Вишнёвых глин, сандала и залива!

И, как в кино замедленном, движенья,

Нет шума крон, а плавное скольженье

Огромных листьев сквозь тягучий зной,

Здесь в духоту ночей несут тревожно

Тамтамы дробь, и океан прибой,

А бабочек с цветами спутать можно…

На старой улочке колониальных вилл

Есть кабачок, где негр седой сварил

Из листьев пальмовых искрящееся пиво,

Дочь нарезала ломтики папайи,

Покачивая бёдрами лениво,

Подола ткань устлали попугаи…»

Так мы добрались до своего жилища, рассуждая, как сейчас помню, о необходимости ночью найти Южный Крест и понаблюдать за созвездиями южного полушария.

Подняться в лифте нам, однако, не удалось из-за отсутствия электричества, и мы на негнущихся ногах, бранясь на чём свет стоит, направились к лестнице. Друг мой в порыве негодования зацепил плетёной сумкой об угол, газеты в ней зашуршали, и из-под них раздалось резкое шипение. Перепуганный Осёл швырнул сумку через весь холл к входной двери, а сами мы за несколько секунд взлетели на пять этажей, прыгая через три ступени! Убедившись, что погони нет, мы попытались достучаться до жильцов и просить их позвонить в полицию, но нам никто не отпер. Жара стояла невероятная, к двадцатому этажу мы взбирались почти на четвереньках, у меня перед глазами плыли зелёные круги. И тут в шахте лифта дрогнули тросы, значит дали электричество!

- Давайте, господин профессор, поднимемся хоть три этажа в лифте, - взмолился мой бледный друг, - у меня язык присох к нёбу!

Мы поднялись в лифте до двадцать второго, и снова отключили электричество, лифт в таких случаях опускался автоматически в холл. Мы не знали смеяться нам или плакать. Входная дверь распахнулась настеж, и высокий старый негр метнулся к лифту, на ходу прихватив с пола плетёную сумку со змеёй.

- Нет!! – завопил истошно Осёл, махая на него руками.

- Не бойтесь, господин, здесь только пивко, и ни одной бомбы, - басом прохрипел старик, довольно улыбаясь толстыми губами, - о, детская игрушка «шипучка», мы такой в старые добрые времена пугали подружек!

Он нажал кнопку, и лифт пошёл, но снова погас свет, и мы застряли, на этот раз, между первым и вторым этажами.

- Выпьем по бутылочке, - предложил нам добросердечно негр наше пиво.

Мы согласились, чтобы не умереть от обезвоживания. Старик вкусно причмокивал, блестел в темноте зубами и белками.

- Благослови, Господь, Африку! У нас всегда не ходят лифты, но хоть повезло с этим прекрасным напитком! А какое пивко я вчера пил на свадьбе в родной деревне, о, это не объяснить! – сообщил он.

- Невеста была, конечно, девственницей? – с умным видом спросил Осёл для поддержания беседы.

- Нет, господин, невеста была с огромным пузом! – сообщил с хриплым хохотом дед, - Но какую там пели свадебную песню, о, это не объяснить! Я сам женился под такую песню! И мой отец! И мой дед!

- Интересно – интересно! – произнёс я, загораясь.

- Правда интересно, господин? – спросил старик, - Я сейчас её спою.

И он охотно запел трескучим басом на весь лифт:

«В деревне Пестик жил был славный воин Пиратураману, ох, и храбрым он был охотником! И всё его красивое молодое тело покрывали цветные узоры о его победах над леопардами и носорогами! А внизу живота славного воина Пиратураману рос крепкий, как баобаб, богатырь Бабабо, которого Пиратураману прятал от всех под красной повязкой. Жил славный воин в деревне Пестик со своими пятнадцатью братьями, и ходили они вместе на охоту, и вместе ели они по вечерам возле костра. А в соседней деревне Ступка жила вместе с пятнадцатью сёстрами прекрасная Миравахутутти, и была у неё внизу живота маленькая Рикиру, которую красавица прятала под своей жёлтой юбочкой. И вот однажды пришёл храбрый воин Пиратураману к реке, чтобы умыться и напиться, тут увидел он, что спускается по тропинке к воде красавица Миравахутутти, замер воин за кустом, как на охоте. И сняла Миравахутутти свою жёлтую юбочку, и вошла в прохладную воду, посмеиваясь над собой, и сорвала она большой цветок лотоса. Как увидел Пиратураману красивые узоры на её спине и ягодицах, так захотел и Бабабо взглянуть на красавицу, и поднялся он во весь свой богатырский рост, и скинул долой красную повязку! Закричала, как напуганная антилопа, прекрасная Миравахутутти, увидев приближающегося к ней огромного крокодила и упала, как мёртвая, прямо в воду. Схватил своё грозное копьё славный воин Пиратураману, бросился на крокодила, перевернул его за лапу и пронзил в самое сердце одним ударом! А затем подхватил он из воды прекрасную Миравахутутти, положил её на траве у воды и прикрыл большим цветком лотоса маленькую Рикиру. Сразу открыла чёрные глаза красавица Миравахутутти и увидела она своего спасителя славного воина Пиратураману, и увидела она прекрасного богатыря Бабабо, который кричал ей: «Я здесь! Я здесь!», и запылал костёр в маленькой Рикиру, и убрала красавица с неё большой цветок лотоса! Но тут прибежали пятнадцать сестёр Миравахутутти, подхватили они свою младшенькую под чёрные рученьки, надели на неё жёлтую юбочку и повели за собой в деревню Ступка, звеня браслетами.

Вернулся в родную деревню славный воин Пиратураману, сел он возле своей хижины и не мог он ни есть, ни пить, только смотрел на Бабабо, который рос не по дням, а по часам по направлению к соседней деревне.

А в ней прекрасная Миравахутутти лежала в своей хижине на леопардовой шкуре, и пятнадцать сестёр её махали веерами из пальмовых листьев на маленькую Рикиру, в которой пылал большой костёр. И не могла ни есть, ни пить красавица Миравахутутти!

Не выдержали братья славного охотника Пиратураману того, что нет им удачи в охоте без него, принесли они яркие краски и нанесли красивые узоры на лицо храброго воина, и пошёл он в деревню Ступка, и пятнадцать братьев его несли перед ним богатыря Бабабо! И пришли они к хижине красавицы Миравахутутти, и пригласили сёстры в свои пятнадцать хижин пятнадцать братьев Пиратураману, чтобы не слышать приветствий богатыря Бабабо и маленькой Рикиру. А вечером разожгли они большой костёр и устроили весёлый свадебный пир, где шестнадцать братьев из деревни Пестик взяли себе в жёны шестнадцать сестёр из деревни Ступка, и я там был и вместе с ними пиво пил, да невесты мне не досталось!»

Господин профессор закончил свой рассказ о «страсти», хотя, некоторым, показалось, что он изложил не всё, или, что это был «забористый фольклор».

- А что было потом? – спросил Фигурка.

- А потом мы снова поднимались с моим другом на двадцать третий этаж и опять на негнущихся ногах! – весело ответил Войшило.

- Нет, что было потом в этой деревне? – уточнил Фигин вопрос Паралличини, - возможно, через месяц они поменялись жёнами, выбранными на скорую руку?

- Это мне не известно, к тому же, это только свадебная песня, - сказал хитровато профессор, - кому, однако, пирога? О, знатный кусок с комком чернослива и орехов!

- Мне, мне! – загалдели за столом.

- Не могу отказать умоляющему взгляду, - сказал Войшило, выкладывая «знатный» кусок в тарелку Рокки, - ибо, как говорил один профессор, женщина – это твёрдая косточка внутри спелого персика, а мужчина – это мякоть внутри твёрдого кокоса! А уж он-то знал толк в психофизиологических различиях между мужчинами и женщинами!

- Но какие выводы по «любви» и «страсти»? – спросил с нетерпением Кот.

- Одни способны жить безбрачно, другие – моногамно, а третьи – исключительно полигамно, то есть, каждому – своё! Мы вернулись к той формуле, от которой пошли. Страсть обладает способностью роста, она заполняет сначала голову, потом сердце, потом душу и требует всё новых форм насыщения, вплоть до регулярного порочного онанизма, разврата, измен и даже – извращений. Любовь наполняет душу светом, сердце – радостью, голову – благородными мыслями, а тело – теплом. Я согласен с господином Фигуркой, «любовь» и «страсть» - это два разных, рядом растущих дерева, другое дело, что мы с удовольствием рвём плоды как с одного, так и с другого, - закончил глубокомысленно профессор.