Сара вспомнила, как ее защитники почуяли вампиров раньше нее.

– Поэтому вы поняли, что на нас нападут?

Роланд кивнул, сосредоточенно хмурясь и вычищая ее раны.

– Мы уловили их за пару миль от твоего дома и точно знали, сколько их, благодаря их особенным запахам.

Просто уму непостижимо.

– Вот это да! Жизнь, надо думать, была не сахар до изобретения дезодоранта, – устало пошутила Сара и была вознаграждена ответной усмешкой.

– Прогресс в сфере личной гигиены в самом деле сделал мир приятнее для нас, хотя сегодняшнее поколение, кажется, опять регрессирует.

– И не говори. У меня есть ученики, которые выбираются из постели и приходят на занятие, даже не почистив зубы. Ой!

– Прости.

Сара подумала о его остром обонянии и содрогнулась при мысли о своих «приятных ароматах».

– Наверное, извиняться в первую очередь следует мне.

Уорбрук недоумевающе посмотрел на нее.

– Почему?

– Я вся потная, покрытая кровью, грязью и кто знает чем еще, что я подцепила, катясь кубарем с того холма. Могу себе представить, что пахну отнюдь не французскими духами.

– Запах крови меня завораживает так же, как тебя аромат шоколада.

Сара непроизвольно скривилась.

– Вот как? Жутковато.

Роланд косо улыбнулся.

– Да. К тому же ты пахнешь лесом, цитрусовым шампунем, дезодорантом с запахом детской присыпки и собственным ароматом. – Сара заметила, как он осторожно вдохнул. – И даже пот его не портит.

Ее сердце замерло на мгновение. Роланд говорил так, как будто ее запах его возбуждал.

– Правда?

Радужки стража потемнели, затем засветились неземным сиянием.

– Твой пульс опять скачет.

Сара дерзко коснулась его шеи и сказала:

– И твой тоже. – Краем глаза она уловила, что бессмертный крепче сжал пинцет, и спросила, отстраняясь: – А какие еще особенности?

– Наше зрение намного острее твоего.

– И ты видишь в темноте?

– Так же четко, как кошки.

Неудивительно, что Маркусу не нужен был фонарик, чтобы изучить поле.

– А почему твои глаза сияют?

– Мы все еще не разобрались во всех физиологических изменениях, а сияние глаз – одна из загадок. Знаем лишь, что это случается, если нам больно, и почти всегда, когда мы испытываем сильные чувства вроде гнева.

«Или возбуждения?» – хотела спросить Сара, но постеснялась. Когда она его касалась, гладила жилку на его сильной загорелой шее, глаза Роланда загорелись.

Неужели он ее желал? И легкая ласка тому причиной?

– Мы намного сильнее людей и умеем двигаться очень быстро, – продолжал он расписывать отличия.

Так быстро, что глазу заметно лишь пятно. Одновременно потрясающе и жутко.

– Что еще?

– Как ты могла видеть, мы быстро исцеляемся, а также чувствительны к солнечному свету.

– Это все?

– Нет, это то, что у нас общего с вампирами. Вирус влияет на тех из нас, кто называет себя бессмертными, по-другому. Раньше мы были смертными, как ты, а потом нас укусил и инфицировал вампир.

– Вампир? Не бессмертный?

– Бессмертные редко обращают людей.

– А. Так тебя обратил вампир.

Роланд сжал губы.

– Да.

– Полагаю, что превращение произошло против твоей воли.

– Да, мне повезло. Мое тело оказалось одним из немногих, способных вызвать мутацию вируса, изменить его структуру и особенности.

Роланд замолчал, стараясь подцепить кусочек, засевший в ее большом пальце.

Сара стиснула зубы и правую руку в кулак. Боже, как больно.

Если такую боль вызывало выдирание крошечных стеклышек из кожи, то какие муки испытывал Роланд, вытаскивая те колышки из своих ладоней?

Она слегка расслабила напряженные мышцы, когда он смог извлечь узкий осколок.

Страж встретился с ней взглядом.

– Тебе нужно передохнуть?

– Нет.

Почему-то воспоминание, как стоически он терпел страдания от ран, придало ей силы.

– Вирус хуже влияет на вампиров, чем на нас. Те начинают питаться только кровью. У них появляется зависимость от нее, словно от кокаина или метамфитамина. Бессмертные, с другой стороны, могут есть обычную пищу и не глотают кровь еженощно.

– Поэтому ты ел пиццу.

Роланд улыбнулся.

– Если только мы не ранены. Старшие из нас кормятся только пару раз в неделю, а так мы предпочитаем диету вроде твоей. Много овощей и фруктов. Совсем немного мяса, в основном органическая курятина, индюшатина и другая домашняя птица. Никаких жирных сортов мяса, полуфабрикатов и искусственной пищи, состоящей лишь из канцерогенов и химически вредных веществ. То же, что вызывает рак, болезни сердца и генетические мутации у людей, увеличивает нашу потребность в крови из-за вреда, наносимого нашим телам, так что вирусу приходится их восстанавливать. Поэтому мы просто избегаем вредных продуктов.

– Понятно. Значит, вы едите иначе, чем вампиры. А какая еще разница?

– Вампиры живут не так долго, как мы. Вирус постепенно сводит их с ума. Поэтому мы за ними охотимся. Их безумие и зависимость от крови заставляют их приканчивать свои жертвы, высасывая их до последней капли.

– Человеческие жертвы?

– Да, когда вампиры юны, убивают они быстро, потому что ими движет лишь желание удовлетворить голод. Но через несколько лет, когда части их мозга разрушаются, их заражает безумие, и они начинают играть со своей добычей, как кошка с мышкой, устрашая и пытая несчастных. В любом случае мы не позволяем губить невинных.

– А ты пьешь кровь из людей?

Сама мысль, что он пьет кровь какой-то женщины, Саре не понравилась.

Конечно, это не значит, что она хотела, чтобы он посасывал кровь прямо из ее шеи. Хотя…

Подождите-ка. О чем это она?

– До прошлого века и появления банков крови, у нас не было выбора. Но мы никогда не убивали своих кормильцев и старались не слишком ослаблять их. – Роланд помолчал и задумался на минутку. – Вообще-то дело было не так. Я буду честен, хоть мне и не хочется тебя пугать. Мы всегда были достаточно осторожны, чтобы не убить и не ослабить тех невинных, у которых пили кровь. Однако с педофилами, насильниками и убийцами мы были не так любезны.

Другими словами, таких извергов приканчивали.

В общем Сара ничего не имела против такого подхода, так как всегда предпочитала библейское понятие справедливости.

– Но как же это работает? То есть разве… разве они не рассказывают людям о вас?

– Нет, когда клыки появляются, железы, которые формируются над ними во время трансформации, под давлением выпускают химическую смесь вроде наркотика, так что те, кто нас кормит, потом ничего не помнят.

Это на удивление ловко.

– Но вы больше не питаетесь прямо от людей?

– Только если совсем в отчаянном положении. У нас есть собственная сеть банков крови, в которую наши подручные и их семьи сдают кровь, а мы теперь питаемся из пакетов.

– А есть вакцина против вируса?

– Нет.

Что-то в его голосе дало ей понять, что он принял бы лекарство, если бы подобное существовало.

– А как же антивирусы? В последнее время наука добилась в их развитии некоторых успехов.

Роланд покачал головой.

– Мы их испытывали, но они никак на нас не влияют. И вирус совершенно не похож ни на что на планете. А антивирусы опасны. Наши ученые полагают, если найдется вещество, способное уничтожить вирус, то мы умрем вместе с ним, потому что он уже заменил собой нашу иммунную систему.

– Какая же парадоксальная ситуация: если убрать вирус, то человек лишится всей иммунной системы, – прошептала Сара.

– Да.

– А как долго живут вампиры?

– Редко дольше века. Либо мы их убиваем, либо они проявляют неосторожность в своем безумии и случайно сами погибают. Либо уничтожают друг друга в слепой ярости и в сражениях за территорию.

Век безумия и убийств. Это совсем ни в какие ворота.

– А сколько живут бессмертные?

– Мы не стареем, так что… вечно, если только кто-то нас не обезглавит, не сожжет дотла и не пригвоздит на солнышке.