Его царское величество также предоставил послам на волю, не желают ли они, ввиду предстоящего праздника Рождества и случившихся очень сильных морозов, еще несколько дней пробыть в Москве: несмотря, на отпуск, он ничего не имел против дальнейшего их пребывания. Так как, однако, послы стремились уехать, то мы собрались в путь.

Послы и некоторые из нас купили собственные сани, лучшие из которых стоили не более 3, или самое большее — 4 талера.

Имея в виду в будущем поехать в Персию, послы отправили вышеупомянутого корабельщика Михаила Кордеса ^[76], дав ему 6 человек помощников, в Нижний, в 100 милях за Москвою, чтобы он там построил судно, которое годилось бы для Волги и Каспийского моря.

После этого мы все-таки 24 декабря собрались в обратный путь. Около полудня прибыли приставы с несколькими стрельцами и двумя санями, в которых послы ездили на аудиенцию; послов опять в добром порядке вывезли за город, где мы попрощались с приставами, немцами и другими добрыми друзьями, проводившими нас на протяжении восьмушки мили. Затем каждый сел в свои собственные сани, и мы пустились в путь.

Весь этот день и следующую ночь мы ехали до Клина, деревни, лежащей в 90 верстах или 18 милях от Москвы. Отпраздновав здесь на следующий день проповедью наше Рождество, мы после полудня продолжали свой путь, путешествовали всю ночь и к утру, 26, прибыли под город Тверь, где нам — так как здесь первый ям — дали свежих лошадей, которых мы вечером впрягли; мы проехали в ночь 12 миль до Торжка. Отсюда мы на четвертый или — считая от нашего выезда из Москвы — шестой день ^[77], а именно 31 декабря, прибыли в Новгород, который считается в 110 немецких милях от Москвы. Русские лошади зимою, при одной кормежке, могут постоянной рысью пробежать 10 или 12 миль: впрочем, в России почти везде путь ровный.

(Книга I, глава 16)

Путешествие через Нарву, Ревель, Пернов и Ригу

1 января 1635 г., по совершении богослужения, мы проехали дальше, до [деревни] Мокрицы ^[78], 36 верст. 2 сделали мы 32 версты до Зверина, 3 того же месяца 30 верст до Орлина, 441 версту до Заречья. Еще в ту же ночь сделали мы 4 мили до Лилиен-гагена, дворянского имения, лежащего в Ингерманландии и принадлежащего госпоже Екатерине Стопиэ, вдове Иоганна Мюллера, бывшего шведского агента в Москве. Здесь нас хорошо угостили. 5 того же месяца мы сделали 7 миль до города Нарвы.

6 того же месяца багаж опять был отослан вперед, а послы со свитою последовали за ним на другой день. На третий день, 10 января, мы вновь достигли города Ревеля.

Здесь мы пробыли почти 3 недели и, так как дальнейшую поездку мы не могли совершить в Голштинию через Балтийское море, которое в данное время недоступно для судов, а также находили нежелательным оставаться всю зиму в бездействии в Ревеле, то мы решили возможно скорее продолжать наш путь сушею, через Пруссию, Померанию и Мекленбург. Вследствие этого большинство людей свиты были на особых условиях оставлены в Ревеле, на хлебах у господина Генриха Коза ^[79]. Послы же вновь направились с 10 лицами 30 января из Ревеля, избрав ближайший путь через Ригу.

Первые наши две ночевки устроили мы в имении Кегель, где г. Иоганн Мюллер, покойный тесть мой, потомственный владелец Кунды и магистратский советник города Ревеля, хорошо угостил нас.

2 января мы прибыли в Пернов и были приняты здесь салютными выстрелами, во время которых Господь Бог (за что я всем сердцем должен благодарить Его) отвратил от меня большое несчастие. Из орудия, находившегося над воротами, выстрелили еще до нашего въезда; при этом оно наклонилось, и банник, забытый в жерле, близко надо мною ударился о переднюю стену, так что куски полетели вкруг моих саней, и я от гула выстрела более чем на полчаса оказался лишенным слуха.

Пернов — небольшой город. Имя свое получил он от реки, протекающей мимо него. Он лежит на Балтийском море, имеет довольно хороший замок. Главное занятие горожан — торговля хлебом. Король Эрик шведский в 1562 г. подчинил их своей власти. В 1565 г. город был занят поляками, а после них московитами, но в 1617 г. он снова достался шведам. В наше время там находилась и имела свою резиденцию вдовствующая графиня Магдалина фон Турн, рожденная графиня Гардек. К ней послы отпустили меня с двумя другими лицами, чтобы передать ее графской милости свой привет и предложить свои услуги, если бы она нуждалась в них для каких-либо дел в Германии. Что ее княжеской милости привет и предложение были приятны, явствовало не только из того, что она, с выражением глубочайшей благодарности, сама подала в трех больших бокалах для каждого из нас испанского вина, чтобы мы пили за здоровье нашего милостивейшего князя и государя и его послов (в то время как сама она наговорила много высокоразумных и глубокомысленных вещей про высокую славу его княжеской светлости, про похвальную цель нашего посольства, про национальность и религию русских — все с высокою рассудительностью, Причем речь ее лилась, исполненная особой прелести и величия), но прислала также двоих своих сыновей, их графские милости славных господ Христиана и Генриха, графов фон-Турн, с их гофмейстером Иоганном Липгардтом, из дворца на нашу квартиру, с поручением засвидетельствовать господ послам уважение ее к его княжеской светлости. Послы оставили их к столу у себя в этот вечер. При этом молодые графы выказали особые, приличные их званию, но ввиду их юности еще не ожидавшиеся от них достоинства, а равно умение говорить.

На следующий день графиня прислала разной провизии, вместе с некоторыми письмами на имя своего господина свекра, старого графа фон Турн, и просила рекомендовать ее сыновей его княжеской светлости, герцогу голштинскому.

При отъезде нашем из города, наш хозяин не пожелал никакой платы за обед, так как ее милостью была доставлена почти вся провизия. Поэтому ему были подарены 20 рейхсталеров, за что он любезно благодарил. Но только что мы отъехали на милю от города, как нас догнал посланный им всадник, принесший деньги обратно и сообщивший, что подарок слишком мал. Поэтому мы отослали обратно нашего фурьера, велев ему доплатить еще 12 талеров, чтобы удовлетворить хозяина.

6 того же месяца мы въехали в Ригу и были хорошо приняты добрыми друзьями. На следующий день прибыл г. губернатор, чтобы посетить послов: он устроил 10 того же месяца большое пиршество, пригласив к нему нас с знатнейшими лицами из города. Нам дано было великолепнейшее угощение.

В эти дни разные добрые друзья приглашали нас, для привета, на пиршества, причем нас всячески увеселяли.

(Книга I, глава 17)

О поездке через Курляндию

13 февраля мы вновь собрались в путь из Риги. Отсюда же, вместе с нами, отправился в путь французский посол, писавший себя так: Шарль Таллеран ^[80], князь де-Шаль, маркиз д'Иссидевиль, барон баронств Марвиль и Бовиль, сеньор де-Гриколь. Этот последний был послан с Яковом Русселем от короля французского, в качестве посла к турку и к великому князю московскому. Его сотоварищ, однако, изменнически донес на него в Москве патриарху, обойденному разными кознями. Вследствие этого маркиз впал в немилость у великого князя, был сослан в Сибирь и три года оставался там в заточении. Когда, однако, узнаны были коварство и злоба Руссе-ля, старавшегося ссорить многих государей и подавлять тех, кто ему в этом мешал, а также, когда узнана была невиновность маркиза, то, после смерти патриарха, маркиза опять отпустили на волю. Находясь в темнице, маркиз, чтобы убить время, выучил наизусть первые четыре книги «Энеиды» Виргилия ^[81]: он был в состоянии говорить стихи из этих книг с любого места, которое бы ему ни назначили. Это был человек лет 36, веселого нрава.