Я вошла в дом. Было темно, мама давно уже спала, но в темноте я увидела силуэт, вздрогнула.
Кто-то проник в дом?
Спустя пару секунд я узнала этого человека.
В холе стоял папа. Он ошарашено оглядывал меня. Представляю, что он видит. Дочь пришла поздно ночью лишь в кружевном белье, да еще и босая, хотя обувь, конечно, ситуацию нисколько бы не исправила.
Он же не ожидает от меня объяснений? Я лишь хмыкнула и криво улыбнулась. Я молча обошла его и стала подниматься по ступенькам.
— Это машина Николаса Свена?
Браво, папа! Вместо того чтобы спросить, как так вышло, что твоя дочь вдруг оказалась практически без одежды, ты спрашиваешь, чья это машина.
Я обернулась.
— Да, — незачем скрывать, его машину и так все знают.
— Почему ты в таком виде вылезаешь из его машины?
Я удивлённо вскинула бровь:
— Ты задаешь вопросы? С чего бы это?
— Что между вами происходит?
Я не собиралась отвечать. Папа знал, что между нами уже произошло: весь город знал. И всё, что происходило потом, тоже было ему известно. Но он ни разу не подошел ко мне, не спросил, не поговорил. Сейчас я считаю, что у них нет права вмешиваться в мою жизнь — ни у него, ни у мамы.
— Что ты делаешь дома? — Вопросы на вопрос — интересная игра. — Разве у тебя нет дел в Майами?
— Жаки! — Он слегка повысил голос.
Я, проигнорировав его, продолжила подниматься.
Я приняла душ, выкинула нижнее белье, чувствуя себя гадко. Я легла на кровать и разрыдалась, рука невольно коснулась шрама.
Боль — напоминание.
— Хватит! — крикнула я. — Хватит издеваться надо мной!
Почему им нравится загонять меня в угол?
Сару и её подруг я сравнивала со стаей гиен. Они не действуют по одному и нападают лишь исподтишка. Я всегда её недолюбливала, за Сарой не раз были замечены действия с ярко выраженным садизмом. Ей нравилось издеваться над слабыми — так она чувствовала себя всемогущей.
Лейла и Кэрол просто следовали за ней. Когда Сары не было рядом, они вели себя вполне сносно. Как к ним присоединилась Вики — мне не известно. Я думаю, что она решила встать на сторону тех, кто травит изгоев, чем самой, не дай Бог, стать жертвой.
— Ты думала, что Ник будет с тобой? — засмеялась Сара.
Я смотрела на них, не понимая, что происходит. Их зрачки были слишком расширены, и сами они выглядели как-то очень странно: то чересчур резко двигались, то были заторможены. Сара постоянно крутила головой, а её подруги жутковато скалились.
— Ты, похоже, надеешься, что он станет твоим? — вырвалось у меня прежде, чем я подумала. — Вы два сапога пара. Думаете, что деньги и власть ваших родителей позволяют вам издеваться над людьми? Как бы не так! Вы просто монстры! Монстры, в чьих жилах течёт не кровь, а желчь. Из тебя она прямо так и сочится!
Сара покраснела, как варёный рак.
— Ты еще и огрызаешься, тварь! — прошипела она.
Саре нравилось зажимать меня в раздевалке. Там я была наиболее беззащитна. Шкафчики мешали двигаться: я не могла убежать. Здесь можно было зажать в угол, и никто в школе этого не услышит, хотя я точно знала, что даже если и услышат, всё равно не помогут.
Их было трое, я — одна. Лейла занималась баскетболом, Кэрол — черлидерша. Я же никогда не увлекалась спортом. Мне было далеко до их физической формы.
Я не успела отреагировать, когда увидела замахнувшийся кулак Лейлы, затем почувствовала острую боль в носу. Вскрикнула. Ещё удар. Я не удержалась на ногах, упала. В носу защипало.
Кровь.
Мелкие капли на кафельном полу.
Кэрол пнула меня в бок, затем ещё и еще, к ней присоединилась Лейла, Сара же осталась в стороне. За неё всегда грязную работу делали другие.
Спина, живот, ноги — больно было везде. Они просто пинали, выплескивая на меня свою ярость. В раздевалке было тихо, если не считать звуков ударов ботинок о моё тело и мои вскрики, всхлипы, стоны. Я закрыла лицо руками, чувствуя горячую вязкую жидкость, что сочилась из моего носа.
Я ничего не могла поделать. Боль парализовала моё тело. Удар. Во рту появился металлический привкус, я заскулила.
Дверь со скрипом открылась. Я подумала, что сейчас все закончится. Кто-нибудь спугнёт их. По кафелю застучали каблуки.
Но вместо облегчения я ощутила лишь новую боль. Мои глаза были закрыты. Я не хотела еще и видеть происходящее.
Ещё кто-то. Ударов стало больше. Я подумала, что Сара решила присоединиться.
Майка давно уже задралась, оголяя живот. Я немного приоткрыла глаза и увидела золотистую шпильку слишком близко.
Ту боль, что я почувствовала в следующую секунду, я не забуду никогда. Резкая, быстрая, как молния — она разошлась по всему моему животу. Из моего горла вырвался такой крик, что в ушах зазвенело. Удары прекратились, и я услышала голос, но не поняла, кому он принадлежал.
— Блять, ты что, с ума сошла? Что теперь делать?
Скрипнула дверь. Они убежали. Я осталась в одиночестве лежать на холодном кафеле.
Я двинулась. Адская боль. Я коснулась живота, того места, где было больнее всего. Сыро и тепло. Кровь. Я кое-как пододвинулась к шкафчикам, с трудом села, опираясь на них. Подняла майку выше.
— Боже мой, — выдохнула я, увидев ужасный порез чуть выше пупка.
В длину примерно сантиметра три, в ширину один сантиметр. Это не порез ножа: слишком рваная и неровная рана.
Шпилька.
Неужели тонкий каблук-шпилька может так ранить?
— Чёрт. — Я сжала зубы, чтобы не закричать от боли.
Из раны сочилась кровь. Низ майки уже был весь крови, белые брюки тоже начинали пропитываться алой жидкостью. Я не могла позвонить: телефон мне давно уже не нужен.
Я не помню, как встала. Каждый шаг давался мне с трудом, но я стойко стискивала зубы. Я шла, держа руку на ране, оставляя за собой небольшие капли крови на полу. У меня кружилась голова, меня тошнило, в ушах стоял непонятный гул. Иногда я останавливалась, опираясь о стену, личные шкафчики учеников, стоявшие в коридоре. Везде оставались следы моей крови.
В школе уже закончились занятия, и не было никого, кто бы мог мне помочь. Я вышла из здания, сил уже не было, в глазах потемнело, и я провалилась в темноту.
Очень хотелось пить. Я медленно открыла глаза.
Где я?
Кажется, в больнице.
— Привет, — девушка в белом халате сидела возле меня, — как себя чувствуешь?
— Пить, — хрипло прошептала я.
— Сейчас, — улыбнулась она.
Она аккуратно приподняла мою голову, поднесла чашку к моим губам. Я отпила немного, губу защипало.
— Тебе повезло, что нет сотрясения мозга, хотя крови ты потеряла многовато.
В палату вошел незнакомый мужчина.
— Пришла в себя, — кивнул он, сев рядом. — Разговаривать можешь?
Я лишь кивнула.
— Что с тобой случилось?
Я не могла сказать, что случилось. Саре всё равно ничего не будет. Мама не отпустит меня за границу, а это значит, что мне никуда не деться от этой школы. Если я расскажу, то станет только хуже. Всегда, когда я пытаюсь дать отпор, становится еще хуже, хотя кажется, что это невозможно. Сара придумает другой способ поиздеваться надо мной.
— Я упала.
— Как это? — он прищурился.
— Я просто поскользнулась и упала с лестницы.
— На что же ты наткнулась? — Он указал на мой живот.
— Не знаю.
— Твои родители не стали писать заявление в полицию.
Кто бы сомневался? Они же игнорируют то, что происходит со мной.
— Может, ты хочешь написать заявление и рассказать правду?
Я промолчала.
Я сжала простынь рукой, отгоняя воспоминания, и вместе с ней боль. Рука невольно коснулась шрама.
Николас правда не знал? Я никогда не поверю в это.
Когда я пришла в школу после выписки из больницы, меня стали сторониться все, включая Сару. Она как-то косо смотрела на меня, будто чего-то ждала. Николас продолжал делать вид, что не видит меня. Я бы не удивилась, если бы он и правда прошел сквозь меня.
Я ходила по школе медленно, больше ни разу не вошла в раздевалку. В моей голове всё ещё стояла картина кафельного пола, покрытого кровью. Порез очень болел, я постоянно пила обезболивающие таблетки. Они делали меня сонной, вялой. Я перестала смотреть по сторонам, разговаривать, окончательно замкнувшись в себе. В какой-то момент мне пришла в голову мысль о самоубийстве. Тогда случился роковой второй нервный срыв.
Стук в окно. Еще один. Я подхожу, открываю окно. Внизу стоит Яна, одетая в джинсы и футболку.
— Я могу подняться? — спрашивает она.
— Как? — удивляюсь я.
— Нельзя так близко к окнам сажать деревья. — Она подходит к старой иве.
Это дерево правда стоит слишком близко к нашему дому. Его посадили ещё до того, как построили эту часть здания. Бабушка смеялась, что это дерево будет моим помощником.
— Мальчишки будут лазить к тебе в окно, как Ромео к Джульетте, — мечтала она. — Ну, или ты будешь тайно бегать на дискотеку, спускаясь и поднимаясь по этой иве.
Но этому не суждено было сбыться. Бабушка умерла. Я упала на самое дно социальной прослойки нашего городка. Никому бы в голову не пришло лезть ко мне в окно. Никому, кроме Яны. Я невольно улыбнулась.
— Ты ревела? — спросила она, вглядываясь в моё лицо. — Я так и знала, что ты будешь плакать.
— Лучше спроси, когда я не плачу. — Я села на постель, она присоединилась.
— Прости, — прошептала Яна, — я не должна была оставлять тебя там одну. Тем более, когда сама притащила туда.
— Что происходит между тобой и Маркусом?
Яна замялась, и я уже подумала, что она не ответит.
— Я и сама не знаю, — горько усмехнулась Яна. — Он очень странный. Я его не понимаю. И себя не понимаю тоже.
— Давно это у вас?
— Чуть больше месяца.
Мы сидели у меня на кровати. На улице тихо, в доме тоже. Слышно только наши шумные вдохи и выдохи. Яна сидела, опустив голову.
— Как ты выбралась оттуда?
— Николас, — я сделала глубокий вдох, — унёс меня на руках.
Глаза Яны округлились, я заметила это даже в темноте.
— Да ладно?! — слишком громко.
— Да. — Я покраснела.
— Чтобы этого могло значить? — спросила она скорее у себя, чем у меня.
Если бы я знала!
Два года назад я думала, что вижу этого парня сквозь маску. Он казался мне очень хорошим, несмотря на вешнюю грубость. Но я сама себе всё придумала.