Голоса стихли в моём сознании, и торнадо образов иссякло. Я вновь вернулся в реальность, осознав себя в конце коридора и держа в руках останки чьего-то разорванного надвое тела, отдающего последние капли силы и рассыпающегося прахом.

Позади лишь пепел, впереди тянущие ко мне свои обезображенные руки мертвецы, неловкими движениями мешающие друг другу. Те пытались вцепиться, опутать цепями, ранить крючьями, но они были слишком медлительны, а коридор не столь широк, чтобы можно было размахнуться достаточно сильно.

А мне было в самый раз, и даже мечи не понадобились, лишь нарастающая опьяняющая мощь, усиленная яростью зверя. И руки сами разрывают не только телесное, но и духовное, лишая шанса перерождения. Но нет сожаления, ведь эти изменённые сущности более не родятся безгрешными, и каждая из тех будет следовать лишь одному пути. Плоть не высвобождала из оков пленения саму суть, но скрепы рвались вместе с ней, и выплёскиваемые остатки силы тут же вливались в меня, уже схватившего следующую жертву, избранную для исполнения приговора, объявленного мною же, ведь я и судья, и палач.

Если только захочу, то обрету ещё большую силу, нежели нынче, стоит лишь принять дар. И не важно, что погибнут сотни и даже тысячи, все принесённые жертвы не будут из верных мне людей и союзников. Ведь я создам идеальное государство, не знающее бед, и никто не посмеет угрожать моему народу, даже боги будут опасаться вставать против меня. А я же, если только возжелаю, сам смогу стать богом, и для этого не придётся уничтожать легионы врагов и вбирать в себя силу павших от рук моих.

Хотя, если понадобится, то эту жертву я смогу принести ради высшей цели. И, обретя божественность, я обязательно искуплю все свои грехи. Но для этого нужно вернуться, вскрыть гору и высвободить пленников из нутра кристаллов, ибо им самостоятельно не выбраться, ведь для этого нужно расти ещё десяток тысячелетий, потому как внутри кристаллов заточены малые детёныши, утратившие своего родителя.

Когти с лёгкостью рассекли защищённую ороговевшими наростами плоть, из которой тут же брызнула гнилостная слизь. Кривая рука горбатого огра, сменившего прежнее уродливое обличие после работы местной хирургии и пламени на более отвратительное, рухнула вместе с цепным крюком на оказавшихся рядом мертвецов, подминая и ломая тем кости. А мой хвост в карусели броска рассекал наискось тела тех, кто подступил с тыла. Ни на мгновение я не задумывался ни о чём кроме того, как лучше завершить очередной виток кругового удара, чтобы уйти от готовых обрушить свои крючья выродков, окруживших меня на выходе из тоннеля.

- У меня хвост?!! – я мгновение замешкался, и рассекающий удар сорвался, левая лапа оступилась, увлекая меня в вираж падения наземь.

Мир перевернулся с ног на голову, вдруг ставшая непосильной тяжесть изменённого тела буквально впечатала меня в десяток тел, ломая той кости и превращая в кучу изувеченного корма для устремившегося к новой пище пламени, жадно пожирающего даже само пламя, что вырывалось из ран и прогалин мёртвой плоти.

Зрение затуманено, серый взор сменяется обычным и вновь возвращается, как будто бы у меня вышел из строя специальный визор, выданный в начале боевой операции. Но это не помешало разглядеть собственное руки, вернее сказать, лапы, но не прежние, а более устрашающие, я бы сказал, демонические, и обязательно просидел бы какое-то время, чтобы получше разглядеть себя и тем более длинный хвост, кажется, стегавший сейчас из стороны в сторону подступающих мертвецов.

Время вновь принялось замедляться, и было ускорившиеся выродки, вновь становились похожи на медлительных неповоротливых уродцев из дешёвого фильма с замедленной съёмкой. А я вдруг ощутил нестерпимый голод, как будто бы не ел несколько дней, и, не обращая внимание на собственные раны, полученные после падения от нескольких угодивших в меня крючьев, встал на ноги, оглядываясь по сторонам.

Почти центр зала, лишившегося большинства предметов мебели и утвари, оставшиеся твари продолжали наседать на скруглённую стену щитов, из-за которой всё также били маги и стрелки. Мне стало известно, где сейчас был каждый из моих людей и гномов, я как будто бы видел каждого, и даже окружившие их твари как будто бы встали предо мной. И я всё также слышал зов, но не слушал, потому как в голове, перемешиваясь в иное, зарождались десятки новых мыслей, какие ранее не приходили ко мне.

«Странно, почему раньше я не обращал внимания, когда раз за разом убивал существ, ведь я также ощущал подобное блаженство, и меня переполняла эйфория, когда силы увеличивались после получения очередного уровня.

Видимо, мир именно так материализовал прежнюю механику получения опыта, а я смог её увидеть, хотя, это не важно, ведь главное, что следующий, кого я разорву собственными руками, вновь дарует частицу столь желанной силы, а за ним следующий, и так далее, пока все не иссякнут».

- Слишком медленно, - произношу, рассекая плоть одного из горбатых великанов и зачерпывая из раскрытой грудины сгусток силы, тут же поглощая ту.

Прыжок в центр зала на десяток шагов от последнего места, где всё ещё буйствовало пожарище пожирающего разноцветного пламени. Нежить тут же среагировала на смену позиции, оборачиваясь и устремляясь к новому сосредоточению внимания. По столбам и сводам застучали своими когтистыми отростками то ли жуки, то ли паукообразные, цепни зазвенели, волоча за собой крючья, по команде владельцев срывающиеся в полёт, стремясь ухватиться и подсечь, будто рыбацкая блесна.

Я же, жадно вдохнув пропитавшийся смрадной гарью воздух, развёл чуть в стороны свои лапы и как будто бы схватил верёвки в единые пучки, со всей силой сжимая пальцы. Жилы вспучились, вспыхивая изнутри и стремясь вырваться из плена плоти, клыки и зубы заскрипели от натуги, но я оскалился от нахлынувшей волны блага.

Два десятка ближайших врагов замерли в неестественных позах, выворачивая собственные конечности, их плоть начала распадаться, отваливаясь целыми кусками, тут же истлевавшими ещё в падении, и кружащий вокруг меня огненный вихрь будто негодовал, не имея возможности участвовать в процессе. А я ощутил, как тонкие струйки потянулись ко мне, вливаясь благостным обновляющим течением.

Но это ещё был не конец, ведь я пока не насытился, а посланная нежить не была истреблена. И её хозяева сейчас за нами наблюдали, находясь в глубине пролома, что чернел в стене последнего зала, и который я теперь явственно ощущал, ведь через него будто бы дуло ветром, напитавшемся той же силой, но более густой и живой. И мне уже было всё равно, что там ждёт, ведь обуявший голод так и не стихал, поэтому, не обращая внимания на остатки тварей, с которыми вскоре справятся Воислав с бойцами, я рванул по центральному коридору, намереваясь встретить новую партию, пока ещё висящую не десятках крючьев у самого потолка.

Рывок меж замешкавшихся, и те следом попадали, распадаясь и истлевая, прыжок в коридор, и ожидание следующего хода от пока ещё неведомого врага.

Тела оставались на крючьях, прежний голос не провозглашал свою волю, но я не перестал быть напряжённым, ощущая, как нечто приближалось по коридору к противоположному входу в зал. Висящие на цепях сосуды пусты, в них нет той малой толики силы, что так хочется поглощать раз за разом, пока наконец голод не стихнет. А всё же я ощущаю, как вокруг сгущаются незримые ауры, мир стремится отделиться кусочек самого себя, дабы уберечься от угрожающей ему проказы, готовой вырваться наружу и распространиться, заражая всё и вся. И я осознал себя санитаром, призванным излечить эту болезнь или же хотя бы спалить всё, лишь бы не дать возможности распространиться за пределы карантина.

- Это мои чертоги, и я не звал сюда тебя! – раздался надменный бас с истеричным смехом: - Ты дерзнул прийти в мой дом без приглашения?! Так готовься познать истинные муки!!!

Шагая тяжёлой поступью и расплываясь в уродливой надменной улыбке на покрытом гноящимися язвами лице, россыпью идущими вниз по шее и далее плечам и груди, на меня надвигался вооружённый двумя огромными мечами трёхметровый гигант, как будто бы, не замечая расходящиеся в стороны свисающие на цепах тела. Широкие ноги закованы в латные доспехи, с пояса свисают десятки черепов, принадлежавших не только людям. Торс перетянут широкими ремнями, как будто бы сдерживающими грудную клетку, готовую раздуться изнутри. Но больше всего притягивало алое свечение в форме нимба за длинными козьими рогами.