— Однажды, — продолжала она, — Кассандра перемешала карты Таро и задала им вопрос: «Чего Господь ждет от меня?» Выпала девятка кубков. Эту карту еще называют «счастьем». Что, если Господь хочет, чтобы люди были счастливы? Да не просто счастливы. Что, если больше всего на свете Он хочет, чтобы все Его создания были в восторге?

— Тогда, наверное, Он здорово разочаровался, — рассмеялся я.

Нас обогнал бегун — потухший, больной, в мешковатом спортивном костюме и надвинутой на глаза бейсболке. Не то чтобы он правда бежал. Он как-то странно дергался из стороны в сторону. Похоже, дни его были сочтены, так что один Бог знает, почему ему вдруг приспичило бегать. Вряд ли это идет ему на пользу. Но мы не стали над ним смеяться, а просто приветливо помахали.

— Будь в восторге! — крикнул я вслед удаляющейся спине.

Бегун сердито оглянулся.

— Наверное, решил, что ты назвал его касторкой, — пояснила Каро.

За чаем Каро продемонстрировала незнакомое мне ранее умение. Она выложила на стол пистолет и показала мне, как разбирать его, чистить и смазывать. С задачей она справилась мастерски. В ход пошли растворитель, смазка, шомпол, ветошь и вата. Я был потрясен. У моей подруги обнаружился полный набор для ухода за оружием.

— Я помогала Уоррену, — объяснила она. — Этот придурок ни за чем не следил. Глупо бросать оружие на произвол судьбы. Уважай его, и оно спасет тебе жизнь.

— Я потрясен.

— Глупости, — рассмеялась Каро. — Не так уж это и сложно. А с чего бы? Кто пистолетами-то пользуется? Преступники, солдаты и копы.

Она привычно смазала движущиеся части пистолета, особое внимание уделив спусковому механизму.

— Самое сложное, — добавила она. — Сильно смажешь — не выстрелит. Мало смажешь, то же самое.

Каро собрала пистолет, вставила патроны в обойму. А я и не знал, что они у нас были.

Она прицелилась в холодильник и изобразила выстрел:

— Готов!

— Каро, — начал я, — будь добра, расскажи, как твои действия согласуются с позитивным отношения к окружающим.

Она проверила предохранитель.

— Если ты надеешься на лучшее, еще не значит, что не надо готовиться к худшему.

В дверь постучали. Открыли мы вдвоем. На пороге стояла приземистая женщина средних лет с длинными всклокоченными каштановыми волосами. На ней был потрепанный свитер и заношенные коричневые штаны. Простоватое мрачное лицо не предвещало ничего хорошего.

— Привет, — сказала она. — Вы новенькие?

— Да. — Каро улыбнулась.

— Джанет Матер, — представилась женщина и пожала нам руки. Ладони у нее были холодные, сухие и задубевшие. — Не могли бы вы что-нибудь сделать со своим садом? Я не шучу.

Когда человек говорит, что не шутит, мне сразу становится очень смешно.

— Простите? — переспросил я.

Только тут я заметил, что трава на лужайке стоит в человеческий рост, а газон основательно зарос сорняками.

— В соседнем доме никто не живет. — Джанет Матер попыталась улыбнуться, но получилась скорее зловещая гримаса. — Мистер Крегг — сосед через дом — ухаживает за тем садом и за своим. Вряд ли он станет заботиться и о вашем.

Мы прошлись с ней до ворот и полюбовались на плоды кропотливого труда мистера Крегга. Джанет махнула в сторону наших зарослей:

— Надеюсь, вы тут разберетесь.

— С какой стати? — поинтересовался я. Джанет возмущенно отпрянула.

— Вероятно, вам это покажется странным, но мы, депутаты ратуши, гордимся своим достоянием! В тысячаде-вятьсот девяносто девятом году в конкурсе на самую ухоженную ратушу Англии и Уэльса мы заняли второе место! Даже малейший обрывок бумаги на парковке может создать плохое впечатление. Мы стараемся держать площадь в чистоте — для приезжих. — Она кивнула на нашу входную дверь — скрипучую и облезшую. — Я не прошу вас ремонтировать дом, хотя, видит Бог, это не помешало бы. Просто подстригите газон и подровняйте живую изгородь. Или кого-нибудь наймите.

Я уже собирался объяснить настырной особе, что договор аренды запрещает нам изменять состояние собственности и что сад — не ее убогого ума дело, как вдруг моя прелестная женушка выпалила:

— Конечно, мы все сделаем! Заодно уборку устроим! Я смотрел на Каро и тщетно ждал острого словца. Каро улыбалась. Ее улыбка напоминала улыбку набожного христианина, которому кто-то признался, что иногда путает слова в церковном гимне.

— Вы у меня камень с души сняли, — уходя, бросила миссис Матер. — Буду очень вам признательна. — Она остановилась и внимательно изучила нашу машину (не особо чистую). — Кстати, мой сын Дейл моет машины. Очень благоразумный мальчик.

— Присылайте! — благодушно согласилась Каро. — Люблю благоразумных мальчиков.

Матер скривила губы в гримасе средневекового палача.

— Да, чуть не забыла, — так же приветливо продолжала моя жена, — меня зовут Каро, а это Марк.

Миссис Матер коротко кивнула и, кажется, чуть было не сказала: «Без разницы». Я обратил внимание, что ходит она, наклонившись вперед, словно вес ее огромной бесформенной задницы толкает все тело. Я повернулся к Каро и попытался описать свои ощущения:

— Бр-р!

— Что «бр-р»?

— Вот стерва!

— С чего ты взял?

— Как с чего? Ты же сама слышала! Надо было послать ее куда подальше!

— Старая Каро так бы и сделала. Но новая Каро не оценивает людей с первого взгляда. Да, миссис Матер груба, однако это еще не значит, что она не права. За садом и впрямь нужен уход. Давай купим садовые инструменты. Они нам по-любому пригодятся, когда у нас будет свой дом.

— Не собираюсь я рыться в навозе по первому слову старой коровы! А про сына она сказала только потому, что не хочет, чтобы рядом с ее драгоценной ратушей грязная машина стояла.

— Может, ты и прав. Даже скорее всего. И все-таки, должна сказать, ты не особенно стараешься. Мог бы и подобрее быть.

С утра, когда мы собирались завтракать, в дверь постучал сын Джанет. Я только вылез из кровати. Дейл оказался подростком лет пятнадцати, в руках он держал шланг, мини-пылесос, губки и всевозможные тряпки. Я как раз обсуждал с ним вопрос оплаты, когда сверху спустилась Каро в футболке и трусиках. Дейл просто ошалел от такого зрелища, что не помешало ему уставиться в то место, где у женщин расходятся ноги. Вдохновившись открывшимся зрелищем, парень орудовал губкой с таким усердием, будто «ауди» была не «ауди», а обнаженная женщина в пенной ванне.

Чуть позже нам позвонил Джеймс — агент по продаже недвижимости, испорченный пустозвон, которого интересуют одни деньги. Я познакомился с ним в Ричмонде. Джеймс сообщил, что покупатели согласны заплатить за дом Гордона шесть миллионов четыреста тысяч.

— Не пойдет, — ответила Каро. — Мы говорили о шести с половиной.

Агент перезвонил через десять минут: покупатели подняли предложение еще на пятьдесят тысяч. Я бы сразу ударил по рукам, но Каро твердо сказала «нет»:

— Если у них есть лишние пятьдесят тысяч, еще столько же найдется.

Через полчаса телефон снова зазвонил. Мы получили свои шесть с половиной миллионов.

Каро крепко обняла меня и поцелована:

— Вот видишь! Это карма. Мы хорошо вели себя и получили награду.

— Хорошо? — смеясь, переспросил я. — Торговаться — по-твоему, это хорошо?

— Хорошее поведение, — наставительно заявила моя жена, доставая из холодильника бутылку «Боллинджера», — не предусматривает валяния в ногах.

Одиннадцать пятнадцать утра, понедельник. Дорогущее ледяное шампанское. Каро вставила диск в магнитофон, и мы танцевали на кухне — щека к щеке — под «Путь во тьму» Блипа и Бустера.

Ты помнишь, я был не в себе,

Отсюда корень наших бед.

Я выбил тебе правый глаз,

Но нож ты кинула тотчас,

Нет, ты не растерялась, нет!