— Нет, — возразил Буш. — Он у себя, прячется под столом. Боится, что наш маньяк за него возьмется.

— А может, и не на пляже, — поправился Карелла. — Я так понимаю, что у них здесь бассейн в подвале.

— Два бассейна. — Буш вызвал лифт.

Некоторое время они ждали в молчании, изнывая от жары. Дверцы лифта скользнули в стороны. Полисмен-лифтер внутри кабины обильно потел.

— Пожалуйте в цинковый гроб, — пригласил он их.

Карелла улыбнулся. Буш поморщился. Они вошли в кабину лифта.

— На „парад"? — спросил полисмен.

— Нет, в бассейн, — ответил Буш.

— В такую жарищу я шуток не понимаю, — признался полисмен и погрузился в молчание.

Лифт полз, страдальчески кряхтя и стеная. На стенках его, как слезы, оседали капли влаги — конденсированное дыхание пассажиров.

— Девятый! — объявил полисмен-лифтер.

Дверцы раздвинулись. Карелла и Буш шагнули в залитый солнцем коридор. Одновременно достали бумажники, с внутренней стороны которых были пришпилены их личные жетоны. Так же одновременно прикрепили жетоны к лацканам и подошли к столу, за которым сидел дежурный полисмен.

Дежурный оглядел их жетоны, кивнул, и они прошли мимо стола в просторный зал, который в штаб-квартире использовался в самых разнообразных целях. Помещение первоначально предназначалось, видимо, под спортивный зал, и по обеим сторонам его действительно были установлены два щита с баскетбольными корзинами. Окна были широки и высоки, их защищала металлическая сетка. Здесь занимались спортом, читали лекции, приводили к присяге новобранцев, периодически собирали заседания Полицейской благотворительной ассоциации и Полицейского почетного легиона и, конечно, проводили „парады".

Именно для этих „парадов" правонарушителей в дальнем конце комнаты были сооружены подмостки — прямо под балкончиком и баскетбольной корзиной. Подмостки, залитые ослепительно ярким светом, примыкали к белой стене, на которой черными цифрами была размечена шкала роста — к ней становились задержанные.

От подмостков к входу в зал тянулось с десяток рядов складных стульев, большинство из которых сейчас занимали детективы со всего города. Шторы на окнах были уже опущены, и взгляд на подмостки и трибуну перед рядами стульев подсказал вошедшим Карелле и Бушу, что шеф следственно-розыскной службы в полной боевой готовности, и до начала праздника осталось лишь несколько мгновений. Слева от подмостков теснилась кучка правонарушителей, небрежно охраняемых несколькими полисменами и детективами — теми, кто их арестовал. Сегодня утром все задержанные накануне правонарушители пройдут „парадом" по этим освещенным подмосткам.

Видите ли, цель такого „парада" — вопреки широко распространенному заблуждению относительно опознания подозреваемых потерпевшими, процедура, которая оказывается более полезной в теории нежели на практике, — заключается в том, чтобы ознакомить как можно больше детективов с теми субъектами, кто творит зло в этом городе. В идеале следовало бы, конечно, собирать на каждый „парад" всех детективов из всех полицейских участков, однако другие неотложные дела исключали такую возможность. Так что каждый раз из каждого участка вызывали только двух детективов, исходя из того соображения, что если уж нельзя все время собирать всех, то как минимум нужно время от времени собирать некоторых.

— Добро, начинаем! — возвестил в микрофон шеф следственнорозыскной службы.

Карелла и Буш уселись в пятом ряду, и в тот же момент на подмостки поднялись первые два правонарушителя. Обычно их вызывали в том составе, в котором они были задержаны: соло, дуэтом, трио, квартетом и тому подобное. Предпринималось это просто с целью продемонстрировать modus operandi^[42]. Если преступник однажды „работал" в паре, то на последующие „дела" он, как правило, опять идет с напарником.

Полицейский стенографист нацелил карандаш в свой блокнот. Шеф произнес в микрофон: „Дайамандбэк, один", объявляя район города, в котором был произведен арест, и номер происшествия по этому району.

— Дайамандбэк, один. Ансельмо Джозеф семнадцати лет и Ди Палермо Фредерик шестнадцати лет. Взломали дверь квартиры на углу Кэмбридж и Гриббл. Проживающая в квартире женщина позвала на помощь, ее крики услышал патрульный полисмен, немедленно прибывший на место происшествия. Дать показания арестованные отказались. Что скажешь, Джо?

Темные карие глаза Джозефа Ансельмо, высокого и очень худого брюнета, казались еще темнее на мертвенно-бледном лице. Эта неестественная бледность была порождена одним-единственным чувством, завладевшим пареньком без остатка. Джозеф Ансельмо отчаянно трусил.

— Так что скажешь, Джо? — повторил шеф.

— А что вы хотите? — растерянно спросил он.

— Взломали вы дверь той квартиры?

— Да.

— Зачем?

— Не знаю.

— Ну и ну! Вы взломали дверь, значит, у вас была на то причина. А что в квартире кто-то есть, знали?

— Нет.

— Один дверь ломал?

Ансельмо не ответил.

— А ты что скажешь, Фредди? Вдвоем ломали дверь? Ты там был вместе с Джо?

Фредерик Ди Палермо, голубоглазый блондин, был пониже Ансельмо ростом и выглядел почище и поопрятнее. Несмотря на заметное различие во внешнем виде, Фредерика с Джо объединяло два обстоятельства. Во-первых, pro так же, как и приятеля, арестовали за уголовное преступление. Во-вторых, он так же, как и приятель, отчаянно трусил.

— Был, — коротко ответил Ди Палермо.

— Каким образом вы взломали дверь?

— Вышибли замок.

— Чем?

— Молотком.

— И не боялись нашуметь?

— Да мы только один раз стукнули по-быстрому, — объяснил Ди Палермо. — Мы же не знали, что там кто-то есть.

— И что же вы ожидали найти в квартире?

— Не знаю, — пожал плечами Ди Палермо.

— Послушайте, — терпеливо продолжал шеф, — вы оба проникли в квартиру. Вы сами только что признались. Значит, у вас была какая-то для этого причина?

— Да нам девчонки сказали, — ответил Ансельмо.

— Какие девчонки?

— А, какие-то там чувихи.

— И что же они вам сказали?

— Сломать дверь.

— Зачем?

— Так просто.

— Что значит так просто?

— Забавы ради.

— Только забавы ради?

— Да сам не знаю, зачем мы взломали эту дверь. — Ансельмо бросил быстрый испуганный взгляд на Ди Палермо.

— Наверное, чтобы взять что-нибудь из квартиры? — подсказал шеф.

— Ну, может, па… — неуверенно начал Ди Палермо и умолк.

— Может, что?

— Пару долларов.

— Значит, задумали ограбление, так?

— Наверное, так, — согласился Ди Палермо.

— И что вы сделали, когда обнаружили, что в квартире кто-то есть?

— Тетка закричала, — заявил Ансельмо.

— Мы смылись, — в унисон сказал Ди Палермо.

— Следующий! — объявил шеф.

Парни спустились с подмостков и направились к ожидавшему их полисмену. Наговорили они чертовски много, куда больше, чем следовало бы. Они имели полное право вообще не произносить ни единого слова во время „парада". Не зная этого, не зная, что их позиции тем более прочны, что они не дали показаний сразу после ареста, ребята отвечали на вопросы с замечательной наивностью. Хороший адвокат свел бы обвинение против них к противозаконному проникновению в пустую квартиру без корыстных намерений, то есть к мелкому проступку. Однако шеф следственно-розыскного отдела спросил их, собирались ли они совершить ограбление, и парни ответили утвердительно. Статья 402 уголовного кодекса содержит следующее определение ограбления первой степени:

1. Будучи вооруженным тем или иным опасным оружием; или

2. Вооружившись таким оружием на месте; или

3. При содействии и в присутствии сообщника; или…

А впрочем, далее уже не важно. Ребята бездумно сами надели петлю тяжкого преступления на свои юные шеи, возможно, даже не ведая, что ограбление первой степени карается тюремным заключением на неопределенный срок не менее 10 и не более 30 лет.