– Что за божественной амброзией вы меня спаиваете, Патрис, и с какой целью? – шутливо спрашивает он, но с удивлением замечает, что язык слегка заплетается, а губы горят, и в голове такая воздушность, такая беспечность, какой не бывало, наверное, лет с пяти.
Патрис понимающе расплывается в улыбке, любовно берет бутылку, вертит ее вокруг своей оси и снова наполняет бокалы.
– Его привез мой друг Имс, он знает толк в винах. Кстати, если вы немного задержитесь, я думаю, встретитесь с ним, он должен прийти через, – Патрис бросает взгляд на старые круглые настенные часы, очень громко тикающие, – полчаса. Очень интересная личность, думаю, вам понравится.
Артур не столько хочет увидеть Имса, сколько хочет попробовать еще вина – и не уверен, что достаточно трезв, чтобы куда-то сейчас срываться.
Какая пошлость, думает он, какое безумие – прийти к научному партнеру, важному консультанту, старшему уважаемому коллеге и надраться до такой вот сладости.
Впрочем, это ли безумие?
Это свобода, Артур, такая редкая для тебя свобода, насладись же ею, кто знает, когда тиски, вечно сжимающие твою голову, еще раз разожмутся.
Может быть, никогда.
***
Появление «интересного Имса» он почему-то чувствует, когда тот едва приближается к жилищу Патриса. Тот входит без стука, и сразу же и веранда, и даже весь дом, да что там, вся старая улица наполняются чем-то особенным. Чем-то, свойственным только этому «Имсу».
Артур специально не оборачивается, чтобы продлить миг – чувствования без знания, он боится разочарования, он всегда во всем разочаровывается обычно.
Имс за его спиной, видимо, обнимает старика, хлопает его дружески по спине, выдает раскатистую, шумную шутливую тираду, словно щедро ссыпает в подставленную ладонь золотые монеты.
Он фамильярен, даже нагл, это Артур уже знает и не глядя на него. И он опасен. Совершенно точно, хотя Артур не знает, как эта опасность может касаться его. Имс в принципе опасен.
Артур оборачивается, и – бинго! – Имс похож на ленивую хищную кошку. На того леопарда, которого так долго кормил и привечал Зари – перед тем как его задрали.
Имс весь такой добродушный и приветливый, и улыбка у него до ушей, обаятельная до ужаса, и с первого взгляда он даже кажется недалеким, но есть какая-то недобрая точка у него в глазах – то ли серых, то ли зеленых, то ли желтоватых. Имс одет во что-то дорогое и одновременно небрежное, теплых цветов – песочное, розовое, бежевое, мокасины отдают рыжим, на шее блестит золотая цепь, из-под воротника рубашки виден острый край татуировки. Волосы у него намазаны гелем, как у гангстера 60-х, а пухлые губы сжимают зубочистку – ну прямо персонаж бульварного романа. На одном запястье – сложные часы-хронограф, а еще на обеих руках – кожаные и золотые браслеты и масса хитро сплетенных веревочек, некоторые с побрякушками. Обереги, вспыхивает узнавание в мозгу у Артура. Обереги, амулеты. Но, господи боже, зачем же так много?..
Артуру Имс активно не нравится.
Но все же он достаточно честен с собой, чтобы признать – Имс идет Момбасе, и Момбаса идет Имсу. Они органично смотрятся вместе, и Артур завидует – он не может так мимикрировать, это что-то животное, очень чувственное.
Все чувственное заставляет Артура блевать.
– А кто этот маленький принц? – лыбится Имс, быстро идет к Артуру, протягивает ему руку, крепко сжимает Артуровы пальцы, и вот тогда Артур заменяет термин «активно не нравится» на «слегка ненавидит». – Ого, да вы пьете то самое вино, видать, Патрис тебя сильно любит. Ну, я присоединюсь к вашей тесной компании.
И Артур проклинает себя за то, что остался. Сейчас уйти он точно почему-то не видит никакой возможности – голова кружится, щеки пылают, и рука никак не может забыть ощущение горячей, сухой чужой ладони.
От Имса пахнет чем-то свежим, и сладким, и терпким, и адреналиновым, и Артур ловит себя на том, что ноздри его против воли раздуваются, чтобы вобрать и запомнить этот запах.
Имс похож на свое вино.
Видимо, Артур решил сегодня напиться до беспамятства.
Глава 2
Имс собирается о-очень медленно.
Вечер только начинается, крыши старого города отражают небесный румянец, воздух пахнет призывом и обещанием приключений. Момбаса строит Имсу глазки зажигающимися фонарями, манит сладкими запахами ресторанов, дразнит вздувающимся тюлем занавесок.
Имс долго валяется в ванной, лениво скользит взглядом по дымчато-розовым мраморным плиткам, которыми отделана его ванная комната. Зеркала вокруг запотели, страницы книги напитались влагой и стремятся свернуться в трубочку. Имс сейчас как марципан: мягкий, тягучий, бескостный. Он терпеть не может ночные перелеты, но такая уж у него жизнь – никуда не денешься, иногда приходится жертвовать собой. Он добирался из Штатов почти целые сутки, через Нью-Йорк, Лондон и Найроби, и теперь твердо намерен целую неделю валять дурака. Спать до одурения, ходить в хамам, на массаж к Алишеру, обойти по порядку все свои любимые рестораны и забегаловки, а вечером – казино. И это только предварительный костяк плана, а сколько еще есть всяких приятных занятий, которыми он намерен украсить эту неделю!
Полусонный Имс лениво следит за дорожками, которые оставляют сконденсировавшиеся душистые капли на коже. Книжка отброшена в сторону, а Имс съезжает ниже и ниже, пока не погружается так, что вода щекотать губы. Вылезать не хочется – и засыпать не хочется тоже, и он, нежась, дрейфует в полузабытье, и так продолжается до тех пор, пока вода не становится холодной. Сумерки за окном из розовых и апельсиновых стали сливово-фиолетовыми, город за окном просыпается и потягивается, как хищник, чующий наступление ночи.
Имс ходит по квартире голый, потому что лень вытираться, и потому что ему нравится ощущение высыхающей на лопатках воды. Он долго разглядывает содержимое шкафа: настроение сегодня как кофе по-восточному, кардамон и мускатный орех, и предвкушает вечерний визит. В Момбасе между своими принято ходить в гости на пороге ночи, когда воздух из раскаленной лавы превращается в тягучий разогретый мед, и можно долго сидеть на верандах и балконах, неспешно беседуя и разглядывая ослепительную звездную сыпь над головой и дугу Млечного Пути.
Имс тратит почти час на то, чтобы одеться, прерываясь на кофе, на почитать почту и послушать скандал этажом ниже: там живут Индра и Амос. Амос – бывший бегун-олимпиец и на этой почве все еще помешан на здоровом образе жизни, а Индра – хозяйка лавки сластей. Противоположности, согласно законам мироздания, притягиваются, но с шумовыми эффектами. Нельзя сказать, чтобы Имса это хоть в малейшей степени раздражало.
Он перевешивается через балкон, не озаботившись надеть белье и брюки – все равно у него последний этаж, так что он никого своим видом не смутит, а даже если и так, то все равно наплевать – и кричит вниз:
– Индра! Он тебя недостоин! Брось его, приди в мои объятья! – и ржет, услышав, как Индра вопит из недр квартиры:
– Вот! Вот настоящий мужчина! Ты только посмотри на Имса! Вот кто всегда готов откликнуться на призыв женщины!
– Да он готов откликнуться на призыв углеводов, а не женщины, – вяло отругивается Амос.
Имс видит его кудрявую макушку – Амос тоже выходит на балкон, задирает голову и приветственно машет рукой.
– Слышал, как ты вчера приехал, – говорит он, ладонью разгоняя дым от сигареты. – Спина не отваливается?
– Отваливается, – соглашается Имс. – Как жизнь?
– Да как всегда, – отзывается Амос. – Кипим, как видишь.
– Это хорошо, – Имс чувствует, как в нем растекается уютная теплая радость.
Момбаса – это шкатулка со сластями, драгоценностями и удовольствиями. Это Имсов эквивалент тысячи и одной ночи, отредактированный им лично, где все устроено так, как хочется именно ему.
И все равно: это не отменяет сюрпризов.
***
Имс появляется у Патриса с большой белой картонной коробкой – в такие в кондитерских обычно упаковывают пирожные. Собственно, эта конкретная коробка как раз и набита пирожными под завязку: Индра сгрузила ему все, что, по ее мнению, было не стыдно показать другим, а Имс не дурак отказываться от того, что само идет в руки.