POV Жаки
«Я сильная. Я справлюсь. Больше не болит. Они — никто. Всё это не важно» — моя мантра на каждый день.
Я не хочу просыпаться. Я хочу уснуть и забыться навсегда. Но что-то заставляет меня подниматься с постели каждый божий день. Умываться и расчёсываться не обязательно. Я крашу ногти чёрным лаком, подвожу глаза чёрным, иногда красным карандашом хорошенько растушёвывая, отчего мой взгляд кажется зловещим — это мой способ защититься.
Надеваю безликие вещи. Самый лучший вариант — чёрные джинсы с дырками на коленях, чёрная или серая худи. Капюшон — обязательный атрибут. В него я могу спрятать свои заметные белые волосы. Они привлекают слишком много внимания. Я пыталась обрезать их, но мама не позволила, просто отобрала ножницы, не сказав ни слова. Врачи говорят, что это просто реакция на стресс.
Возможно.
Я не отрицаю.
Мама, как обычно, готовит блинчики. Но меня от них тошнит. Меня тошнит от всего, что я когда-то любила — будь то блинчики или пожилая соседка, которая всегда улыбалась мне два года назад.
— Вот, дорогая. — Мама протягивает мне чашку с ароматным кофе.
Я сажусь за стол, делаю глоток. Горячо. Жидкость обжигает горло. Я люблю кофе, особенно этот сорт. Но сейчас он горчит. Ставлю стакан на стол, есть не хочется.
— Мам, мне пора.
— Но ты ничего не съела.
Кто-то может подумать, что она переживает. И это будет ошибочным суждением, поверьте мне на слово.
— Папа сегодня вернётся. — Мамино лицо еще больше засветилось, хотя я думала, что дальше некуда. — Наконец-то поужинаем всей семьёй.
Мы давно уже не семья.
Она старается это отрицать, но мы отдаляемся друг от друга с каждым днём. Отец постоянно куда-то уезжает. Он говорит, что все это ради нашего бизнеса, но я думаю, что это не так. Нет, я не считаю, что у него другая женщина. Ему просто тяжело находиться в нашем доме. Мама все еще беззаботно улыбается, отчего мне постоянно хочется зарычать, но ничего не изменить. Прошлого не вернуть.
Некоторые слабости ведут к необдуманным действиям, которые, в свою очередь, бьют тебя наотмашь своими последствиями.
— У тебя глаза ангела, — прошептал он.
Что ж, теперь я — падший ангел. Падать было очень больно, но я справилась.
Я жива. По крайней мере, могу дышать. И плевать, что воздух каждый раз обжигает мои лёгкие. Глаза больше не слезятся. Просто не могут. Слёзы удел слабых, а я сильная.
Я ненавижу школу.
Наверно, так хоть раз в жизни говорит любой подросток. Но для меня это не просто слова.
Школа — ад для меня. Я каждый день жарюсь на этой чертовой огненной сковородке. Только вот вместо чертей — ученики, на месте дьявола — Николас Свен, мой персональный Люцифер.
Зайти в школу и остаться незамеченной — ага, как бы не так. Всегда найдется какой-нибудь идиот, который обратит на меня — ничтожного червя — свое внимание.
Чувствую удар по ноге и падаю на кафельный пол школьного коридора. Смех, свист и его скрипучий голос:
— Что, сучка, думала, мы забыли? Даже не надейся!
— Эх, жалко. — Это уже другой голос. — Я б ей вдул. Могла бы ко мне обратиться, я бы был с тобой более ласковым. И не было бы сейчас всего этого.
Его слова порождают новую волну смеха. Я смотрю на свои колени, немного раскровила старые раны — не страшно.
Боль лишь напоминание.
Я поднимаюсь, не смотря по сторонам. А зачем? Я и так их всех уже видела. Я уже смотрела им в глаза, просила остановиться, прекратить весь этот ужас, но им все равно. ВСЕМ.
В классах я сижу в самом дальнем углу. Сидеть со мной рядом — строго запрещено. Разговаривать со мной — Боже упаси! Если это конечно не издевательства. Хотите оскорбить — пожалуйста, ударить — можно, плюнуть — давайте пару раз. Люди не всегда такие, как мы думаем. Воткнуть нож в и без того раненую спину может каждый. Вне зависимости от близости к тебе.
— Ты же понимаешь, — взволновано говорила Вики, — это все не просто так. Они не отступят и не успокоятся. Ты теперь новая игрушка. И те, кто рядом с тобой тоже могут ею стать.
Она заплакала. Я ошарашено смотрела на неё, еще не понимая, что происходит, о чём она говорит.
— Жаки, — заныла Вики, — я так не смогу. Быть изгоем — не для меня, ты же знаешь.
Она еще раз шмыгнула носом, затем подошла ко мне ближе, взяла за руку. Я смотрела на неё, не моргая. Вся эта ситуация казалось мне бредом. В нашем мире этого не может быть. Нельзя так поступать с человеком. Это же не гуманно, в конце концов!
— Мы больше не будем дружить. — Я почувствовала, как мне на голову вылили ушат холодной воды. Я чуть не задохнулась. Всё тело покрылось мурашками, по спине пробежал холодок. Остаться без Вики — это как остаться без воздуха. Она же моя вторая половинка, моя сестра, хоть и не по крови.
Затем, добив меня своим жалобным «прости», она развернулась и убежала.
Я иду по коридору, капюшон скрывает моё лицо. Да никто, собственно, и не смотрит на него. Лицо не важно с тех пор, как я перестала плакать на глазах у всех и просить пощады. Музыка в наушниках — единственное, что я хочу слышать. Школа во время перемены похожа на рой комаров. Они также противно пищат и норовят тебя укусить, выпить побольше крови.
Мои глаза опущены в пол, и я натыкаюсь на лакированные туфельки. И не одни. Раз, два, три, четыре. Четыре пары дорогущих туфелек на высоченных шпильках.
Боже, только не это…
Я понимаю, что столкновения не избежать. Поднимаю взгляд в тот момент, как из моих ушей вырывают наушники.
— Кто это у нас здесь? — Самый мерзкий голос, который я когда-либо слышала, принадлежал самой популярной девушке нашей отвратительной школы. Какая школа, такие в ней и звезды — всё логично.
Все как на подбор: высокие, стройные, длинноволосые. Две блондинки — Сара и Кэрол, две брюнетки — Лейла и Вики.
Хотя нет, не Вики.
Виктория.
Моей Вики уже нет. Эта размалеванная кукла не моя подруга.
— Неужели, маленькая потаскушка Жаки? Давно не виделись. Куда пропадала? С кем еще переспала?
Я попыталась их обойти, но верные подруги главной суки преградили дорогу. Сара не собиралась так просто отпускать меня. Но это и понятно. В дверях зашумела толпа парней. Я не хотела смотреть, но все-таки взглянула.
Да, я была права. Николас Свен собственной персоной, со своей свитой. Человек шесть, хотя я не собиралась считать. Сбоку Маркус, позади все остальные.
— О, Ник, — снова заговорила Сара, но изменив интонацию. Получилось еще более пискляво, от того еще противнее. Она подошла и чмокнула его в щеку, отчего меня затошнило.
Я посмотрела на Николаса. Я больше не позволяла себе называть его сокращенным именем, так же как и Вики. Ник и Вики — это моё воображение. Они никогда не существовали. В реальной жизни были Николас и Виктория. Это люди, которых я ненавижу больше всего в этой жизни.
Он смотрел так пристально, не моргая, завораживая меня. Я почувствовала, как невидимые нити притягивают меня к нему. Ник медленно приближал ко мне своё лицо. Я могла отстраниться, он дал такую возможность, у меня было время. Но я наоборот поддалась ему навстречу.
Ник взял мое лицо в свои ладони, нежно проводя подушечками пальцев по щекам, а затем, когда я уже была похожа на растаявший мармелад, коснулся моих губ своими. Он не напирал, наверно, чтобы не напугать меня. Его губы нежно исследовали мой рот. Я не стала протестовать. И уже через пару секунд его поцелуй изменился.
Ник сделал движение вперёд, оказавшись передо мной на коленях. Его правая рука переместилась на мою талию, а язык начал раздвигать мои губы. Я слегка приоткрыла рот и почувствовала, как язык Ника коснулся моего. По телу прошла волна удовольствия. Его вкус был лучше, чем я представляла перед сном. Он придвинулся ещё ближе, затем надавил левой рукой на плечи, плавно опуская меня на песок.
Он лёг сверху, но я не почувствовала его вес. Только губы, язык и его руки, которые уже блуждали по всему моему телу. Он слегка приподнял подол моего и без того короткого платья, замер, наблюдая за моей реакцией. Я запустила руки в его волосы и притянула его ещё ближе. Мне было плевать, где мы и что я его практически не знаю. Мое сердце приняло его уже давно. Тело горело от его ласк, которые становились откровеннее и ненасытнее.
— Жаки, — прошептал он, отрываясь от моих губ, — какая ты вкусная. Как клубника со сливками.
Его губы переместились на мою шею, я запрокинула голову, полностью открывая ему доступ ко всему моему телу. Шея, бешено бьющаяся жилка, ключица. Его губы спускались всё ниже. А рука, поднимаясь все выше, прошлась по бедру, коснулась моих кружевных трусиков.
— Боже, как я хочу тебя. — Его бархатистый голос полностью обезоруживал меня. Он как будто окутывал меня коконом страсти, из которого я не могла, да и не собиралась выбираться. — Только не здесь. Нас могут увидеть. Малышка, пойдем в мою комнату.
Эти воспоминания, как яд проникают в мое сознание. Я сильно сжимаю кулаки, так, что ногти врезаются в мягкие ткани. Ощущаю боль. Боль — напоминание. Моргнув пару раз, чувствую, как внутри меня зарождается страх. Засосало под ложечкой, живот стянуло в тугой узел.
Я столько раз повторяла себе, что не боюсь его, что могу смотреть на него. Он мне ничего не сделает. По крайней мере, хуже уже не будет. Я наблюдаю за ними из-под полуопущенных век. Сара провела ладонью по его груди, при этом обернувшись ко мне. Она явно хотела, чтобы я увидела. И я видела. Но в сердце ничего не дрогнуло. Он не мой, и никогда моим не был. Даже тогда, когда был на мне или во мне.
— Ник, смотри, кто объявился. — Сара указывает на меня пальцем. — Как отдохнула? Куда ты там ездила?
Я молчу. Что я должна сказать? Что была в дурдоме? Ха, они будут рады это услышать.
Я смотрю на Николаса, но ничего не вижу. Его глаза. Они как пустыня ночью. Ничего не видно, сухо и темно. Когда-то мне казалось, что там можно разглядеть пламя его души. Не ту маску, что он показывает всем, а его настоящего. Но нет. Я ошибалась. Никакой маски нет, это и есть его душа, холодная и безжизненная.