Но больше меня завораживала картина застывших в немыслимых позах и источающих скапливающую черноту тварей, что окружали со всех сторон, будто бы замерев в атаке с раскрытыми пастями и занесёнными когтями, и оружием. И четыре каменных голема, протыкали тело поверженного длинными копьями, пригвоздив к земле и выпуская из тела чёрную слизь отравленной крови. И пара червей уже вцепились в его тело, прогрызая доспехи и добираясь до сокровенной плоти.
Странная картина и отчего-то завораживающая, а девочка кажется знакомой, и плачь её вызывает лишь тревогу. Беспокойство накатывает волнами, и хочется подбежать, обнять бедную, погладить по волосам и сказать тёплые слова утешения.
«А демон кажется знакомым, хотя и вижу, вроде бы, его впервые. Нет, не демон, но он очень похож на тех, кого рисовали подобные существами. Не тварями, те окружили со всех сторон и сейчас застыли в едином мгновении времени, от чего-то не стремившимся течь дальше. И почему я подумал сначала, что предо мной лежит обитатель Преисподней? Хотя, признаки и имеются, но это не падший, нет, оборотень.
Да, именно оборотень, хоть и не схож с теми, что стремятся издали, и есть в нём черты демона: те же отростки, что походили на рога, вдобавок те имелись и на локтях с коленами, да и хребет весь был, как у дракона или ящера.
Но я чувствую, что он не демон, но нечто цельное, будто бы смерть смела какие-то преграды, лишив какого-то проклятия, ставшего благодатью».
Вдруг, девочка обернулась и уставилась на меня, словно видела, как я парил над нею и телом. И взгляд её вцепился, проникая сквозь и будто бы встряхивая суть, борясь с хаосом сознания и приводя то в упорядоченное, перекраивая в прежнее. Образы лавиной низринулись из пустоты на меня, голоса, чувства, воспоминания, и я ощутил, как от меня потянулись нити связи, устремляясь вниз.
Не знаю, сколько прошло времени, но показалось, что целая вечность, за которую меня будто бы перебирали заново, выкраивая из ошмётков разорванной ткани нечто новое. Или же это я сам пытался не растерять суть самого себя, не смотря на бесконечность одного мгновения, постепенно истаивавшего в окружающем мире. Но не об этом я думал, глядя в заплаканные девичьи глаза, наполненные мудростью прожившего жизнь человека и познавшего все тайны бытия. Не это меня начало тревожить, и не потому ощущения телесности становились всё явнее.
«Странно, что здесь делает Лиза?»
- Очнись! – звонкий голос раздался эхом внутри меня: - Слышишь?! Очнись! Ты не имеешь права умереть! Ты не можешь бросить меня! Всех нас! Заклинаю тебя! Очнись же!!! ОТЕЦ!!!
Вспышка раздирающей боли ворвалась вместе с пробуждением, скручивая и разрывая омертвевшую плоть, как будто бы во сне потянул не мышцу на ноге, но всё тело разом, от чего стискивая собственные зубы, не в силах успокоить агонию парализующей боли. Каждая частица вспыхивала зарождающейся звездой, испепеляя и созидая заново вселенную тела, я ощутил, как жилы рвались от напряжения, мясо отделялось от растрескавшихся костей, а внутренности сжимались и раздувались, пытаясь отвоевать как можно больше места.
Мышцы будто бы заново стягивались жилами к скелету, с треском срастающихся суставов обретающему целостность. Из лёгких вырывались сгустки комков слизи, принуждая откашливаться, не смотря на пожирающую сознание боль. Сердце будто бы пустилось в разнос, резонируя о рёбра не успевшей восстановиться грудной клетки.
Прежняя тяжесть в левой руке чего-то чуждого исчезла, но я ощутил, как оно самое растеклось по всему телу, даруя силу проклятия и отныне становясь со мной единым целым, но не жаждущим поработить, уничтожить моё собственное сознание, а стать его частью.
- Сейчас всё пройдёт, - Лиза склонилась надо мной, вытирая лицо ласковыми поглаживаниями: - Потерпи, сейчас станет легче. Совсем немного, не уходи! Слышишь?! Не уходи!!!
Изувеченная плоть рвалась, раздробленные кости ломались, освобождая тело от пронзавших пик, почерневшая кровь вытекала из разорванных сосудов, забирая с собой яд, поражающий бренное и духовное. Переполняющая сознание боль принуждала изгибаться и корчиться, и лишь голос Лизы придавал сил разуму, уже давно готовому утонуть в пучине освобождающего забытья. Лишь благодаря ей я держался, терпя агонию сознания и плоти. И даже искорёженные доспехи, не выдерживая внутреннего жара, плавились, а мифрил, очищаясь кипящей кровью, что текла из оголённых капилляров тела, принимался к тому, становясь новой кожей боевого обличия чего-то нового. А мне оставалось стиснуть зубы и выть подобно собрату, оставшемуся наедине с луной.
Но вдруг голос стих, и я, открыв, глаза, не увидел её, а окружающие твари будто бы оттаивали и уже тянулись ко мне, дабы вновь вгрызться и довершить начатое.
- Лиза! – вырвалось из глотки вместе с очередной порцией слизи: - Ты где?!!
Голова с хрустом в шее и всплесками раздирающей горло боли моталась из стороны в сторону, расширившиеся глаза искали Лизу среди окружающих тварей. Время, будто бы река, набрало критическую массу и достигло предела, чтобы снести возведённую перед ним дамбу и потечь с прежней свободой.
«Ещё чуть-чуть и эти выродки вновь бросятся на меня, а Лиза куда-то пропала, не уж-то они сожрали её или ещё хуже, сделали такой же, как и они?»
- Ненавижу, суки!!! – прошипел я, выдавливая из себя последние крупицы собственной слабости: - Ублюдки!!! Я не оставлю вам шанса на посмертие!!! Вы не достанетесь даже Пустоте!!!
Боль исчезла, сметаемая в мгновение обуявшей яростью, и тело принялось наливаться силой, по жилам потекла забурлившая жизнью кипящая кровь. Под ногами что-то хрустит, но я не обращаю внимания, глядя на своих врагов иным взором, смешавшимся с боевым расчётом.
«Отовсюду тянутся вверх чёрные нити, будто бы пытающимся дёргать висящих на тех тела тварей. Но все они уходят в никуда, истаивая на полпути до сводов. И каждая тварь источает черноту, смешанную сменившей прежнюю суть пустотой сознания, подаренной Жнецом. И благодаря этому следу я найду этого ублюдка, а за ним и Хозяина. И все они познают истинные муки, они по-настоящему узнают, что такое Смерть!»
Ещё одно мгновение, и время вернётся в прежнее течение, и поэтому не стоит его упускать. И тело об этом знает, вновь принимая вливаемую в него силу изменённой формы, а я ощущаю, как из груди по жилам устремляется не кровь, но лава. Мои сосуды разбухают, проступая светом сквозь мифриловую кожу, наливающиеся знакомой мощью мышцы гудят от переполняемой силы, из-под белоснежной шерсти вылезли роговые отростки, довершая трансформацию. И вернулся звериный голод, распыляя уже бурлящую внутри меня ярость.
Время вновь потекло обычным течением, и твари, будто бы вернув себе свободу, бросились ко мне в попытке сокрушить. Но иссиня-чёрная сфера разлетелась нарастающей огненной волной, обнимая всех, кто оказался в радиусе десятка шагов пламенем, не сжигающим, но промерзающим до костей всё сущее. В мгновение вокруг меня образовалось ледяной ансамбль из нескольких десятков юрких карликов и полуросликов, менее шустрых горбачей и гигантов.
Пылающие белоснежно-призрачным пламенем мечи рассекли по круговой дуге всё, до чего дотянулись. Два пламени перемешались в танце бушующей смерти, превращая всех, кто по инерции влетел в полымя, в пепел, не успевающий упасть на вмиг очистившуюся от всего каменную площадь. А тело уже набрало силу инерции, превращая меня в белоснежно-кровавый смертоносный вихрь, устремляющийся в новое путешествие, продолжив начатое.
Я вспомнил, как ворвался в безмолвную толпу, ведомый голодом и утративший контроль над собой. И гибель уже павших насыщала меня, увеличивая силы, и мне нравилось это, как будто всю жизнь до этого я голодал. В меня вливались силы убиенных, пусть крупицы, ведь те не были живы, погибая от моего оружия, но всё же и этого было достаточно, чтобы утратить себя. Дремавшее внутри меня пробудилось и обуздало, ввергнув в неуправляемое безумство хищного существа, живущего лишь ради бесконечных убийств.