- Ну, и? Ты думаешь целовать?

- Ага.

Как в фильмах, когда пленника ведут на казнь, такое у меня осталось воспоминание о первом и единственном поцелуе с женщиной: я приблизился к ней, прикоснулся к ее губам, а она прыснула мне в лицо смехом.

- Да, ты Вернов не умеешь целоваться! – заходясь смехом, ненавистная мне Надька отправилась к остальным, - А Гриня девственник!

Нужно ли описывать эмоции, бушевавшие во мне, когда я вышел из тени под свет фонаря? Думаю, и так понятно: злость на нее, стыд за себя и обида на всех остальных, которые не упустили возможности поиздеваться. Какой я тогда был глупый и наивный ребенок, обидевшийся на ребят, которые и сами преувеличивали свою опытность, но тогда, двадцать лет назад, это мне казалось очень важным. Как же я ошибался! Ха! Представьте, мне хотелось показать Ивану, что я взрослый… А зачем?! Тогда я в этом мало что понимал, но жалость и пренебрежение в его глазах ранило сердце.

Вот почему я не усвоил первый урок и потянулся за стаканом, который мне протянул очередной проигравший. Занятная игра на желания медленно перешла в обычную попойку с выяснением, кто махлюет, а за ней следом последовал и мордобой. Как же тогда я веселился, наблюдая за этим, схватившись за живот, чуть не умирал от смеху. Пьяный и веселый. Знал бы я…

За полночь все стали расходится. Девчонки стали снова подшучивать надо мной:

- А кто проведет Гриню домой? Вдруг кто-то затащит его в овраг и лишит девственности?

- Давайте я! – вызвалась в провожатые Машка с соседней улицы, ухватившись за мою руку.

- Нет уж! Пусть его другие девственности лишают, - чуть не силой оттянул от меня девушку ее парень, - ты что, напилась?

- Придурки, – буркнул я себе под нос и направился домой в полном одиночестве.

Если вы никогда в жизни не были в деревне летом, да еще в такую приятную теплую ночь, вам не понять, как это идти по темной улице, когда дорогу тебе освещает только луна. Лай собак и одинокие огоньки в домах, теплый ветерок… Тебе легко, словно ты паришь, ведь еще один вечер ты провел рядом со своим любимым. Ночную тишину лишь нарушает тихое цикотание кузнечиков, так и хочется крикнуть: «Я люблю тебя!».

- Бу!

- Черт! Черт! Черт! – от неожиданности я подскочил и чуть не врезал подкрадывающемуся сзади Ваньке, - Придурок! Испугал!

Он стоял пьяный и улыбался, держа руки в брюках.

- Как с девками по кустам, то не страшно, а с другом страшно?

- С девками страшно, с тобой - нет! – как только слова слетели с уст, я понял, что сморозил.

- Да ты вдребезги пьян, Гриня. Дома влетит. Может, на сеновал со мной?

«Сеновал!» - мозги отказывались правильно мыслить, меня тянуло к нему как магнитом, и я пошел за ним следом, лишь угукнув в ответ. По дороге пару раз спотыкаясь, я чуть не сваливал его с ног, а он подхватывал под локоть и смеялся, обзывая «Пьянью».

Знал бы я, что этот смех не к добру, но судьба уготовила мне испытание, и ничего не в силах было это изменить.

Взбираясь на сеновал, я хихикал как дурачок, когда он, подсаживая, касался моего зада. Это скорее был нервный смешок, ведь алкоголь стал покидать мой организм и от осознания, что мы будем спать совсем рядом, перехватывало дыхание.

- Держи! – в меня полетело старое покрывало.

- Ты часто здесь ночуешь?

- Летом, пока тепло, почти всегда. В доме душно, да еще и от бати влетит, если перегар унюхает. А так удобно: прихожу, когда хочу, и делаю, что хочу.

- Классно! Я бы тоже так хотел.

Ванька не ответил, лишь странно посмотрел на меня. Сейчас я бы сразу распознал его намерения по такому взгляду, а тогда… Я расстелил покрывало и плюхнулся лицом вниз, погружаясь телом в свежее скошенное сено, от которого так приятно пахнет летом. Рядом опустилось тело. Наше плечо, рука, бедро соприкоснулись…

- Что ты молчишь, Гриня? Расскажи что-нибудь.

В горле пересохло, жар от мест соприкосновения не давал здраво рассуждать.

- Вы много сена уже заготовили. Сколько у вас коров?