— Старье… — засмеялся Корнеев, — шутки у Графа… гений! Что еще скажешь. Вопросы, просьбы есть?

— Вопросов нет, просьба есть. Ко мне не так давно подошел профессор Буторин, это заведующий нашей четвертой лабораторией. У них там какой-то вопрос сложный возник. Всем коллективом решить не могли. Екатерина Васильевна дома работала. Вопрос сняла… очень важный вопрос. Буторин сказал, что Граф постесняется представить свою жену к награде, но она это непременно заслуживает.

— Я понял, Александр Павлович, сделаем.

Корнеев вернулся в Москву, написал представление Верховному на Войтовича и Екатерину Васильевну. Просил наградить их орденом "За заслуги перед Отечеством". Верховный подписал представления безоговорочно.

Лето выдалось грибным, дожди шли чаще обычного. Три дня дождь, день растаскиваются облака, солнышко и снова льет дождь. Уровень воды в реках поднялся неимоверно высоко, но угрозы затопления не было. Даже грибники ворчали — когда же этот проклятый дождь кончится. То сушь и жара невыносимая, то льет, как из ведра, то снег, ветер и холод — как же угодить человеку: то неладно и это.

Но часть людей почти не обращала внимания — не до погоды, работать надо. Граф поехал на стройку. Охранники открывали двери автомобиля, держа зонты, он выходил, осматривался. "Как сами в это грязи не захлебнутся"? Кругом лужи и целые озера воды, асфальт уже не асфальт, а сплошная раскисшая глина. Только бордюры еще выдают дорогу. Он спросил у подбежавшего комбата, указывая рукой на окрестности:

— Это что?

— Как что — стройка, — ответил, не совсем понимая, комбат.

— Грязелечебница будет?

— Дождь… что я могу поделать?..

— По плану здесь давно должен лежать асфальт и клумбы цвести, а у вас, подполковник, даже водоотводов нет. Прорыть небольшую канавку и озеро спустить в лес: тоже сил нет? Оно через несколько часов прорвет вашу насыпь и сольется в цех — что тогда?

Комбат свистнул, подбежал рядовой, получил приказ отрыть водоотвод в лес. Человек десять вышли из бытовки, взяли лопаты, нехотя стали ковыряться в земле, зло поглядывая на прибывших. Поковырялись минут пять и ушло озеро в лес. Граф прошел в цех.

Работы завершались, посередине цеха проложены особо прочные рельсы. Граф взял линейку, замерил высоту рельс от бетона.

— Комбат, здесь тридцать, здесь двадцать, а здесь двадцать пять. Это что за гребенка?

— Вибратор сломался — на глаз заливали, — ответил подполковник.

— Вибратор сломался, — повторил Граф, — значит, бетон еще и неплотно лег в глубине. Почему бетон не той марки? Он же сам по себе не прочный.

— Что дают, то и заливаем.

— Вам, подполковник, цистерну жидкого навоза привезут — тоже зальешь?

Подполковник молчал.

— Кто дал команду заменить марку цемента?

Подполковник не отвечал, потупив голову.

— Вы тоже не знаете, майор? — Обратился Граф к заместителю командира строительного батальона.

— Генерал-майор… начальник тыла. Он лично с заводом договаривался, по накладным бетон соответствует.

Граф еле сдерживал себя…

— Я не строитель и то понял, что бетон не прочный, не той марки. А вы… куда вы-то смотрели, господа военные строители? Это же прямое вредительство и хищение… Принимай, майор, временно командование батальоном. Этого, — Граф повернулся к Войтовичу, — это ваш клиент, генерал. Зама по тылу доставить немедленно сюда. Пока идет следствие — пусть бетон отбойным молотком долбит. Допрашивать его тоже здесь, в часы отдыха от работы. Министра сюда и обоих командующих — пусть сами порядок наводят.

Граф не поехал на работу, сразу появился дома, подошел к бару, налил в бокал коньяк и выпил. Прошел на второй этаж в спальню, завалился на покрывало прямо в одежде. Вошла Катя, увидела мужа, лежащего на постели в одежде. Подошла ближе, улавливая запах спиртного.

— Что случилось, Ромочка, что-то серьезное?

— Потом, Катенька, все потом… Хочу выспаться. Возьми мой телефон… никого не хочу слышать.

Она не стала его беспокоить, накрыла пледом и вышла. Сразу позвонила Войтовичу, тот объяснил ситуацию.

— И что теперь делать? — спросила Катя.

— Не знаю, Екатерина Васильевна, пусть приезжают специалисты и решают — сносить и заново строить или что-то можно исправить. Я вообще в шоке — ездили не раз и все было нормально. Я уже допросил командира стройбата, он пояснил, что как только большое начальство разъехалось, прибыл зам по тылу. Посмотрел проектно-сметную документацию и приказал копать котлован глубиной не двадцать метров, а всего полметра. Дескать, ниже земли не провалится. Залили бетон самого низкого качества, причем без вибратора с пустотами внутри. Вот недавнее землетрясение и выперло все. Бойцы выпирающие шишки, конечно, посбивали, но волны остались, что и заметил Роман Сергеевич. Как он себя чувствует? Он очень расстроенным вернулся.

— Ничего, пришел домой, выпил рюмку коньяка и лег спать. Сказал, что никого не хочет слышать. Выспится — ему легче станет. Вы в Москву уже доложили?

— Да, министр с командующими и специалистами уже летят сюда.

— Александр Павлович, вы встретьте их, пусть они мужа до утра не беспокоят — устал человек, весь на нервах.

— Конечно, Екатерина Васильевна, все сделаю.

Граф проспал пять часов, проснулся, глянул на часы — восемь вечера. Принял душ и спустился в кухню, попросил покушать. Людмила быстро накрыла стол. Подошла Катя, села напротив молча. Он покушал, спросил:

— Кузьмин прилетел?

— Да, — ответила Катя, — оба командующих и специалисты с ними.

— До восьми утра видеть никого не хочу. В восемь пусть приходят сюда… нет, в девять. Катя, сообщи, пожалуйста, о моем решении Войтовичу, а я пойду снова спать.

Утром к Графу в кабинет вошли Войтович и Кузьмин. Он, не здороваясь, предложил им присесть. Министр обороны видел таким академика впервые — хмурый, в домашнем халате…

— Докладывайте, Александр Павлович.

Генерал рассказал все, что удалось выяснить, назвал конкретных виновных лиц. Граф посмотрел на Кузьмина.

— Роман Сергеевич, — начал он, — все не так плохо, как казалось. Специалисты посовещались и решили залить сверху еще полметра крепкого бетона с арматурой. Сейчас уже снимают рельсы и начнут закачку.

— Александр Павлович, позвони на стройку, пусть рельсы снимают, а заливку бетона отмени — я еще ничего не решил. Там позвони, за дверью.

Когда он вышел, Граф обратился к министру:

— Извините, Николай Ефимович, что принимаю в таком виде — больше года без выходных практически. Решил себе сегодня выходной объявить.

— Я понимаю, Роман Сергеевич — действительно устали, нанервничались.

— Все всё понимают… один я здесь олухом сижу и требую еще чего-то. Приглашаете своих специалистов, послушаю их лапшу.

— Роман Сергеевич, почему сразу лапшу?

— Почему? Потому что я физик, а не строитель. Но и то понимаю, что здесь лапша полная, спагетти… так с ушей и свисают до пола. У вас в армии, Николай Ефимович, одни дебилы работают, служат вернее? Посоветовались они… решили… рельсы снимают и заливку начинают. Я понимаю, что вы тоже не строитель, но опыт-то жизненный должен быть? Извините, Николай Ефимович, ничего личного — нервы. Никак не могу успокоиться — год работы насмарку.

Вошел Войтович со специалистами — три полковника с инженерными эмблемами.

— То, что вы там насоветовались и решили — я уже знаю, чушь собачья, — начал Граф, — какую нагрузку должен выдержать фундамент по проекту?

— Не знаю, мы не считали, но то, что мы предложили — вполне хватит, — ответил один из полковников.

— Вот, еще один вредитель нашелся… Они не считали… там все уже подсчитано и написано черным по белому — пятьсот тонн на квадратный сантиметр. А ваша собачья заливка может дать только тридцать тонн. А мне надо пятьсот, а не тридцать, пятьсот, — повысил голос Граф.

— Но зачем такая нагрузка… перебор явный, — возразил полковник.