Поднявшись, поковылял к хате. Тихо постучал в окно. Видимо, в хате испугались, заметались. К стеклу припало лицо хозяина.

— Кто?

— Это я, откройте.

Огня, конечно, не зажигали, говорили шепотом.

— Я там, около гумна, двух фашистов прикончил, — сообщил Борис Григорьевич. — Так вы их сейчас закопайте, пожалуйста, чтоб беды не было.

— Куда же мы вас теперь денем? — засуетился хозяин. — В таком разе и спрятать никуда не спрячешь, искать будут внимательно.

Согласились, что нужно идти в город. Там и опасности меньше, и медицинскую помощь можно получить. Хозяйка торопливо налила бутылку молока, положила в торбу большую краюху хлеба. Сын хозяев проводил Бывалого на большак.

— Вот так и держитесь большака, — посоветовал он на прощанье. — На проселки не сворачивайте, — там стреляют сейчас без разбору. А тут по обочине тысячи людей проходят, на вас никто не обратит внимания.

На другой день кое-как добрался до районного центра Столбцы. Узнал, где госпиталь для военнопленных.

Госпиталь находился в здании райкома партии. Он был переполнен ранеными, лежавшими не только на полу в комнатах и коридорах, но и во дворе. От здания несло невыносимым смрадом. Стоял беспрерывный стон. От одного раненого к другому бегал военный врач, пленный. Улучив момент, Бывалый подошел к нему и попросил посмотреть рану. Врач вначале разозлился:

— Ходят здесь разные гражданские... И без вас тошно, тут военных полно... Ну хорошо уж, давайте вашу рану...

Осмотрел, обработал, перевязал, а потом уже другим тоном говорит:

— Пустяки, с этим до ста лет доживете. Кстати, я в госпитале вас оставить не могу... Здесь раненые военные.

— Тогда, может быть, поесть дадите?

— Что с вами сделаешь... Идите к заведующему хозяйством, можете пока у него остаться, будете помогать ему.

Заведующим хозяйством был коммунист Микола Требников. Когда немцы начали грузить на машины раненых, он набрал продуктов и предложил Бывалому:

— Давайте добираться до Минска.

В середине июля они были уже в столице. Город еще горел. Он напоминал огромное кладбище. Бывалый и Требников бродили по опустелым улицам, но не находили не только знакомых людей, но и знакомых домов. Казалось, огромной силы землетрясение разрушило Минск до основания.

Усталые, сели на скамейку в Центральном сквере. Приближался вечер, а у них еще не было угла для отдыха. А как же ночью, куда деться? В конце концов, можно было бы переспать и под этими каштанами и кленами, но фашисты схватят, и тогда все — погибель.

По аллее тихо шел худой, покрытый дорожной пылью человек. Он держал за руку мальчика лет шести-семи, который еле тащил ноги. Поравнявшись с Требниковым, остановился, пристально всмотрелся в него и вскрикнул:

— Микола, здравствуй!

Они горячо поздоровались. Это был старый знакомый Требникова. Он с семьей пытался эвакуироваться, но в дороге его жену убило бомбой, а он с сыном вернулся в Минск. У него здесь были знакомые. Теперь они живут на углу Пролетарской набережной и улицы Кирова.

Туда и направились всей группой. В одной из комнат какой-то бывшей республиканской организации жили три женщины. Война заставила покинуть обжитые, насиженные места десятки, сотни тысяч людей и гоняла их по городу и вокруг города. И эти три имели раньше квартиры где-то в другом районе, но их дома разбомбило, и женщины переселились сюда.

Увидя обшарпанного, заросшего, раненого человека, они сразу же догадались, что это не иначе как командир Красной Армии.

— Пойдемте к нам, отдохнете, — предложили они Бывалому.

— Теперь от этого не отказываются, — сказал он, заходя в комнату. — Но я должен предупредить, что вы рискуете...

— Дважды никто не умирает...

Одна из женщин полезла в чемодан, вытащила одежду мужа, которая как раз подходила Бывалому, прибор для бритья. На примусе нагрели воды, поставили корыто, и впервые за много дней Борис Григорьевич с наслаждением побрился, помылся и переоделся в чистую одежду. Микола Требников, увидев Бывалого после такой обработки, даже ахнул:

— Вот это здорово! Ну, я теперь спокойно могу пробираться к своим. Буду уверен, что вы попали к хорошим людям. Лечитесь, а потом сами увидите, что делать. Будьте здоровы!

И они простились, как братья.

А Бывалый так и остался жить здесь под видом родственника одной из женщин, случайно попавшего в Минск. Вначале выходил на улицу редко.

В скором времени немцы открыли «заявочное» бюро при городской управе. Все местные жители, потерявшие свои документы, должны были подать заявления, чтобы получить временные удостоверения и прописаться в домовых книгах. Только нужно было иметь двух поручителей. Хозяйки комнаты поручились. Так Борис Григорьевич Бывалый сделался постоянным жителем города Минска. Теперь ему можно было смелей выходить на улицу, встречаться с людьми. Появились новые знакомые, главным образом командиры, попавшие в окружение.

Собравшись как-то у Бывалого, командиры Бочаров, Бодров, Соколов договорились, что нужно добывать оружие. Взять его можно только у врага.

Бочаров и Соколов однажды вечером пошли в парк имени Горького. Давно уж не было дождей, листья стали серые от пыли, и даже на аллеях дышалось тяжело.

Пройдя по берегу Свислочи, свернули в руины. Несмело проложенная тропинка вилась между огромных груд битого кирпича, мимо уцелевших стен разрушенных домов. Зашли за одну высокую стену, сели.

Золотистым багрянцем налилось солнце за Свислочью. Золото постепенно блекло, приобретало малиновый цвет. Командиры сидели задумчивые и прислушивались. Было тихо, будто на кладбище. Сгущался сумрак, и в его бездонной глубине издалека было слышно, как со свистом пролетала над головой летучая мышь. Вдруг где-то в парке послышался надрывный крик совы. Командиры насторожились. Может, это сигнал какой? Откуда же сова в городе?

Крик больше не повторился. Не было слышно и никаких других звуков. Кто его знает, может, война и сову прогнала с насиженного места? Мало ли что может случиться в такую небывалую завируху?

Они уже собирались идти домой, когда услыхали неровные шаги и бормотанье. Со стороны Комаровки, шатаясь и размахивая руками, плелся пьяный немец. Он что-то ворчал себе под нос, видимо проклиная кривую неровную дорогу. Пропустив его, Соколов сзади ударил пьяного тяжелым куском железа по голове. Забрав пистолет, оттащили труп в руины и забросали кирпичом.

Глухими тропинками пробирались на свои квартиры.

В другой раз пошли на добычу оружия в руины возле Театра оперы и балета. Теперь уже у них был пистолет. Но, чтобы не нарушать тишины, расправлялись с фашистами ножами.

Оружия и патронов становилось все больше и больше. Но не всегда везло на пистолеты и автоматы. Часто под руку попадались рядовые гитлеровцы, у которых, кроме тесаков, ничего не было. В укромном местечке собралось уже около дюжины тесаков.

— Когда-нибудь и они потребуются, — подбадривал товарищей Бывалый.

Он тем временем искал подполье. Удалось напасть на какой-то след. Во второй половине сентября 1941 года получил явку, встретился с подпольщиками, которые уже приметили деятельность группы военных.

Встреча произошла на квартире командира Красной Армии Георгия Глухова, проживавшего на Советской улице неподалеку от Дома правительства. Кроме хозяина квартиры здесь было еще несколько человек. Один из них сразу же привлек к себе внимание Бывалого. Это был кавказского типа человек с резкими чертами лица. Большие темные глаза его проницательно заглядывали в самую душу собеседника. Этот человек напоминал «морского волка», которому довелось многое повидать на своем веку. Знакомясь, он крепко пожал руку и отрекомендовался:

— Славка Победит.

Борис Григорьевич назвал свою фамилию.

— Неплохо, если бывалый, — принимая фамилию за подпольную кличку, заметил Славка. — Ну, а если вы человек бывалый, то и дело с вами легче вести. Мы, - и он показал на присутствующих, — уже некоторое время имеем вас на примете. Ваша группа делает неплохое дело, уничтожая фашистов. Но все, что уже сделано, — только крупица того, что можно сделать и к чему обязывает вас партия.