Американский истребитель снизился и летел так низко над селением, что чуть не задевал крыши домов, и тогда стал виден странный опознавательный знак, который, как знамя, развевался по бокам кабины: полотнище золотисто-желтого цвета с четко выделявшейся в центре большой черной буквой «Л».

Пролетая над домом монсиньора Джованни Виццини, приходского священника и брата дона Кало, самолет сбросил нейлоновый конверт, в котором оказался платок, точная копия полотнища, свисавшего с самолета. Платок подобрал солдат Ранлеро Нудзолезе из Бари, поспешивший передать его старшему капралу карабинеров Анджело Риччоли из Палермо, служившему тогда в Виллальбе. На следующий день истребитель снова появился и снова сбросил нейлоновый конверт, упавший в местности Коццо-ди-Гарбо, напротив дома семьи Виццини. На этот раз его подобрал слуга из дома Виццпни, Кармело Бартоломео, и, поскольку на конверте была надпись «дяде Кало», передал его по назначению. Как рассказывал впоследствии Бартоломео на своем ломаном сицилийском диалекте, «в конверте был платок, шелковый платок, совсем как золотой, того же цвета, что и большая салфетка, висевшая на самолете».

Вечером того же дня из Виллальбы в сторону Муссомели во весь опор поскакал молодой крестьянин по прозвищу Дармоед. На груди под курткой у него была спрятана записка, написанная рукой Калоджеро Виццини на жаргоне мафии.

Это послание, которое Дармоед должен был проглотить в случае «непредвиденной встречи», было адресовано «дзу Пеппи», то есть Джузеппе Дженко Руссо, главарю Муссомели, ныне преемнику дона Кало. На характерном жаргоне мафии дон Кало сообщал ему, что 20-го некий Тури, главарь консортерии зоны Полнцци-Дженероза, брат которого много лет назад был врачом в районе нью-йоркского порта, будет сопровождать моторизованные дивизии союзных войск до Черды, меж тем как сам он (дон Кало) отправится в тот же день с главными силами армии союзников, танками и главнокомандующим. Необходимо, чтобы друзья подготовили очаги борьбы и, если понадобится, места размещения для войск.

Рано утром следующего дня Дармоед вернулся с ответом «дзу Пеппи», заверявшего дона Кало, что все необходимое будет приготовлено.

Три дня спустя, точно 20 июля, поздно утром, когда союзные войска находились у Сальско-Инферьоре, между рекой и селением Виллароза, американский джип с двумя военными и одним штатским с бешеной скоростью помчался в сторону Виллальбы, отстоявшей на 50 километров от передовых позиций союзников. На машине развевался большой флаг золотисто-желтого цвета, в центре которого красовалась все та же черная буква «Л». Но на перекрестке дорог сидевший за рулем ошибся и направил джип по дороге в Лумеру, где был встречен огнем дозора итальянских арьергардных частей под командованием лейтенанта Луиджи Мангано.

Один из американских военных, раненный в грудь, свалился с машины, а джип, резко повернув, исчез в обратном направлении. Позднее к упавшему с машины американцу подошел местный житель, крестьянин Кармине Палермо; убедившись, что американец мертв, он взял его кожаный портфель, внутри был знакомый уже нейлоновый конверт, адресованный дону Калоджеро Виццпни, которому он и был немедленно вручен.

В тот же день пополудни у въезда в селение Виллальба остановились, лязгая цепями, три тяжелых американских танка. Из танка, на башне которого развевался большой золотисто-желтый флаг с черной буквой «Л», выглянул офицер и на сицилийском диалекте с явным американским акцентом попросил сбежавшихся людей позвать дона Калоджеро Виццини. Вскоре появился и дон Кало. Без пиджака, в одной рубашке и жилетке. Надвинув шляпу на глаза, скрытые за огромными очками в черепаховой оправе, перебросив пиджак через руку, попыхивая сигарой, он, как обычно, медленно двигался через расступившуюся перед ним толпу, как будто с трудом неся свое тяжелое, крупное тело. Не говоря ни слова, он молча вынул из кармана желтый платок, показал его американцу и влез на танк, за ним последовал его племянник, некий Дамиано Лумиа, недавно вернувшийся из США. Однако, прежде чем танк тронулся, он подозвал Дармоеда и приказал ему вернуться в Муссомели и сообщить «дзу Пеппи» о ходе дел в Виллальбе.

Муссомели был особо важным опорным пунктом оборонительной диспозиции между горной цепью Ле-Мадоние и горой Каммарата, своего рода воротами, открывавшими путь к Палермо и Трапани. Здесь была размещена бригада, включавшая зенитную и противотанковую артиллерию, моторизованные батареи, а также самоходную зенитную батарею. Начальником гарнизона был подполковник Салеми, старый, верный своему долгу офицер, хотя он и не очень верил в обороноспособность скромных итальянских сил. Артиллерийские батареи подполковника Салеми были частично дислоцированы на горе Сан-Вито, достигавшей 1000 метров в высоту, что позволяло им держать под своим обстрелом долину Туммарано и Платани, в направлении Аккуавивы, Каммараты и Сан-Джованни, а частично вдоль так называемой Валле-дель-Сале, между Сутерой, Миленой и Марианополи; другой отряд моторизованной артиллерии занимал позиции на горе Полиццелло до Серра-ди-Виллальбы и отсюда контролировал районную дорогу между Валлелунгой, Виллальбой и Муссомелп.

Оборонительную линию долина Туммарано — Салито защищали войска подполковника Салеми и лейтенанта Мангано, подкрепленные немецким танковым отрядом, дислоцированным у Пассо-ди-Куниккьедди-ди-Валлелунга, которому было поручено преградить путь к важному железнодорожному узлу Роккапалумба — Алиа.

Войска подполковника Салеми составляли левый фланг итало-немецкой линии фронта у горы Каммарата, в задачу которых входило перерезать дороги 189 и 121, между Агридженто и Палермо и между Катанией и Палермо.

Сражение в этом районе считали неизбежным, хотя все были убеждены в печальном исходе его для итальянских войск и в серьезной опасности, которую оно представляло для жителей этих густонаселенных мест.

Утром 21 июля две трети офицеров, подчиненных подполковнику Салеми, не явились в свои части; утверждают, что ночью влиятельные «друзья» не пожалели сил «убедить военных покинуть занимаемые ими позиции, дабы избежать бесполезного кровопролития», к тому же, и это главное, «нет никакой уверенности, что удастся воздействовать на злонамеренных лиц, которые, пользуясь ночной темнотой и прекрасно зная местность, полны решимости разоружить итальянских солдат и передать их американцам». Более того, военных, бросивших оружие, снабдили штатской одеждой, чтобы они могли добраться домой.

Ныне, по прошествии многих лет, припоминают эпизоды и обстоятельства, которые проливают новый свет на некоторые аспекты войны в Сицилии: в частности, до сих пор еще помнят о продвижении марокканской колонны генерала Жуэна, которая стояла у дома путевого обходчика местечка Раффи с 9 часов 30 минут утра до 16 часов (хотя она не встретила никакого сопротивления) в ожидании сигнала дальнейшего наступления. Его передал какой-то «чужак», который незадолго до этого встречался в одном доме местечка Минтина с главарями мафии Муссомели. Утверждают, что и в Трапани мафисты сотрудничали с союзными войсками, извещая их о передвижении судов в порту.

Дон Кало отлучился из Виллальбы на шесть дней. За это время оккупационные войска были разбиты на две колонны: одна направилась на север и, выйдя на побережье между Мессиной и Палермо, достигла дорожного узла Черда; другая же, взяв направление на юг, заняла селения Джела, Пьяцца-Армерина, Никозия, Мистретта, Санто-Стефано-ди-Камастра, а оттуда двинулась к Черде, где соединилась с первой колонной.

Так был реализован оперативный план, вкратце изложенный в вышеупомянутой записке дона Кало: моторизованные дивизии, сопровождаемые главарем консортерии Тури, составляли южную колонну, а главные силы, сопровождаемые доном Кало, другую «лапу» клещей, которые, зажав в мешке немецко-итальянские войска, сосредоточенные на западе провинций Агридженто и Палермо и в провинции Трапани, лишили их какой бы то ни было возможности отступления.