В кабинете старого профессора Дилювиуса по-прежнему ярко горела настольная лампа.

За плотно закрытыми жалюзи первые лучи утреннего рассвета уже осветили окрестности. Тем не менее, старый профессор продолжал работать. Какая-то редкая и чрезвычайно интересная находка, видимо, заставила ученого совершенно забыть об окружающем мире и о себе самом.

Профессор Дилювиус был директором палеонтологического отделения Музея естествознания. Его исследования ископаемой фауны, в особенности же касавшиеся динозавров, были признаны в нескольких областях эпохальными…

Настоящий кабинет профессора располагался на первом этаже музея, и только самые необычные обстоятельства могли подвигнуть его заняться обработкой палеонтологической находки у себя дома.

Да, чудесное, необычайное ископаемое лежало сейчас перед ним, и руки профессора — все еще искусные и уверенные, несмотря на преклонный возраст ученого — прилежно высвобождали его из камня.

Профессор, меняя подобные резцам инструменты, работал над плитой литографического известняка неправильной формы, добытой близ Айхштета. Осторожно и очень бережно, начав с края, он удалял один за другим слои известняка, пока не достиг отмеченного карандашной окружностью места.

Что за странное, допотопное существо покоилось, окаменев, в отложениях известкового сланца?

Целая гора каменных осколков уже громоздилась перед профессором, и все-таки он не давал отдыха усталым пальцам и горящим глазам — снова и снова атаковал плиту, то и дело применяя новые инструменты.

Граухен, великолепная серая кошка, уютно разместившись в кресле, удивленно наблюдала за непонятной ночной деятельностью хозяина. Она досталась профессору от покойной жены, которая когда-то нашла в прихожей беспомощного маленького котенка, полумертвого от голода. Кошка всеми силами пыталась привлечь внимание профессора: сперва мурлыкала, затем тихо мяукала, но все было напрасно; наконец, досадливо помаргивая, она закрыла глаза.

Где-то рядом пробили часы. Профессор Дилювиус прислушался и внимательно сосчитал удары.

— Четыре утра! — произнес он. — Я тружусь уже двенадцать часов и, кажется, самая грубая часть работы закончена. Теперь нужно быть вдвойне, втройне осторожным!

Он вновь начал царапать и долбить плиту, и каменные осколки, вылетавшие из-под резца, становились все меньше и меньше. Теперь он действовал с помощью стальных инструментов самого малого размера.

В полнейшей сосредоточенности он проработал таким образом почти два часа. Внезапно острие резца откололо сравнительно крупный фрагмент камня…

— Вот оно! — вскричал профессор Дилювиус.

Над плитой показалась верхушка яйцевидной окаменелости…

— Приветствую тебя, радостный дар миллионов ушедших лет! — ликовал старый профессор, в восторге хлопая в ладоши и подскакивая то на одной ноге, то на другой.

— Приветствую тебя, подарок гага avisl[1] Колумбово яйцо и — даже яйцо Леды — лишь тень в сравнении с тобой!

Он поднес камень ближе к лампе и высоко поднял зеленый абажур.

— Каким невзрачным оно кажется! Как любая вещь, чья ценность сокрыта внутри, а не вовне! — Серо-зеленое с черными крапинками! — Кто мог бы предположить, что яйцо это было снесено в те времена, когда на нашей планете еще не появились люди… отложено созданием, что было ящерицей и — мечтало стать птицей!

Он вновь поспешно взялся за инструменты и начал извлекать предмет из известковой гробницы. И пусть первый взгляд на долгожданную находку вдохновил и потряс его до глубины души, руки продолжали работу с железным спокойствием и хладнокровием, направляемые осторожным, взвешивающим взором острых серых глаз, пока округлый предмет не появился в целости и сохранности перед ним — яйцо первоптицы, археоптерикса! — И только после этого ученый позволил себе отвлечься и еще раз перечитать сопроводительное письмо, которое направил ему вместе с ценной палеонтологической находкой молодой друг и бывший ученик, доктор Финдер[2].

Письмо гласило:

Айхштет, 5 июля 19.. г.

Дорогой и достопочтенный господин профессор!

Посылаю Вам с этим письмом находку, которая, как представляется в настоящий момент, сможет занять уникальное место в собрании нашего музея: окаменевшее яйцо, каковое, судя по месту его обнаружения (оно было найдено здесь, в известняковом карьере на Блюменберге), вероятней всего, принадлежит Archaeopteryx lithographica. Исследование посредством новых Y-лучей показало лишь, что внутри сланцевой плиты находится прекрасно сохранившееся яйцо. Я отметил местонахождение находки карандашом на верхней и нижней сторонах плиты, что по крайней мере даст некоторое указание на ее расположение в камне.

К сожалению, наиболее трудную работу, связанную с извлечением яйца, мне придется предоставить Вам, глубокоуважаемый профессор. Вы знакомы с моей работой в местных известняковых карьерах и знаете, что она не оставляет мне времени для столь непростого дополнительного труда. Однако, Ваши искусные руки справлялись в прошлом с гораздо более трудными задачами. Надеюсь, со своей стороны, что любовь и уважение, которые я питаю к Вам, не останутся незамеченными Вами, несмотря на то, что подарок мой еще скрывает каменная упаковка.

Ваш благодарный ученик,

доктор Финдер

P. S. Как жаль, что невозможно «высидеть» это яйцо! — Полагаю, однако, что оно для этого недостаточно «свежее»?!

Глаза старого ученого вновь и вновь возвращались к этому постскриптуму. Невероятная мысль пришла ему на ум: не может ли шутка о «высиживании» яйца обернуться правдой?

Шум у двери прервал его размышления. Вошла Паулина, пожилая экономка профессора. Пораженная, она выронила ведро и швабру и в ужасе воздела руки над головой.

— Но… профессор, профессор! Если бы только ваша покойница-жена это видела! Вы еще сидите над своим куском камня? И до сих пор даже не ложились? Ах, дорогой профессор, когда человеку за семьдесят…

— Да-да, вы правы, дражайшая Паулина! Но бывают исключения — вот почему я нынче работал всю ночь. Прошу вас, проявите благоразумность и больше меня не попрекайте — а лучше принесите мне самую большую чашку превосходного кофе, какой только вы умеете варить, Паулина!

Подхватив ведро и швабру и покачивая головой, старая, преданная экономка удалилась.

Профессор Дилювиус вновь обратился к необычайной находке. Он бережно взял в руку яйцо археоптерикса и начал разглядывать его при свете настольной лампы. Яйцо отличалось равномерной непрозрачностью, как если бы скорлупа его была толще и плотнее, чем у яиц современных птиц. Профессор вспомнил крестьянское средство и поднес драгоценное яйцо к губам — сперва одним концом, после другим.

В восторге и страхе он чуть не выронил яйцо из рук.

Один конец показался ему теплее другого!

Кровь затрепетала в его висках от внезапного волнения. Неравно теплые половины! Быть может, это галлюцинация…

Утро мерцало в щелях жалюзи. Профессор поднял их и погасил свет в комнате. Затем он несколько раз прошелся взад и вперед, открыл окно и глубоко вдохнул душистый весенний воздух. Он должен был снова овладеть собой, вновь полностью подчинить себе все чувства, прежде чем приступить к решающему исследованию находки.

Паулина вернулась и принесла ароматный утренний напиток. Вид ее доброго, несколько простоватого лица и глоток коричневой влаги успокоили профессора. Быстро решившись, он протянул экономке драгоценное яйцо первоптицы.

— Проверьте-ка, дражайшая Паулина, свежее ли это яйцо. Представьте себе, что держите яйцо курицы. Только, прошу вас, осторожно, осторожно!