Подойдя поближе девушка увидела, что черный животик игрушки является дверцей. Недолго думая, Лера заглянула внутрь. Её взору предстали: удобное бескаркасное кресло, на котором при желании можно было даже спать, тонкие полочки, заполненные карандашами и листами для рисования, откидной столик с креплением под чашку, ночник со старотипным выключателем-ниткой и небольшой вентилятор.

Настоящий «домик» в доме. Маленькое убежище, замкнутое личное пространство, о котором с детства мечтает любой ребенок. На раскрытом сейчас столике Лера заметила свернутый пополам лист и пятитысячную купюру.

С опаской покосившись на деньги, словно они могут на неё наброситься с кулаками или непристойными предложениями, девушка развернула бумагу.

<center><i>«После всего, что произошло вчера, просить прощенья глупо. Но я все-таки сделаю это. Лера, прости меня, если сможешь. Я готов ответить за свой поступок так, как ты пожелаешь. На столе лежат деньги на такси, на случай если ты захочешь уехать.

Люблю тебя, Олег.»</i></center>

«Хорошо, что на такси, а не за секс», — раздраженно подумала Лера. Сейчас она судорожно вспоминала о том, что произошло вчера. Хотелось кричать или плакать в голос. Крушить мебель, бить посуду, прыгнуть с крыши. Внутри комком свернулась горечь и обида. За боль и унижение, за злые глаза, смотрящие без сожаления, со звериной похотью.

Хоть Олег и отличался от её первого «удочерителя», Лера сейчас одинаково ненавидела обоих.

Поправив на себе чистенькую полосатую пижаму, в которую её, видимо, переодели прошлой ночью, девушка спустилась вниз, покинув, наконец, душную цветочную комнату.

Кухня не претерпела никаких существенных изменений, если не считать готовых блинчиков, ароматной горкой разместившихся на широком блюде. Без аппетита посмотрев на еду, Лера щелкнула кнопкой чайника и уселась на табурет, подтянув колени к груди.

На глазах наворачивались непрошеные слезы, сидеть было больно, а думать о произошедшем противно. Телефонная трель заставила девушку подпрыгнуть на стуле и начать нервно озираться. Трезвонил домашний: громко, требовательно, без перерыва.

Стряхнув непрошеные слезинки, Лера подняла трубку.

— Алло, дом Тайнова, — заученно произнесла она.

— Здравствуй Лерочка, как твои дела? — родной, чуть смешливый голос директора заставил девушку вздрогнуть.

Как дела? Глаза мгновенно наполнились слезами. Хотелось рассказать все, как когда-то давно, когда она совсем еще маленькой девочкой цеплялась за белую рубашку и с надеждой смотрела в участливое лицо. Унизили, сделали больно, Вениамин примчится в ту же секунду и накажет обидчика. Прижмет к груди, покачает на руках, шепнет слова утешения и купит самое большое и вкусное мороженное, которое только можно найти.

— Директор… — сиплым голосом произнесла Лера. Её губы дрожали, руки, сжимающие заветную трубку, побелели от напряжения, казалось, еще чуть-чуть и пластмасса брызнет в разные стороны осколками.

— Лера, что случилось? — непритворное беспокойство в бархатном голосе. — Лерочка, ответь! Я сейчас же приеду! Тайнов тебе что-то сделал?

«Он его просто убьет», — с удивлением услышав черную злобу и нарастающую панику в голосе директора, поняла девушка. — «Застрелит и все».

— Простите, у меня каша выкипела! — справившись с собой, бодро ответила девушка. — Что вы, Вениамин Петрович, все чудесно! Готовить только много приходится.

— Я могу приехать, если нужно, — тихо с какой-то глубокой грустью проговорил мужчина.

— Нет, что Вы, не утруждайтесь! — поспешно отказалась Лера, почувствовав щемящую пустоту в груди.

— Тогда до завтра, — с внезапно вернувшейся иронией и холодностью в голосе сказал директор. — Не скучай.

Девушка повесила трубку на рычаг и, уронив голову на руки, разрыдалась. В воскресенье она тихо и цивилизованно скажет директору, что удочеритель её не устраивает, и никто не узнает о том ужасе, который произошел вчера ночью.

========== Гроза ==========

От Олега ничего не было слышно весь день. В субботу он не работал, это девушка знала точно, так что о месте его нахождения можно было только догадываться.

Лера выпила розоватые, неприятно горчащие противозачаточные таблетки, скромно притаившиеся на краешке кухонного стола, по укоренившейся привычке приготовила обед и вытерла пыль. Со стороны могло бы показаться, что ничего ровным счетом не изменилось, но это было не так.

«Работа – лучшее лекарство от грустных мыслей», — когда-то давно, слушая сбивчивые признания и жалкие всхлипы своей воспитанницы, сказал Вениамин. С тех пор Лера начала рисовать. Она училась как проклятая, штудируя десятки пособий, заботливо подсунутых директором. Творчество увело её с края отчаянья, заставило пересмотреть взгляды на жизнь и стать сильнее.

Но сейчас рисовать не хотелось. Перед глазами стоял один единственный образ – Олег, покрытый кровавой испариной, смотрящий дикими, сумасшедшими глазами. Переносить его еще и на бумагу казалось кощунством. Поэтому девушка заполнила свой день трудами по дому. Лежать в пропахшей розами комнате и лить слезы, жалея себя и кропотливо воспитывая ненависть к унизившему её мужчине, Лера не хотела.

Сама нарушила единственное ограничение, которое наложил на неё Олег. Сама пришла к нему в кабинет, пристав с неуместными вопросами. Значит, и отвечать должна сама.

«Синяя борода», — пробормотала Лера, заметив висящую на спинке стула косуху. Еще одно яркое воспоминание – боулинг и вынужденная многочасовая прогулка. Только сейчас Лера осознала, что Олег ушел в одной водолазке и замерз тогда не меньше неё.

Вечер подкрался на мягких лапах и клубком свернулся, окутывая дом и погружая во мрак улицу. С приходом темноты разбушевался сильнейший ветер, завывающий в трубах и грохочущий металлическими отливами крыши. Заглушив его стенания телевизором, занимавшим чуть ли не полстены в гостиной, Лера свернулась клубочком в кресле, укутавшись в плед.

«Сама виновата, виновата во всем», — мерзкая навязчивая мысль, спрятаться от которой не удавалось. Боевики не увлекали, а комедии не могли рассмешить. Поняв, что так успокоиться не удастся, Лера встала и подошла к окну.

На улице бушевала гроза. Потоки воды хлестали землю, а небо разрывали вспышки зарниц. Деревья перед домом гнулись и качались, царапая землю ветвями.

После очередной особенно яркой вспышки свет мигнул и погас. Лера отпрянула от окна и чуть не упала, споткнувшись о кресло. В пустом темном доме было страшно. Почти так же, как вчера в кабинете у Олега, а может быть и страшнее.

Пустота и темнота вокруг. Ощущение чужих рук, которые тянутся к тебе, чтобы схватить сзади. Шорох или что-то, напоминающее звук шагов. Такое хоть раз в жизни испытывал каждый. Липкий страх, не перед темнотой, а перед тем, что может в ней скрываться. Пусть и знаешь сто раз, что один в доме, в лесу, на стоянке… Все равно боишься. До крика, до дрожи, до колик.

Пытаться себя уговорить успокоиться было бесполезно, это Лера понимала хорошо. Плюнув на все, она взбежала на третий этаж и дернула дверь, ведущую в кабинет.

К огромному удивлению девушки, дверь сразу же отворилась.

— Олег, — тихо позвала она, с замиранием сердца переступив порог. — Олег, Вы здесь?

Кабинет был пуст. За окном по-прежнему сверкали молнии, на доли секунд ярко высвечивая интерьер. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Бумаги все так же валялись на полу. На гладкой лакированной столешнице из благородного дерева остались омерзительные разводы.

Лера поёжилась и обхватила плечи руками. Внезапный приступ паники схлынул, и девушка пожалела, что вновь пришла в ненавистную комнату. Ей на секунду даже стало смешно. Испугалась так, что побежала искать Олега, которого после вчерашнего тоже стоило бы бояться.

За окном мигнул фонарь, внизу заорал телевизор. Похоже, в поселке восстановили электричество. Девушка потянулась к выключателю и зажгла свет. До неё начало доходить, что дверь в кабинет сегодня была заперта как обычно, просто скачок напряжения позволил ей миновать электронный замок.