отвёл взор, обращая внимание на стоявших позади.

Все без исключения лежали гурьбой, корчась от боли, у кого-то шла пена изо рта, у кого-то кровь из носа, ушей или глаз, у кого-то всё и сразу. Но все были живы, приходя в себя, а прошло лишь мгновение, за которое лишь я остался стоять на ногах.

- Серёг, - вновь прохрипел Воислав, дрожащими руками пытаясь вытащить эликсир: - Ты как?

- Получше, чем ты.

- Гы, - шутник, изо рта Воислава вырвалась алая пенка: - Я ещё нормально, а вот ты.

- А что я?

- В зеркале увидишь.

Я на мгновение задумался, а после взглянул в полотно наруча, подчинившийся мысли и ставший идеально гладким, становясь зеркальным. В отражении на меня глядел оголённый волчий череп со свисающими с него кусками меха и мяса, белые зубы покрылись подсохшей кровью, уцелевший левый глаз лишился век и сейчас таращился белым яблоком, а правый отсутствовал напрочь.

- Нихрена себе! – только и произнёс я.

- Ага, - смех Воислава наполнился хрипом: - Чем это он так нас и… тебя?

- Не спросил.

- А почему не закончил? Он ведь нас всех разом. Или ты его?

- Не знаю, кажется, я вдруг пожелал ему гибели.

- Нихреновые желания у тебя, а ещё так можешь? На всякий.

- Не знаю.

- Лучше бы знать, нужное умение, - Воислав привстал: - Кто из лекарей оправился? На Огнеслава исцеление наложите наконец! А то глядеть страшно.

Я вновь обратил взор к центру зала, но уже обычным взглядом, высматривая что-то меж тел, лежавших сваленной грудой.

- Это он там всех?

- Да.

- Хм. Тогда нам вдвойне повезло.

- Может быть.

- Сергей, что-то там не так?

- Да.

- Что?

- Не знаю, но чувствую…, впереди смерть.

- Ну да, все мертвы там.

- Нет, иная, впереди погибель, притаилась, выжидает.

- Чего?

- Нас.

- Хм. Тогда нужно вернуться и найти иную дорогу.

- Нельзя. Пути назад нет. Я чувствую…, дыхание смерти, воздух пропитался им.

- И что нам тогда делать?

- Идти вперёд.

- Но ты же сказал.

- Да, иного пути нет.

- А если вернётся Жнец?

- Не вернётся, он ушёл, оставив лишь смерть.

- Чудной, - заключил Воислав: - Нашла сестра свояка.

- Блаженный, - с улыбкой произнёс Ворон.

- Что вы к Огнеславу пристали? Если не ведаете, аки он, так и слушайте, что твердит! Не всем видеть сие дано, а мы славить его должны, раз он видит и ведает! Иначе были бы все аки та тьма, что лежит телесами мёртвыми! И блажен тот, кто верует, да ведает! Юродив тот, кто безумен в деяниях и словах своих, не признавая истины мирской!

- Емельян, да мы ничего против не имеем, просто Огнеслав загадками все говорит.

- Не загадки это. Говорит, что видит и чувствует, но разум его пока не осознал сил своих, лишь интуитивно воспринимая и следуя подсознательно. Он всегда так поступал, да и мы от части тоже, так проще адаптироваться.

- Ага, сначала делай, потом думай и не сомневайся.

- Именно.

- Понятно, тогда идём вперёд?

- Да, но не сейчас, сначала я, один, а как только все начнётся, вы следом, - произношу, а тело уже само действовало, преображаясь, в руках запылали мечи, доспехи ощетинились, забрало стянуло волчью морду.

«Шаг отделяет «до» от «после», пока его не сделаешь будет «до», а как решился, то лишь «после», и обратного не дано. И каждый новый шаг превращает «после» в «до», но мы об этом даже не задумываемся, раз за разом идя вперёд. И нет среди нас тех, кто, прежде, чем сделать шаг, основательно подумает, прикинув все «за» и «против». Кто-то скажет, мол, я, но это будет лишь заблуждением. Суть человека такова, что он не способен просчитать все наперёд, даже если очень сильно захочет, потому как само мироздание не знает, что произойдёт в следующий момент. Но не в этом случае, сейчас я уверен, что каждый мой шаг сокращает расстояние меж тем, от чего лучше бы бежать. Но также я уверен, что бежать некуда, и любая попытка бегства спровоцирует ещё большие последствия, вреда от которых будет в разы больше. Почему такая уверенность? Не знаю, но это сейчас не важно, ведь остался последний шаг, после которого наступит «после».

Не было ни молний, ни внезапного затемнения, ни иных спецэффектов Начала Конца, просто, когда я перешёл незримую черту, лежавшие доселе безжизненные тела вдруг ожили, принявшись подниматься, и через несколько мгновений на меня уставились пять сотен взоров, наполненных пустотой. Никаких визуальных эффектов, лишь пустые взоры безжизненных глаз, при этом не отражающих доброжелательности. Шаг, и телеса зашевелились, шаг, и беззвучная масса из коротышек, полуросликов и похожих на гномов, но чем-то всё же иных бородачей, двинулась на меня.

А я уже смотрел иным взором, обнявшись белоснежно-призрачным пламенем, выжигающим растекающуюся вокруг черноту, невидимую обычным взглядом. И это не та чернота, что присуща Тьме или Мраку, сия иная, можно сказать, что пустая, нет в ней ни чёрного, ни иного цвета, лишь пустота, поглощающая суть всего, от этого и кажущаяся чёрной. Но пламя – первозданный свет, источающий саму суть жизни и способный на разрушения, не пожирается тем, но выжигается, отстраняясь и отступая, не в силах побороть противоположность. Но взор не обращается к черни, не отрываясь от надвигающейся угрозы и примечая среди роящейся черноты, источаемой из безжизненных тел, крупицы схожего, собирающиеся в единое целое, оставаясь разрозненным. И чтобы целое победить, нужно разрушить каждую частицу в отдельности, не позволяя появиться новым.

- Так вот, что ты делал здесь, - произношу, слегка скалясь: - Жнец, зачем тебе это, чей ты вассал?

Мечи, ликуя после длительного отдыха, просвистели, распыляясь пламенем и с радостью рассекая пусть и мёртвую, но плоть. Тут же нахлынуло то самое чувство, когда хищник насыщается добычей, и мне понравилось, а тело закрутилось в танце смерти ещё сильнее, уводя всё глубже и ближе к центру. И не хотелось останавливаться, не хотелось бояться, лишь продолжать уклоняться и кружиться, каждое мгновение нанося удар за ударом и пьянея с каждой пролитой каплей крови.

«Что было до этого – не важно, как и то, что будет после, но лишь бы это ощущение длилось вечно, и не важно, скольким будет суждено пасть от моих рук, ведь они – лишь пища для меня, и даже раны не способны меня остановить, ведь я есть сама Смерть…»

Междуглавие 13.

- Сама Смерть, - женский голос раздался с явной усмешкой, принуждая меня попытаться открыть глаза: - Надо же умереть именно с этой мыслью.