Зато именно в эти годы Райх окончательно формулирует свой собственный вариант психоанализа. После Фрейда таких вариантов появилось довольно много. Но райховский оказался самым радикальным из всех.

Начал он оттуда же, откуда начинали все, кто честно и беспристрастно смотрел на наш с вами мир. Точно так же, как Будда, Конфуций, святой Августин и Карл Маркс, доктор Райх констатировал факт: через лицо мира проходит трещина. Весь он – будто бы не окончательный вариант, а черновой набросок. Об этом тысячи лет подряд твердили все религии и философии: в реальности, которая нам досталась, нет чего-то очень важного. Того, что только и может сделать людей счастливыми. Каждый из нас живет не той жизнью, которой хотел бы жить. Да и сами мы очень часто поступаем совсем не так, как хотели бы поступать. Подлинный человек скрыт внутри нас и почти невидим. Так что вопрос лишь в том, как этого настоящего «Я» освободить.

Религиозные пророки предлагали свои варианты, философы – свои, а у психоаналитиков имелось собственное решение старинной задачки. Зигмунд Фрейд считал, что люди хоть и сделаны из мяса, но все же являются механизмами. И, как у каждого механизма, у них должна быть кнопка. Нажми – получишь результат. Секс – это как раз и есть такая кнопка.

Вернее, не так. Секс – это не кнопка, а скорее горючее, на котором работает человеческая машина. Но главное даже не это, а то, что нормально поступать в двигатель это горючее не может. Человек – это не просто машина: главное, что мы видим, глядя на него, – это то, что человек – здорово поломанная машина. Сексуальность в людях подавлена. Забита в самый подпол. Ее сигналы перехватываются, любые попытки прорваться наружу блокируются. Человек чувствует, что с ним что-то не так, но, что именно не так, понять не в состоянии.

Вести себя полностью свободно и естественно (то есть спариваться со всеми, с кем хочется) человеку не позволяют мораль, воспитание, религиозные нормы, авторитет семьи, общественное мнение и куча прочих ограничений. И сам-то Фрейд считал, что это в общем-то не плохо, потому что абсолютно раскомплексованный человек ничем не отличался бы от свиньи. А вот Вильгельма Райха такой ответ уже не устраивал. Он как раз очень хотел увидеть, что будет с миром, если убрать все нынешние рамки. Каким он будет, этот свободный и счастливый человек будущего?

Райх по-прежнему сидел в своей нищей Норвегии. Газеты если и писали о нем, то всякие гадости. Иногда у него не было денег, чтобы пообедать, а иногда ему приходилось с охотничьим ружьем в руках защищать двери клиники от возмущенных граждан, приходящих кинуть камень в того, кто пропагандирует столь мерзкую штуку, как онанизм. Не выдержав этой жизни, балерина-жена бросила Вильгельма, но думал доктор не о ней, не об обеде и не об обидчиках, а о том, что рано или поздно мир все равно станет таким, как мечтается ему, Вильгельму Райху. Именно в такие минуты он впервые употребил выражение «сексуальная революция».

Эта революция должна была стать частью общемировой пролетарской революции, которая наконец отменит все запреты и даст окончательную свободу всем, кто так страстно о ней мечтает.

5

К тому времени революции сотрясали мир уже лет двести. Самая первая французская революция 1789 года расколола мир на «до» и «после». Прежде планета была поделена между несколькими громадными империями. Устройство этих империй больше всего напоминало пирамиду. Кто-то один на самом верху, несколько его приближенных на ступеньке пониже, огромная масса подданных в самом низу. Подданные империй верили в Бога и священного императора и заранее знали правила, по которым проживут свои жизни. Родился аристократом – станешь охотиться, ходить в театр и воевать. Родился крестьянином – будешь пахать и молиться. Ничего иного не будет просто потому, что не бывает на свете ничего иного.

Французские революционеры предложили миру совершенно иные правила игры. Их главный принцип был прост: никакого Бога на свете нет. И из этого принципа вытекали уже все остальные. Раз Бога нет, значит, и говорить о том, что королевская власть дарована свыше, тоже бессмысленно. И короля можно запросто отправить на гильотину. А раз даже король – всего лишь один из нас, такой же человек, как и все остальные, значит, люди вообще равны между собой. Все – абсолютно одинаковы. Будто горошинки в банке. Одна горошинка ничем не лучше других. Каждая из них – сама себе господин.

За следующие сто лет похожие революции победили по всему миру. На месте прежних империй возникали новые государства. Их подданные верили уже не в Бога и не в императора, а во что-нибудь попроще. Чаще всего они верили в самих себя. В свой класс, в свою собственную нацию, в мудрый народ, к которому принадлежат, и в каждую отдельную горошинку, из которых этот народ состоит. По французским лекалам революции произошли в США, Германии, Японии, Персии, Турции… Но самая удачная случилась в России.

В 1917-м большевики взяли власть, тоже отменили Бога и принялись строить на руинах прежней Российской империи что-то прежде невиданное. Мир, о котором раньше можно было почитать только в Библии или фантастическом романе. Человек человеку в этом мире должен был стать другом, товарищем и братом. Электрические приборы должны были сделать жизнь простой и беззаботной. Не хватало лишь ягненка, возлежащего рядом со львом, чтобы все убедились: новорожденный СССР – это и есть рай на земле.

За успехами Ленина и компании с интересом следили по всему миру. Так быстро и так решительно построить совершенно невиданное общество – наблюдателям казалось, будто все это чудо. И только Вильгельм Райх считал, что быстроты и решительности русским большевикам явно не хватает. Потому что для того, чтобы мир наконец стал совершенно новым, их революция должна стать, прежде всего, сексуальной.

В мире будущего (был уверен Райх) все будут свободны, сознательны и никто никого не станет подавлять. А как такое будет возможно, если, запираясь в спальнях с женами и подругами, девять мужчин из десяти испытывают лишь один бесконечный психоз? Чтобы построить мир свободы, человек должен стать свободным прежде всего сам. А тут без сексуального образования не обойдешься.

Сексу нужно учиться с самого детства, утверждал Райх. Отменить нужно не государство и не частную собственность, а прежде всего семью, потому что семья – это и есть корень всех проблем. Вся она – авторитарный и вредный институт. Избавившись от бремени семей, жить люди станут большими коммунами, в которых каждый сможет спариться с каждым. А чтобы глупые родители не уродовали будущих строителей нового мира, детей стоит воспитывать отдельно от взрослых, в специальных интернатах. Там будет отменена всякая цензура, всякая религия и всякая мораль. Маленькие люди с рождения приучатся безо всякого чувства вины получать от тела максимум удовольствия и дарить это удовольствие ближнему.

Прежде чем уехать из нацистской Германии, Райх пытался создать при немецкой коммунистической партии особые клиники сексуальной гигиены для рабочих. Там пролетарии могли бесплатно проконсультироваться по сексуальным вопросам или сделать аборт, а если есть желание, то и записаться в кружок лечебного онанизма. Райх ездил с лекциями по стране и объяснял слушателям: даже сама Вселенная, в которой мы обитаем, – это непрекращающийся половой акт. Все в этом мире, включая вулканические извержения и взрывы звезд, приводится в движение живой космической энергией, которая стремится к оргазму. И кстати, если бы удалось построить специальные машины, которые могли бы направить эту энергию в нужное русло, то власть человека над природой оказалась бы безгранична.

– Мы станем хозяевами Вселенной, – объяснял Райх. – Человек сможет управлять погодой, зажигать новые звезды и гасить старые. И все это, испытывая бесконечный оргазм!

Сегодня похожие идеи воспринимаются как что-то само собой разумеющееся. В то, что космос жив и пропитан сексом, верят экологи и члены межправительственных организаций по охране природы. Но восемьдесят лет назад то, что говорил Райх, казалось полным бредом. Доктора очень быстро исключили из немецкой компартии, а нацисты просто жгли его книги на площадях. Даже в Америке, куда Райх эмигрировал перед самой Второй мировой, единомышленников у него не нашлось, и в конце концов Вильгельм умер в американской тюрьме.